Вспоминая премьеру “Доктора Живаго” Антона Лубченко.
В конце января Германия оказалась буквально во власти оперных премьер. В Ольденбурге на сцене Городского музыкального театра был поставлен «Идиот» М. Вайнберга, в Немецкой опере Берлина – «Леди Макбет Мценского уезда» Д. Д. Шостаковича, а в баварском небольшом городке Регенсбург состоялось и вовсе громкое событие – мировая премьера оперы «Доктор Живаго» молодого российского композитора и дирижера Антона Лубченко.
И хотя, с той поры минуло уже немало времени, вокруг премьеры разразился небывалый шквал негодования, вызванный эпатажной режиссурой румына Сильвио Пуркарете.
Внимание прессы было исключительно сосредоточено на скандале, между тем, хотелось бы немного поговорить и о музыке, силу воздействия которой испытали на себе слушатели, пришедшие на премьеру спектакля в театр Регенсбурга. Первые оба вечера за пультом оркестра местного театра был автор оперы – Антон Лубченко.
Вообще, ощущения от встречи с музыкой российского композитора остались очень волнительные. В опере неразрывно связаны между собой эпос и драма, есть система лейтмотивов, оркестр очень яркий и эмоциональный, солистам отведены сложнейшие сольные и ансамблевые эпизоды, чрезвычайно важен и хор, как неотъемлемый участник сценического действа, продолжающегося около трех часов.
Напомню, что премьера «Доктора Живаго» стала совместной копродукцией театра Регенсбурга в сотрудничестве с Государственным Приморским театром оперы и балета во Владивостоке. Режиссером спектакля выступил Сильвиу Пуркарете, за сценографию отвечал Гельмут Штрюмер.
В течение всего спектакля серое пространство сцены освещалось бледным светом, костюмы персонажей выглядели блеклыми на фоне темных очертаний. Символика страха и отчаяния, поединок со смертью отражает не только суть романа Пастернака, но и текст либретто, написанного самим Антоном Лубченко.
Основное действие оперы сконцентрировано на взаимоотношениях Юрия Живаго и Лары Антиповой. Главные партии на премьерных спектаклях были поручены замечательным певцам: солисту московского театра «Новая Опера» Владимиру Байкову (Живаго) и Михаэле Шнайдер (Лара). В остальных ролях были заняты солисты из Санкт-Петербурга, Владивостока и Регенсбурга: Виталий Ишутин (Стрельников и Комаровский); Алексей Костюк (Раненный из госпиталя); Андрей Попов (Сивоблюй); Вера Егорова (Кубариха).
Владимир Байков, исполнитель главной роли:
«Для меня Живаго в первую очередь поэт, а не доктор, так как стихи настолько гениальны, что как-то иногда даже и забываешь о его профессии, тем более, если учесть тот факт, что композитор использовал немалое количество стихов Живаго в этом либретто.
Все трагедийные события в жизни Живаго отходят на второй план. Ведь даже в самые трудные моменты его жизни, как писал Пастернак в своем романе, на него иногда вдруг совершенно непонятно откуда снисходило ощущение счастья. Я думаю, что это абсолютно неслучайно. И вот такие моменты просветления характеризуют его как поэта.
На меня очень сильно воздействовала музыка Антона Лубченко. Оркестр и хор театра в Регенсбурге достойно справились со своей задачей, звучали они неплохо. Я нисколько не жалею о своем участии в данной постановке, потому что здесь нам была дана масса творческих возможностей – ты не только поешь, но и играешь, создаешь новый образ. Это, несомненно, порождало бурю эмоций.
А еще мне бы хотелось отметить камерность этой оперы. Хотя она, в общем-то, эпическая и по охвату времени, и по средствам (оркестр большой, вокальные партии предельно трудные), но, вспоминая стихотворения Юрия Живаго, положенные Антоном Лубченко на музыку, понимаешь, что они очень интимны. Когда поешь такие запредельно гениальные стихи Пастернака, это настолько рождает в тебе сильные эмоции, что, в общем, для меня это как будто ощущение сольного концерта, когда никакого коллектива рядом нет, и ты стоишь один на сцене и просто пытаешься передать свои чувства публике.
Голос поэта на фоне событий войны и мира для меня является некой камерностью, когда ты пытаешься на себе замкнуть весь зал»
Возвращаясь к музыке оперы, отмечу, что Антон Лубченко не миновал влияний русской оперной классики, в частности своих великих предшественников: М. П. Мусоргского, П. И. Чайковского, и конечно же, С. С. Прокофьева, нитями музыкальных идей которого пропитана ни одна страница загадочной партитуры российского композитора.
