Ежегодный фестиваль камерной музыки «Возвращение» пройдет в Московской консерватории с 6 по 12 января 2015 года и станет восемнадцатым по счету.
В сознании сотен слушателей первые дни календарного года связаны с «Возвращением» так же естественно и неразрывно, как с новогодними праздниками. За почти двадцатилетнюю историю фестиваль стал неординарным событием московской культурной жизни с собственной мифологией и традициями; «Возвращения» ждут с января до января, афиши и буклеты коллекционируют, а программами концертов зачастую меряют собственные годы.
Авторы идеи фестиваля — скрипач Роман Минц и гобоист Дмитрий Булгаков, превратившие школьную дружбу в многолетнее творческое сотрудничество. За это время сложилась и отшлифовалась неизменная формула, по которой проводится фестиваль: три тематических концерта плюс завершающий гала. Однако содержание всякий раз оборачивается интригой: один из главных козырей «Возвращения» — именно необыкновенные программы концертов, не похожие ни на какие другие. Среди тем концертов прошлых лет — «Песни о родинах», Salon, «Ночная музыка», «Путевые заметки», «Война», «Серенады», «В гостях у сказки», «Исход». Названия программ этого года: «Шостакович» (6 января; отражения Шостаковича в музыке других композиторов, а также музыка, повлиявшая на творчество самого Шостаковича), «Автоцитаты» (8 января; произведения композиторов, которые возвращались в своем творческом поиске к собственным же более ранним находкам), «Эффект Вертера» (10 января; сочинения, так или иначе связанные с суицидальной тематикой) и традиционный «Концерт по заявкам» (12 января), в котором право выбора произведений остается за самими исполнителями.
В преддверии открытия фестиваля отцы-основатели «Возвращения» ответили на несколько вопросов.
– В одном из интервью вы как-то сказали, что суть названия фестиваля с течением времени менялась. Вначале это было, образно выражаясь, возвращение птенцов, разлетевшихся по всему миру, в родное гнездо уже сильными и гордыми птицами. Что вы склонны вкладывать в название сейчас?
Дмитрий Булгаков:
У этого названия много трактовок. Для меня возвращение российских музыкантов на московскую сцену в 2015 году вновь имеет определяющее значение. Страна стремительно закрывается. Это противоречит всем моим представлениям о месте России в мире и надеждам, которыми жил 18 лет назад. Поэтому мне важно сказать: мы все еще территория мирового культурного пространства, наши музыканты, где бы они ни жили, — часть открытого мира, а не экспонаты из диковинной страны, огородившей себя очередным забором.
Роман Минц:
Лично я никогда не вкладывал в название исключительно того значения, которое «лежит на поверхности» и которое растиражировано. С самого начала для меня это было скорее возвращение в атмосферу моего отрочества (тинейджерства), когда мы вместе пили, ели и играли музыку. Что-то ностальгическое. И эта главная идея для меня не может поменяться в зависимости от климата в любом из смыслов этого слова.
– Фестиваль существует уже 18 лет, но, пожалуй, впервые за все эти годы он будет проходить в столь неблагоприятной ситуации — как с экономической точки зрения, так и с точки зрения общественных настроений, настолько силен раскол в умах и настроениях людей. Раньше искусство было «нейтральной полосой». Однако сейчас кажется, что нет уже ничего, что могло бы объединять, да и вообще, когда говорят пушки, музы обыкновенно умолкают. Что думаете об этом вы, музыканты?
Булгаков:
Я искренне верю, что музы тушат пожары войны. Наш фестиваль завершится исполнением произведения Гии Канчели Amao Omi («Война тщетна»). Это, конечно, не случайно. Нам было важно сказать эти слова в конце фестиваля. Раскол силен. Мы расколоты агрессивностью пропаганды и закрытостью информационных источников. Борьбой за место под солнцем (у кормушки) и неумением увидеть себя (страну) со стороны. Но это, возможно, полезный раскол, который не случился после распада Союза, но непременно должен был произойти. Это важно — увидеть людей вокруг без масок. А репутацию страны все равно спасет культура и только она.
Минц:
Мне не кажется, что музы могут что-то тушить, нам надо иметь смелость признать, что то, чем мы занимаемся, нужно только нам и нам подобным, то есть абсолютному меньшинству. В этом плане ситуация сейчас мало отличается от обычной. Поэтому мы занимаемся безнадежным (но любимым) делом, даря иллюзии ничтожной кучке людей.
– Известно, что участники «Возвращения» не получают за свои выступления никаких гонораров — стало быть, одна из главных расходных статей крупных музыкальных событий обходится вам даром. Между тем в этом году вы решили прибегнуть к практике краудфандинга — и это, кстати, тоже впервые в истории фестиваля. Как вы оцениваете этот опыт? И есть ли в принципе перспективы у сбора средств «с миру по нитке» на академическую музыку?
Булгаков:
Уверен, что если возможность сбора средств в сети не будет закрыта, то это перспективно и в сфере культуры, и в сфере благотворительности, и в сфере высоких технологий, стартапов. Почти везде. В каком-то смысле это помогает осуществлять не только сами проекты, но и формирует осознанное, взрослое общество, которое учится отвечать за свою и окружающую жизнь самостоятельно.
– Один из главных аттракционов фестиваля — это темы концертов, которые принципиально никогда не повторяются, как, впрочем, и исполняемые на фестивале произведения. Трудно ли придумывать и отыскивать каждый раз что-то новое? И что повлияло на выбор тем этого года?
Минц:
Иногда трудно, иногда легко, раз на раз не приходится. В этом году все сложилось относительно безболезненно и программы получились, на мой взгляд, довольно интересными. Наши программы часто ставят перед слушателем какой-то вопрос либо являются ребусом, загадкой. Если я расскажу о причинах, побудивших придумать ту или иную программу, то подтолкну слушателя к разгадке, причем своей (а разгадки могут быть разными). Поэтому я стараюсь давать меньше комментариев перед концертами и с нетерпением буду ждать реакции слушателей.