Встречи с зарубежными вокалистами – одна из непременных составляющих “Декабрьских вечеров Святослава Рихтера”.
Сформировалась целая плеяда артистов, которых в Москве иначе как в декабре не услышишь.
На нынешнем фестивале в Белом зале Музея изобразительных искусств имени Пушкина выступают и старые знакомые, артисты еще рихтеровского призыва (бас-баритон из Нидерландов Роберт Холл), и герои новых фестивалей (полюбившийся москвичам английский контратенор Майкл Чанс), и знакомые новые – в этом году ими стали Ангелика Кирхшлагер из Австрии и Урсула Кригер из Польши.
Открыла вокальную программу “Вечеров” австро-немецкая дива Ангелика Кирхшлагер. Она представила программу, в которую вошли песни Брамса, Шуберта, Моцарта, Корнгольда и Лефлера. Дополнительному ажиотажу вокруг концерта способствовало и участие в нем двух выдающихся инструменталистов.
Аккомпанировал певице французский пианист Жан-Ив Тибоде, а в качестве “сессионного музыканта” выступил Юрий Башмет, сыгравший партию альта в вокальных циклах Брамса и Лефлера.
Ажитации поддалась даже музейная сигнализация. Непонятно, что было тому виной: переполненный зал, телевидение, установившее камеры и дополнительное освещение, или простое стечение обстоятельств, но первое отделение концерта было основательно скомкано периодическим включением сирены.
Больше всех не повезло Башмету – его единственный сольный номер, соната “Арпеджионе” Шуберта, прерывался визгом сигнализации трижды. К чести музыканта, он невозмутимо продолжал игру, так же, как и Кирхшлагер, на долю которой тоже выпало это испытание. Хотя как знать: не показать виду и не потерять настрой совсем не одно и то же.
Во всяком случае, лишь во второй части концерта, когда сигнализация была усмирена, можно было хотя бы попытаться понять, за что так ценят певицу в Зальцбурге и Берлине. Раритетные (по крайней мере, для нас) Корнгольд и Лефлер прозвучали живо и интригующе, в отличие от академично поданных классиков.
Пять песен (op. 38) были написаны Эрихом Корнгольдом вскоре после завершения Второй мировой войны и служат определенной вехой в творчестве композитора, родившегося в Моравии, жившего в Австрии и бежавшего от надвигающейся на Европу грозы в Америку. Судьба автора словно зашифрована в этом сочинении – за тремя песнями на немецком следуют две на английском, а музыкальный язык удивляет смесью модернизма начала века и голливудского “киносаунда” (Корнгольд в США действительно писал музыку к фильмам и даже стал лауреатом “Оскара”).
Для Ангелики Кирхшлагер цикл Корнгольда – также произведение этапное, именно его она записала на своем дебютном диске. Именно в песнях Корнгольда Кирхшлагер наконец продемонстрировала полный диапазон своего голоса, подключив нижний регистр – в первом отделении не покидало ощущение, что певица забралась выше своей природной тесситуры, из-за чего голос звучал обедненно.
Еще один композитор-путешественник, Чарльз-Мартин Лефлер (1861 – 1935), родился в Германии, успел пожить во Франции и даже на Украине, но в итоге значится в энциклопедиях как американец – большую часть жизни он провел в США, где под конец жизни увлекся джазом. Кирхшлагер выбрала сочинение, вдохновленное европейской культурой, – в своем вокальном цикле на стихи Бодлера и Верлена композитор внимательно прислушивается к прихотливой мелодике французского стиха.
После исполнения этого произведения сложилось окончательное впечатление о Кирхшлагер как о специалистке по музыке “переходных эпох”, в которой надо поймать отголоски разных влияний. Того, чем Кирхшлагер завоевывает аудиторию на оперной сцене, увидеть и услышать так и не удалось.
Мультикультурной оказалась и программа, представленная меццо-сопрано из Польши Урсулой Кригер в сопровождении пианиста Хартмута Хелля, хотя звучали произведения одного композитора – Кароля Шимановского.
Начав с немецкоязычных произведений своего соотечественника, Кригер спела и англоязычный цикл на слова Джеймса Джойса, а на бис наконец прозвучал и польский язык. Многоязычие Шимановского и оказалось самым интересным в концерте. Исполнение Урсулы Кригер было аккуратным, но лишенным эмоций. Получилось что-то вроде исследования на тему “Если бы Скрябин писал романсы” (Скрябин, отчасти Рахманинов и парадоксальным образом ранний Прокофьев приходят на ум, когда слышишь вокальную лирику Шимановского).
Зато выше всяких похвал оказался концерт Майкла Чанса. Казалось бы, уже понятно, чего от него можно ждать – визиты знаменитого представителя британской контратеноровой школы в Москву и Петербург стали за последние годы регулярными. Нам хорошо знакомы особенности голоса певца (если бы контратеноры делились на лирических и драматических, то Чанс мог бы служить образцом лирического), его великолепная фразировка и дыхание. И все-таки всякий раз при встрече с вокальным чудом остаешься в восхищенном недоумении.
Чанс, которому чутко и изящно аккомпанировали музыканты петербургского ансамбля “Солисты Екатерины Великой”, пел классику, если так можно выразиться, контратеноровые шлягеры: арии из опер Монтеверди и Генделя и кантату Вивальди “Nisi Dominus”. Первый раз зал зачарованно затих, когда Чанс начал петь вещь не самую выигрышную с обычной точки зрения: в Adagiati Poppea из “Коронации Поппеи” Монтеверди нет ни пышного барочного орнамента, ни особой виртуозности – несколько нот в скромном сопровождении basso continuo. Но эти ноты Чанс сумел так протянуть во времени, наполнить таким сладостным томлением, таким светом и теплом, что заставил забыть о непонятной московской зиме и оставшихся за стенами зала проблемах.
Вторая головокружительная фермата Чанса пришлась на такой же простой по рисунку эпизод из Вивальди. Еще одна ария Генделя и мадригал Монтеверди на бис – и рецепт солнечного света от Чанса был вручен восхищенной публике.
Дмитрий Абаулин, газета “Культура”