Не читали до этого? Содержание
Вот и началось – медленная, непрекращающаяся борьба за карьеру. Я поступил в университет Настоящей Жизни. Годы с 1926 по 1939 были моей начальной, средней и старшей школой. Годы с 1939 по 1943 стали университетом.
Правда, в университетах в лучшем случае учат, как учиться, а я это уже умел. Теперь мне необходимо было сделать свои умения пригодными для профессионального использования.
Пол Стос пытался найти для меня ангажементы на западном побережье и в других частях страны. Он звонил дирижерам оркестров, сообщал им мой репертуар, рассказывал о рецензиях на мои выступления и спрашивал, не хотят ли они выступить со мной. Моим гонораром за концерт тогда были две-три сотни долларов, не больше. Я играл везде, где предлагали.
Западное побережье стало для меня школой путешествий. Я научился быть благодарен за маленькие радости: к примеру, когда удавалось получить билет на нижнюю, а не на верхнюю полку в поезде.
Если я путешествовал с Бетти Александер – конечно, я уступал ей нижнюю полку, а сам залезал наверх, пытаясь сообразить, как можно снять с себя одежду, натянуть пижаму и более или менее удобно устроиться, при том, что между полкой и потолком расстояние было не более восьми дюймов, а со мной был еще и скрипичный футляр.
Внутри был тот самый Гваданини за шесть с половиной тысяч долларов, который подарила мне Люти Гольдштейн. Среди мастеров, делавших по-настоящему хорошие скрипки, Джованни Баттиста Гваданини, который родился в 1711 и умер в 1786 году, находится на одну-две ступеньки ниже, что Страдивари и Гварнери. Мой Гваданини был центром моего мира, и я всегда крепко держал его в руках, куда бы ни ехал. А ехал я куда угодно, лишь бы людям было интересно послушать, как я играю.
Где бы я ни играл, рецензии выходили отличные. Временами, в более поздние годы, когда я позволял себе некоторую небрежность в игре, некоторые критики не преминули отметить это. Тем не менее, я ничему не мог научиться у них. Их собственных знаний было просто недостаточно для этого. Они могли лишь поделиться со мной своими леечными впечатлениями о данном конкретном выступлении, вот и все.
На протяжении всей моей карьеры, ничтожно малое число критиков могли разумно и с пользой рассказать мне о чем-либо. Однако в те ранние годы – как я наслаждался каждым положительным отзывом!
Временами я путешествовал на автобусе из города в город, останавливаясь в гостиницах с номерами за два доллара в день. Иногда ездил с Полом Стосом в его Бьюике на прослушивания к дирижерам. Тогда мы тоже ездили из одного города в другой. Бьюик был не то чтобы в особенно хорошем состоянии – помню, как он громыхал каждый раз, когда нам нужно было пересечь железнодорожный переезд.
Кстати, именно благодаря Стосу я несколькими годами позже познакомился с Фрицом Крейслером и даже играл ему.
Мы оба, Стос и я, приехали в Филадельфию для того, чтобы послушать концерт Крейслера, после чего вместе пошли от концертного зала в гостиницу. Слушатели шли за нами по улице и аплодировали Крейслеру, который, после того, как переоделся в гостинице, повел нас в немецкий ресторан. Там он с удовольствием поел – поскольку его жены, Харриет, с нами не было – настоящий суп из черепахи, лобстеров, стейк, десерты. Все это с соответствующими винами, попутно объясняя, почему то или иное вино должно подаваться к тому или иному блюду, рассуждая о ценах, урожайных годах, и одновременно рассказывая обо всех радостях жизни, а также о связях между музыкой и литературой.
Феноменально образованный человек, он просто источал венский gemutlichkeit. Это слышно и в его записях. В любой из них можно услышать этот золотой, медовый тембр. Он использовал лишь около семидесяти процентов смычка, редко играя в самом низу или в самом верху. И еще он не любил использовать четвертый палец, часто придумывая что-то, чтобы обойтись и так.
Стос был знаком с Крейслером, вероятно, даже был его гастрольным менеджером в течение некоторого времени. Я поиграл ему, и он действительно приободрил меня. До сих пор помню, как он выходил на сцену, пощипывал свои усы, расправлял фалды фрака, окидывал добродушным взглядом зал, каким, наверное, дедушка обычно окидывает свою семью – и начинал играть. Он был особенным человеком.