И хотя немецкая пресса, почти в один голос, отзывалась о “псевдотрадиционализме” и всевозможных “романтических клише русской музыки”, не заметить оригинальности мысли композиторского письма молодого автора и с какой сноровкой это было оркестровано, было просто невозможно.
Да и вообще восторгаешься той красотой мелодий и богатством гармоний, к которым прибегнул автор. При этом необходимо учесть, что на создание музыки ушло немалое количество времени, почти шесть лет.
Антон Лубченко:
«Я достаточно долго искал сюжет из русской литературы, которой подошел бы для создания столь сильной психологической музыкальной драмы. Мне хотелось сочинить оперу, в которой любовная линия была бы вписана в исторический контекст, подобно тому, как это происходило в “Хованщине” М. П. Мусоргского, “Мазепе” П. Чайковского, “Семене Котко” и “Войне и мире” С. С. Прокофьева. Мне хотелось продолжить эти традиции, сплавив их в одном “котле”.
И “Доктор Живаго” Бориса Пастернака подошел как нельзя лучше. Роман привлек возможностью показать русского человека начала ХХ века, его конфликт между поэтическим внутренним миром и реалиями времени катастроф, тем, как человек проносит любовь и свет сквозь войны и революции.
Уже несколько десятков лет в русской музыке не было таких крупных опер, которые бы объединяли и исторический пласт и при этом являлись бы такой сильной психологической драмой.
Либретто оперы значительно отличается от романа Пастернака. Ведь огромную эпопею нельзя вместить в трехчасовой спектакль так, чтобы совершенно не потерять ни одной линии.
Передо мной стояла задача выбрать самые динамичные ключевые сцены и все это в достаточно сжатом виде подать слушателю. В романе очень большое количество действующих лиц, сценически это все сложно осуществить. Мне хотелось следовать за Прокофьевым в том плане, чтобы увеличивать огромное количество действующих лиц.
Я приступил к написанию этой оперы в конце 2008 года, какие-то фрагменты дописал спустя несколько месяцев. А потом и вовсе эту работу отложил. И лишь в 2012 году мне предложили в Регенсбурге закончить это сочинение и там же провести на сцене музыкального театра мировую премьеру.
Три года паузы не прошли бесследно для моей оперы. Я постоянно размышлял, думал и возвращался с новыми идеями к написанию. Либретто за это время я изменил в сторону усиления любовной линии благодаря лирике Пастернака. Туда вошло больше авторских стихов, я нашел возможность собрать разные варианты текстов не только из романа «Доктор Живаго», но и из «Охранной грамоты» Б. Пастернака, там же есть и фрагменты переписки поэта с Ольгой Ивинской.
Кроме того, в последней сцене оперы два писателя, рассуждая о жизни в России, произносят в разговоре текст выступления Пастернака в 1934-м году на вечере памяти М. Ю. Лермонтова: “Для Запада жить всегда представлялось лёгким и обыденным. Нам же, русским, всегда было легче сносить и свергать татарское иго, воевать и болеть чумой, чем жить”»
– Ассоциируете ли Вы героя романа Пастернака с самим автором?
– Мне так не кажется, хотя, безусловно, сам автор параллели проводил между Живаго и самим собой. Я все-таки писал оперу не о Пастернаке, а больше о собирательном образе русского интеллигента первой половины XX века.
Меня интересовал русский характер, тот тип человеческой личности, которая сталкивается с такими катаклизмами прошлого столетия как война и революция, конфликт внутреннего «я» и окружающего мира.
– «Музыкальность» стихов Живаго в этом романе Вы ведь тоже не могли не почувствовать?
– Для меня поэзия Пастернака в этом романе является может быть самой сильной стороной сочинения. Стихи из «Доктора Живаго» я люблю больше всего, и именно они и вдохновили меня на создание оперы, потому что каждая строка лирики Пастернака безумна музыкальна. Ведь он изначально думал, что может стать композитором.
Борис Леонидович занимался композицией в классе у Р. Глиэра в московской консерватории. Есть прекрасная фортепианная соната, ряд прелюдий Пастернака. И хотя, им не так много создано, но у него есть абсолютно авторское лицо в музыке. Там есть что-то от Скрябина, но это – ни в коем случае не подражание стилю композитора.
Музыка Пастернака имеет много схожих черт с его лирикой. Звучащий эротизм его стихов, буквально наэлектризованный, который присущ его поэзии, заключен и в музыке. И в этом фонетика его слога. Это необходимо просто суметь расслышать. Так что музыка Пастернака тоже дала мне исходный импульс для создания оперы.
