Один из лучших российских скрипачей Виктор Пикайзен отмечает в эти дни свое 75-летие, 65 лет концертной деятельности и 50 лет работы солистом Московской филармонии.
Тройной юбилей пришелся на год столетия его знаменитого учителя Давида Ойстраха.
Пикайзен с детства ошеломлял слушателей виртуозностью, позволившей ему победить на пяти международных конкурсах. С годами он проявил себя как музыкант-мыслитель, открывший глубинные смысловые пласты философских сочинений Баха, Моцарта, Бетховена и современных композиторов.
Но самое впечатляющее – свой юбилей скрипач встречает в блестящей исполнительской форме. В серии юбилейных концертов Пикайзен сыграл основные сочинения Баха и Моцарта, непринужденно исполнил «Вариации на тему Жозефа Вейгля» Паганини – сочинение столь сложное, что после самого автора его играли единицы.
Накануне чествования, которое состоится сегодня, Виктор Пикайзен дал интервью корреспонденту «Газеты» Ярославу Седову.
– Как вы стали учеником Ойстраха?
– Впервые я услышал Ойстраха в апреле 1941 года: он был на гастролях в Киеве, где мы жили. Мой отец был скрипачом и взял меня на репетицию нового тогда концерта Хачатуряна. Я был покорен тем, что на скрипке, которая в начале обучения кажется довольно мучительным инструментом, можно играть так изумительно красиво, легко, ослепительно – другого слова нет.
В 1946 году я поступил в класс Ойстраха в школу имени Гнесиных, потом – в Московскую консерваторию, а в 1966 году Давид Федорович пригласил меня там преподавать. За все 40 лет, что я его знал, не помню у него ни одного не то что неудачного концерта, но даже выступления не в полную силу.
Многие большие скрипачи к концу жизни являли собой уже только воспоминания о том, как они играли когда-то. А Ойстрах был уникум, он до последних дней оставался в форме. И еще: мало кто из великих исполнителей был столь же великим преподавателем.
Сивори, единственный ученик Паганини, говорил, что хуже педагога не было. А Ойстрах был прирожденным учителем. Он объяснял, показывал и воспитывал так же первоклассно, как играл. Его школа – детально разработанная система, которая помогает мне до сих пор.
– Чью музыку вы считаете самой трудной для скрипача?
– Моцарта. Он в каждой фразе разный. И только у него есть столь гармоничное рафаэлевское сочетание света и легкости с внутренним скрытым нервом и глубиной. В основе всей его музыки – театральность, его инструментальные концерты – те же оперы. Нужно, чтобы возникало ощущение непринужденной речи, взаимодействия персонажей, разных ассоциаций.
Все это невозможно подготовить к случаю. Моцарта нельзя выучить, его надо изучать. Каждый день играть хоть маленький менуэт, хоть часть сонаты, чтобы вживаться в его стиль. Невозможно враз приготовить роль Шекспира – его надо изучать, а роль – проживать. И Бетховена надо изучать так же, и Баха, причем каждый день. Это библия музыканта.
Но ограничиваться этим тоже неправильно. Станиславский говорил: «Хороший актер должен уметь играть и Шекспира, и водевиль». Это относится и к музыкантам.
– А Паганини, по-вашему, это Шекспир или только технические трюки?
– На его дебюте в Париже были Бальзак, Жорж Санд, Лист, Шопен, Россини, Берлиоз и еще много уважаемых людей, мнению которых есть смысл доверять. Лист сказал: «Я слышал пение ангелов». Шопен: «Такого парня больше никогда не будет». Скрипачи отметили, что никто не умел использовать так выразительно нижнюю струну соль (басок), как он.
Я играл на его скрипке, как положено всем лауреатам конкурса Паганини в Генуе. У нее очень впечатляющий насыщенный звук, близкий по тембру виолончели. И еще портрет Паганини-исполнителя – его сочинения. Это полноценная музыка.
Конечно, он был мощным художником-мастером. Я бы сравнил его с Делакруа, который, кстати, тоже был на парижском дебюте. Тот же масштаб, та же внутренняя сила и тот же безупречный профессионализм. У нас давно утвердилась мода играть каприсы Паганини как можно быстрее – это неправильно. Нужно видеть в них музыку, а не спорт.
Ярослав Седов, “Газета”