«Прекраснейшая опера. (…) Перед нами исключительная и наделенная огромной жизненной силой партитура, которая, вне всякого сомнения, могла бы по праву войти в репертуар оперных театров мира, если бы не было так трудно найти певцов, в состоянии справиться с трудными ролями, которые требуют владения тесситурой и понимания драматического смысла»,
– написал некогда об опере Доницетти “Анна Болейн” известный знаток творчества композитора Доменико Данцузо.
По вышеупомянутым причинам “Анна Болейн” не слишком часто мелькает в репертуаре театров, но нельзя сказать, что она вовсе не балует любителей бельканто своим появлением.
Прошло одиннадцавть лет с того момента, как на сцене веронского театра Филармонико показали оперу Доницетти “Анна Болейн” в постановке знаменитого английского режиссера Грэма Вика. Нечасто приходится видеть спектакль такого высокого класса и, следовательно, забыть его нельзя.
И вот, к радости ценителей истинного театра и знатоков бельканто, “Анна Болейн” вновь вернулась в Верону, естественно, с новым вокальным составом.
Подлинным соавтором Вика явился сценограф Пол Браун (ныне уже покойный, к глубокому сожалению), создав совершенно поразительную в разящей простоте и неотразимой эффектности конструкцию из двух движущихся помостов. Пересекаясь в форме креста, они прозрачно намекали на разрыв короля Генриха с католической церковью.
Первое, что бросалось в глаза после того, как взвился кроваво-красный занавес,- кровать под балдахином, ясный намек на страсть короля Генриха к перемене жен. На фоне вступления все шестеро, полуодетые, проходили по сцене, а в конце спектакля они появлялись снова, одетые в траур.
Браун оперировал ослепительными и “говорящими” цветами: красным, черным и белым, создавая живые картины, в которых порой узнавались прославленные исторические портреты: в сцене охоты Анна и Генрих неподвижно восседали на бутафорских лошадях под падающим снегом, он же красный дождь в конце сцены – намек на кровавый конец истории королевы.
Хор, одетый в черное, Вик расположил сбоку, вне двигающихся помостов. Малоподвижный, он был подобен хору в древнегреческой трагедии, который пассивно присутствует при свершении судьбы главных героев. Великолепные режиссерские решения Вика проясняли тонкости истории, рассказанной в либретто: сломанный крест намекал на роль Анны в разрыве английской церкви с католическим престолом, и в момент мученичества королевы части креста воссоединялись.
Из современных певиц только Мариэлла Девиа могла воплотить роль Анны, и именно при ее дебюте в этой священной роли присутствовали немногочисленные счастливцы.
Изумительная певица, умной и многолетней работой развившая технику до недосягаемых высот, и это при отсутствии незабываемого тембра голоса, спела финальную сцену, некогда прославившую Каллас, вызвав дрожь в публике, хотя в целом ее интерпретацию роли Анны характеризовал привычный холодок.
Ныне Мариэлла Девиа простилась с оперной сценой, простилась священной ролью Нормы. На сцене появилось новое поколение певиц, готовых сразиться с партией Анны Болейн, по-своему тоже священной, и одна из них, Ирина Лунгу, выступила в театре Филармонико.
Выступила превосходно, необходимо признать, показав себя в качестве тонкой актрисы, которой подвластно разнообразие оттенков, и прекрасной певицы.
Лунгу обрисовала Анну молодую и несколько хрупкую, наделенную душевной тонкостью, некогда обменявшую юношескую любовь на право называться королевой и самым искренним образом в этом раскаявшуюся. Голос Лунгу не является драматическим сопрано с колоратурой, и певица осталась верна природе инструмента, которым ее одарила природа; пела нежно, кристально, проникновенно. За знаменитую сцену безумия публика устроила ей нескончаемую и полностью заслуженную овацию.
Подстать исполнительнице главной партии была Аннализа Строппа в роли Джованны Сеймур, новой пассии коварного короля Генриха: она показала себя не только как певица с голосом яркого тембра и крепкой вокальной техникой, но и как весьма искусная актриса. Ее Джованну раздирали сочувствие королеве и желание взойти на трон; дуэты двух женщин звучали с подлинным великолепием.
Из мужчин трудно было отдать кому-либо предпочтение. Антонино Сирагуза, признанный художник вокала, за плечами которого славная и безупречная карьера, кажется, превзощел самого себя в партии Перси. Его высокий и звонкий тенор без видимого труда преодолевал трудности партии, дикция была самой прозрачной, а персонаж – самым убедительным.
Мирко Палацци создал поразительный образ лицемерного и бессердечного короля Генриха Восьмого, способный вызвать чуть ли не дрожь у публики. Артист с искусством носил костюм, вдохновленный знаменитым портретом Ханса Гольбейна. Голос Палацци, не безмерный, но «умный», довершил впечатление. Певец поразил мягкостью и прозрачностью звучания и тщательностью расставленных акцентов.
Мануэла Кустер создала самый живой образ пажа Сметона и дополнили вокальную «картину» Романо Дель Дзово – лорд Рошфор и Рикола Памио – Сэр Херви.
За пультом стоял испанский дирижер Жорди Бернасе; он провел оперу корректно, аккуратно и мягко сопровождая певцов, но в целом партитура Доницетти оказалась лишенной ярких и индивидуальных красок. Хор Арена ди Верона, подготовленный Вито Ломбардо, как всегда, внес неоценимую лепту в успех спектакля.
Возвращение постановки Вика-Брауна на сцену Филармонико и исполнение главных партий Лунгу, Строппа, Сирагузой, Палацци и Кустер меломаны горячо приветствовали: кто знает, сколько придется ждать того момента, когда трудная партитура Доницетти вновь получит такое достойное воплощение.
Ирина Сорокина, Верона