Вначале было слово, и произнес его Борис Покровский, обращаясь к Владимиру Дашкевичу: а не написать ли вам оперу “Ревизор”?
Дашкевич идеей этой сразу же зажегся и вместе с либреттистом Юлием Кимом принялся за работу.
В процессе которой первоначальный замысел все разрастался, обретая глобальные масштабы и порой заметно выходя за рамки комедии Гоголя (что абсолютно естественно при трансформации в совсем иной жанр), как, впрочем, и возможностей Камерного музыкального театра.
В итоге полнометражная авторская версия “Ревизора” увидела свет рампы в Новосибирской Опере, а для московской труппы композитор и либреттист сделали более компактную версию, из которой, по просьбе Покровского, убрали некоторые эпизоды, совсем уж далеко уводящие от Гоголя, вроде судилища над Хлестаковым.
А дальше начались странные вещи. Уже этот авторский вариант стал претерпевать в театре всякого рода метаморфозы, включая не только сокращения, но и перемонтировки, перетекстовки и т.п.
Покровский в этом процессе участия не принимал, тем более что подобное бесцеремонное обращение с авторской партитурой прямо противоречит его установкам. Почувствовав, что процесс вышел из-под контроля, Мастер снял свое имя с афиши и предоставил постановщикам самим отвечать за результат.
Композитор – после того, как еще летом, придя на репетицию, весьма резко отреагировал на манипуляции со своим произведением – также не имел возможности следить за процессом, не говоря уж о том, чтобы влиять на него. Поэтому и для него многое оказалось сюрпризом.
Так что же предстало на сцене Камерного театра под названием “Ревизор”? Человек, не знающий произведения Дашкевича в оригинале, скажет что-нибудь вроде: оперетка, водевильчик, забавный пустячок. Примерно в том же духе можно истолковать и приведенные в программке слова дирижера спектакля Владимира Агронского, не постеснявшегося, кстати, даже признаться на пресс-конференции в своем незнакомстве с полной авторской партитурой! От которой даже и в чисто количественном отношении в редакции театра осталось чуть больше половины.
Музыкальная драматургия Дашкевича общими усилиями “редакторов” оказалась разрушенной до основанья. Многие важнейшие темы исчезли вовсе, от других остались лишь осколки. Концепция композитора, во многом развивающая мысли самого Гоголя по поводу “Ревизора”, пришлась, что называется, не ко двору.
Соответственно, тема неуклонно приближающегося Судного дня, являющаяся в партитуре одной из главных, осталась лишь в оркестровом сопровождении дважды повторяемой с чуть измененными словами фразы Городничего (“Господа, я должен сообщить вам пренеприятное известие…”). Другая лейттема, которую можно было бы назвать темой надежды, также проходящая через всю оперу – в частности, на ее фоне поется фраза о “прибывшем по высшему именному повеленью…”, – изъята вовсе, а сама данная фраза просто, без нот и музыкального сопровождения, произносится в микрофон.
Что касается введенной Дашкевичем лирической линии, то она, будучи обрубленной со всех сторон, лишилась не просто развития, но и смысла. Маша, которая здесь куда больше похожа на куклу, нежели на задуманную композитором духовную сестру Татьяны Лариной или тургеневских девушек, почти концертно исполняет лирические номера, вырванные из контекста и потому кажущиеся просто вставными. Да и как еще, к примеру, может восприниматься романс “Не покидай меня, весна”, если он не вырастает из лейтмотива Маши, что в оригинальной партитуре проходит уже при первом ее появлении и вновь звучит в предшествующем дуэте с Хлестаковым, здесь сокращенном?
Под нож пошли также Увертюра и практически весь финал, партия Мальчика, монологи Автора и многие другие фрагменты партитуры, имеющие принципиальное, можно сказать, смыслообразующее значение и в совокупности как раз и позволяющие считать этого “Ревизора” именно оперой. Да и в собственно музыкальном отношении речь по большей части идет о далеко не худших ее страницах.
Впрочем, и то, что более или менее уцелело, интонируется во многом весьма приблизительно и как-то усредненно. Легкости, которую Владимир Агронский считает главным достоинством данной партитуры, в своей работе ему тоже по-настоящему достичь не удалось. Притом что репетиции продолжались не один месяц, оркестр и певцы в ансамблях регулярно не сходятся.
Мало что можно сказать на сей раз и о работе режиссера-постановщика Ольги Ивановой. Кроме придуманного вместе с художником Виктором Вольским гигантского изображения Гоголя, который, говоря словами режиссера, “в гениальном порыве творческого вдохновения продолжает исторгать из своей мощной груди все новые и новые типажи-образы…” (технически, кстати, эта идея также выглядит недостаточно проработанной), говорить, по существу, в общем-то и не о чем. В том числе и о серьезной работе с актерами (каковая в прежние времена принадлежала к сильным сторонам этого режиссера).
Поэтому опытным мастерам (таким, к примеру, как Алексей Мочалов – Городничий) в основном остается лишь в той или иной мере варьировать то, что они уже многократно на этой сцене делали, а молодым – как-то к ним пристраиваться. Однако при наличии отдельных достоинств у отдельных исполнителей назвать хотя бы одну работу действительно яркой удачей довольно затруднительно.
…На пресс-показе композитор, шокированный тем, что сотворили с его оперой, покинул зал. Потом, однако, все же вернулся и даже выходил на поклоны, не желая идти на разрыв с театром. Он надеется, по собственным словам, добиться каких-то изменений, восстановления отдельных номеров. Но даже если театр на это пойдет, вряд ли такими полумерами удастся что-то изменить принципиально.
У дайджеста – своя логика, и целостным произведением он вряд ли станет. А театр преподнес зрителю именно что дайджест или, если угодно, комикс по “Ревизору” для не слишком требовательного зрителя. Правда, в Камерный театр всегда ходил зритель иного уровня, но времена меняются. И многие из пришедших на этого “Ревизора” были вполне довольны: веселенькая по большей части музыка, актеры играют что-то отдаленно похожее на Гоголя, и все, включая антракт, длится около двух часов. В отличие от полной авторской версии здесь зрителя ничем не “грузят”, и в качестве послевкусия у него остается, как у Хлестакова, “легкость необыкновенная в мыслях”.
Обидно только, что многие именно по этому спектаклю будут судить о “Ревизоре” Дашкевича, тем более что в афише даже не указано, что речь идет о редакции театра (в программке же, кстати, автором оперы “Ревизор” назван… непосредственно Гоголь).
Подлинника же Москва в ближайшее время, скорее всего, так и не узнает, поскольку спектакль Новосибирского театра эксперты “Золотой Маски”, по каким-то им одним ведомым мотивам, на фестиваль не отобрали. Надежда разве на то, что директор театра Борис Мездрич найдет спонсоров и представит этот спектакль вне рамок “Маски”, или же его покажет канал “Культура”.
Дмитрий Морозов, газета “Культура”