В Москве в эти дни проходил Международный конкурс им. Чайковского. Кавакос, который был членом его скрипичного жюри в первом туре, покинул коллег по судейской команде раньше времени ради давно запланированной серии выступлений с ИФО в Израиле.
Сибелиус как впервые
В иерусалимском концерте нашего оркестрового флагмана 29 июня центральным событием стало исполнение Скрипичного концерта Сибелиуса. Обрамляющие его чисто оркестровые произведения прозвучали превосходно, особенно 2-я симфония Шумана, в которой ИФО и дирижировавший в тот вечер его нынешний главный гостевой маэстро, итальянец Джанандреа Нозеда сумели передать и драматический накал первой части, и скерцозную полетность второй, и романсовую задушевность третьей, и триумфальный восторг финала.
Открывавшая программу пьеса израильского композитора Лиора Навока “Первинки”, написанная в 1997 году, но исполнявшаяся впервые, похоже, устарела еще до появления на сцене, но и в ней дирижер и оркестр сделали все, что могли. И все же “вечер сделал” греческий скрипач Леонидас Кавакос с его Сибелиусом.
В Москве в те же дни проходил Международный конкурс им. Чайковского. Кавакос, который был членом его скрипичного жюри в первом туре, покинул коллег по судейской команде раньше времени ради давно запланированной серии выступлений с ИФО в Израиле. Я вспомнил об этом не только для того, чтобы поблагодарить скрипача за верность своим обязательствам, но и для невольно напрашивающегося сравнения. Вышло так, что в финале конкурса трое участников из шести играли именно Концерт Сибелиуса. Играли технически безупречно, более или менее убедительно, но всегда достаточно ярко.
Услышав их всех до Кавакоса, я с интересом ждал, чем ответит им бывший член жюри. Может, сыграет первую редакцию Концерта, которую он записал на диск наряду со второй, словно специально, чтобы показать, как гений порой отказывается от очень красивых музыкальных фрагментов ради большей убедительности целого?
Нет, греческий скрипач на сей раз предпочел каноническую вторую редакцию. Но как он ее сыграл! Это была не просто красивая, эмоциональная и виртуозная музыка, как у многих и многих его коллег. Перед нами прошла целая жизнь, явленная в звучании.
Поразительно было и то, что в произведении, которое мы знаем наизусть, нельзя было предугадать ни одного интонационного поворота, ни одного исполнительского решения – все фразы буквально произносились так, словно они рождались прямо перед нами, а не были написаны сто с лишним лет назад. И оркестр во главе с Нозедой отвечал скрипачу тем же, переживая давно известную и навязшую в зубах музыку словно впервые, с восторгом и упоением.
Малер – сегодня и навсегда
Можно было заранее предсказать, что в программе, которую ИФО представил в Иерусалиме 5 июля, в центре внимания будет 9-я симфония Малера. В фильме Кена Рассела “Малер” – скорее фантазии на биографические темы, чем документальном рассказе о жизни великого композитора и дирижера, ─ появляется некая женщина, которая говорит Малеру, что он все знает о смерти, потому что вся его последняя симфония – о ней. Позволю себе не согласиться. Девятая – симфония не о смерти, а о жизни во всей ее полноте и о прощании с ней. Соседства с этой музыкой мало какая другая выдерживает.
Так было и на этот раз. Грузинская пианистка Катя Буниатишвили, которую мы открыли для себя в 2008 году на Конкурсе им. Рубинштейна, блеснула во 2-м фортепианном концерте Листа и техническим совершенством, и буйным южным темпераментом, и палитрой разнообразных звуковых красок (пожалуй, для полного покорения непростой акустики столичного зала “Биньяней ха-ума” ей изредка не хватало лишь мужской мощи). Однако пафосная декламация и артистическая лирика листовской музыки, несмотря на все старания пианистки, померкли перед малеровским беспощадным трагизмом и исповедальностью “на разрыв аорты”.
Правда, дирижировавший в этот вечер пожизненный музыкальный директор, 79-летний Зубин Мета до поры до времени словно остерегался погружаться в эту стихию и вел оркестр, скорее, как стратег, наблюдающий бой со стороны.
Впрочем, музыка Малера настолько затягивает эмоционально и сама по себе, без усилий интерпретатора, что следить за ней было все равно увлекательно (хотя в первой части слух невольно отметил некоторые шероховатости, непростительные для оркестра такого уровня).
И лишь в финале, где накал музыкальных переживаний достигает максимума, несмотря на отсутствие ярких интонационных событий и завороженный повтор немногих фраз, Мета и оркестр наконец отдались музыке полностью, без остатка. И когда прощальный взгляд с горних высот на грешную землю угас, видно было, что дирижеру едва достало сил на поклоны восторженным слушателям…
В заключение несколько слов не о музыке, а о том, что ей мешает. В последнее время в “Биньяней ха-ума” со страхом ждешь тихих эпизодов, потому что именно в этот момент обязательно зазвонит телефон в зале или вне его, у кого-то из обслуги. Господа, а что, без мобильников теперь нельзя прожить и минуты?