В первый год гастрольной жизни, 1938-1939, я думаю, у меня было около семнадцати концертов. Я ехал туда, где мне готовы были платить, в основном в маленькие города вроде Санта-Барбары, Пало Альто или Фресно.
В то время существовало две основных концертных организации и один выдающийся независимый менеджер. Одной были Коммьюнити Консертс, дочерняя компании радиосети Columbia. Они организовывали концерты в полутора тысячах маленьких городов. Вторыми были NCAC (Natioanl Concert and Artist Corporation), Национальная артистическая концертная корпорация, дочерняя компания радио NBC. Они организовывали концерты в 900 городах под маркой Сивик консертс.
В дополнение к этим двум организациям, существовал также еще один великий самостоятельный импресарио, Сол Юрок, который представлял интересы исполнителей самого высокого уровня, таких, как Артур Рубинштейн, Марианн Андерсон, Ян Пирс и Роберта Петерс.
NCAC управляли Джордж Энглс и Маркс Левайн. Левайн, которого все звали Макс, был стопроцентным, крепко сбитым нью-йоркцем, и был чуть более теплым чем айсберг с желатиновым покрытием.
Энглс и Левайн решили объединиться с Юроком: NCAC требовались мощные артисты, которые были у Юрока, самые известные и успешные музыканты своего времени. В свою очередь, Юроку требовался максимальный размах, который могла ему предоставить NCAC. Слияние произошло в начале 1940 года.
В этом же году объединение NCAC и Юрока сделали предложение Полу Стосу о покупке его бизнеса: они хотели получить хор Донских Козаков и Венский хор мальчиков, менеджером которых он являлся.
К тому времени Стос уже несколько утомился непрочностью свои позиций, как импресарио, способного предложить лишь два значимых коллектива. Поэтому он согласился на слияние и продал свой менеджмент NCAC, где уже находились серьезные музыканты, управляемые Юроком уже через дочернюю фирму, называвшуюся Отдел Юрока. При этом Стос поставил перед покупателями лишь одно условие – NCAC возьмет также и меня.
После этого последовала небольшая дискуссия по поводу того, кто конкретно займется молодым скрипачом из Калифорнии, NCAC или Юрок. Юрок не выразил большого энтузиазма по поводу того, что практически неизвестный музыкант присоединится к его августейшему собранию, однако он все же согласился работать со мной. Стос продолжил деятельность в качестве гастрольного менеджера NCAC, в то же время продолжая следить за развитием моей карьеры.
Юрок всегда претендовал на то, что он «открыл» меня. В действительности же ему всучил меня Пол Стос. Ни NCAC, ни Юрок не хотели иметь со мной дела. Я был темной лошадкой, никому не известный молодой музыкант – талантливый, да, но ведь талантливых так много… А NCAC и Юрок хотели получить музыкантов, которые уже имели успех. Однако Стос настоял на своем, и так я начал работать с Солом Юроком.
Поначалу Юрок выставлял меня прикрепленным к одной из его звезд. По любому поводу он говорил организаторам концертов, которые приходили к нему: «Я вам дам фунт Артура Рубинштейна или Марианн Андерсон, но только если вы возьмете три унции Исаака Стерна». Да, вот так некоторые и начинают!
Я стал встречаться со многими музыкантами и дирижерами, но я все еще был в низшей лиге. Одно из впечатлений, которое у меня сохранилось от того времени, была репетиция скрипичного концерта Чайковского с Нью-Йоркским филармоническим оркестром. Дирижировал Артур Родзинский. Концерт идет минут сорок, но дирижер на репетиции дал мне только восемнадцать минут времени. Так частенько встречают новичков, как будто хотят сказать: «Ему повезло, что он вообще здесь находится. Пусть играет, как получится, в конце сойдемся».
Слушатели в маленьких городах получали возможность услышать самых талантливых музыкантов, которых они никогда бы не услышали, если бы не Сивик консертс. На гастролях, состоявших из примерно 25 концертов за сезон, семь я играл в городах, которые были меньше, чем Дубук, штат Айова.
В те годы я научился тому, как следует вести себя с людьми, и, поскольку я всегда был действительно дружелюбен, люди становились моими друзьями, настоящими друзьями. Со многими из тех, с кем я познакомился в то время, я не раз и не два встречался снова, когда повторно приезжал в их город. Сеть друзей.
Продолжение следует
Перевод – Борис Лифановский