– Возвращаясь к кастингу солистов, которые участвовали в регенсбургской премьере сочинения, каким образом подбирался состав певцов?
– Мы это делали совместно с Приморским театром оперы и балета во Владивостоке, причем я подписывал контракт в немецком театре еще до своего официального назначения на должность художественного руководителя оперного театра в Приморье.
Когда опера была уже закончена, Йенс Нойндорф фон Энцберг, интендант музыкального театра Регенсбурга схватился за голову, увидев клавир, потому что там было очень большое количество теноровых партий. В театре Регенсбурга нет стольких теноров, необходимо было обязательно приглашать и объявлять кастинг певцов. А так как текст у Пастернака достаточно колоритный, то иностранным певцам тяжеловато было бы с ним справляться, поэтому я и предложил руководству театра идею привлечения наших вокалистов из Москвы, Санкт-Петербурга и Владивостока.
– А когда Вы писали оперу, то ориентировались на тембр кого-то из певцов в данных партиях?
– Нет, я этого не делал. Я вообще не сторонник создания сочинений, особенно вокальных в расчете на какого-то конкретного человека, ориентироваться в своих художественных замыслах на какой-то голос не совсем правильно.
– Вы ведь эту оперу посвятили Констанце Кёнеманн?
– Да, дело в том, что она является моим большим дорогим другом. Она руководит Лондонским агентством артистов Haydn Rawstron Limited, а с начала сезона 2015-2016 годов Констанца возглавит национальную оперу в Гамбурге. Эта удивительная женщина приложила немало усилий для постановки моей оперы здесь в Регенсбурге и пригласила на главную роль Владимира Байкова, одного из лучших российских баритонов, чему я был очень рад.
– Возвращаясь к музыкальному языку сочинения, в опере есть система лейтмотивов главных героев. Каково было Ваше отношение к оркестру и какую он выполняет функцию?
– Наряду с системой лейтмотивов там есть все атрибуты русской классической оперы. Оркестр здесь занимает такое же положение и место как это сложилось в первой половине XX века. Со времен Глинки оркестр выполнял функцию аккомпанемента, но уже в эпоху Прокофьева, в таких могучих полотнах как «Семен Котко» и «Война и мир» роль оркестра, несомненно, возросла и это уже просто полноценная симфония с вокальными эпизодами.
Я очень многое почерпнул от Мусоргского, Чайковского и, конечно же, Прокофьева, причем в первую очередь в отношении текста.
Мне пришлось справиться с непростой задачей омузыкалить прозаический текст Пастернака, так что опыт Прокофьева для меня оказался очень полезным. Конечно, много можно было искать чего-то такого новаторского.
Я не ставил перед собой задачи создавать что-то такое экспериментальное, напротив, я стараюсь писать такую музыку, которую мне было бы интересно слушать самому. Я далек от того понимания к музыке, что она чем-то родственна математике, с ее бесконечными формулами. Я ни в коем случае не хочу здесь обидеть ни модернистов, ни авангардистов. Любая музыка имеет право на свое полноценное существование. У каждого автора есть свои взгляды и предубеждения, но мне такая музыка не близка, я ее никогда не дирижировал и не собираюсь этого делать. Ну и тратить время на написание такого рода музыки у меня особого желания нет.
А что касается постановки «Живаго» в Регенсбурге, то смело могу заявить: «Автор в любое из своих произведений вкладывает душу, и в конечном итоге за ним решается судьба постановки, хорошая она будет, или нет. Ведь, если публике нравится этот спектакль, то она явно неравнодушна к режиссуре господина Пуркарете. Тогда с афиши надо снимать мою фамилию. Я лично в эту режиссуру подобных мыслей не вкладывал.
Не скрою, может быть, спектакль и талантливый с режиссерской точки зрения. Однако, ко мне это никакого отношения не имеет, поэтому, вне каких-то тех, или иных инсинуаций на эту тему, всякие попытки связывать прошедшие события с политическими аспектами, это все ни причем. Решать, адекватна ли эта постановка к тому, что я написал, или нет, принадлежит автору. И моя позиция на этот счет очевидна!»
*****************
25 февраля 2015 года во Владивостоке запланирована российская премьера полуконцертной версии оперы «Доктора Живаго» Антона Лубченко, которая состоится на сцене Приморского театра оперы и балета. В ней примут участие солисты, хор и симфонический оркестр театра, за пультом которого в тот вечер будет стоять сам автор – Антон Лубченко.
Виктор Александров (Регенсбург, Германия), ClassicalMusicNews.Ru