2006 год, заранее официально объявленный правительственными верхами Годом Шостаковича, с раскачкой относительно музыкального празднования юбилея ударно набирает обороты лишь в последнем квартале уходящего года. Поэтому неудивительно, что предстоящие концерты почти через один содержат сочинения Дмитрия Дмитриевича.
13.10. Концерт Российского Национального оркестра. Большой зал консерватории.
14.10. Концерт Большого симфонического оркестра им. Чайковского и Камерного хора п/у Владимира Минина. Концертный зал им. Чайковского.
Например, фестиваль Московской филармонии к 100-летию Шостаковича еще только в начале своего концертного пути. Два события предстоят и на этой неделе.
13 октября в Большом зале консерватории Российский Национальный оркестр и молодой, но уже заслуженно известный дирижер Владимир Юровский исполнят программу с упором на цифру 6: прозвучит Шестая симфония, сюита для контральто и камерного оркестра «Шесть стихотворений Марины Цветаевой» (солистка Марианна Тарасова), Шесть романсов на слова японских поэтов для тенора с оркестром (солист Всеволод Гривнов).
Почти семь десятилетий назад от премьеры Шестой ждали каких-то сверхъестественных впечатлений, но сочинение оказалось полной неожиданностью для внимавших. Больше всего обескуражила трехчастность симфонии (классическим считается четырехчастный цикл), что привело к едкому впоследствии замечанию критиков: «симфония без головы» – так окрестили сочинение.
14 октября Большой симфонический оркестр – дирижер Владимир Федосеев с Московским камерным хором Владимира Минина в концерте из одного отделения представят Тринадцатую симфонию для баса, хора басов и оркестра на слова Евгения Евтушенко.
Несчастливый номер симфонии сказался на нелегкой судьбе произведения. Один за другим от исполнения отказывались солисты и дирижеры. Незадолго до премьеры Никита Хрущев выразил недовольство тем, что в симфонии поднимается «еврейский вопрос», хотя фашисты убивали не только евреев. Но опасаясь отрицательной реакции Запада на запрет исполнения сочинения Шостаковича, премьеру, о которой шумела уже вся Москва, все же разрешили (запретив писать о ней в прессе).
Также легенда гласит, что на одной из репетиций аппаратному чиновнику, по долгу разведслужбы оказавшемуся в окружении музыки, стало дурно, настолько ужасающе подействовала на него музыка.
И действительно, Тринадцатая симфония – симфония-монолог, симфония-проповедь, она задевает за живое чувства и сознание слушателя, настолько наглядно устрашает образность симфонии, передающей своей музыкальной лексикой всю чудовищность расизма и авторитарности с последствиями, выраженными в человеческих жертвах – миллионах задушенных, заживо погребенных, расстрелянных, сожженных.
Елена Ложкина, “Независимая газета“