Каждая карьера индивидуальна, но конкурс должен иметь обязательства перед каждым своим лауреатом.
Сравнивая его с Олимпийскими играми, которые являются венцом карьеры спортсмена и часто её завершением, конкурс — это лишь начало пути.
Было уже много сказано о восстановлении музыкального престижа конкурса Чайковского, о новой, математически выверенной системе голосования, о веб-трансляциях, об участии в работе жюри всемирно известных музыкантов.
Многие называют это сенсацией. И всё же каким будет нынешний конкурс Чайковского? Наш разговор с Ричардом Родзинским, известным американским импресарио, ставшим продюсером (председателем рабочей группы) конкурса Чайковского, начинается именно с этого важного вопроса.
Ричард Родзинский, много лет руководивший фортепианным конкурсом Вана Клиберна в Техасе, знает музыкальную кухню изнутри и может сравнивать назначение разных международных соревнований.
К примеру: Конкурс имени королевы Елизаветы в Брюсселе олицетворяет европейские аристократические традиции музицирования, конкурс Шопена привлекает внимание к музыке Шопена и, через неё, к драматическим страницам истории Польши (для справки: почти всю сознательную жизнь Шопен прожил в Париже).
Вот и конкурс Вана Клиберна в Техасе стал брендом, символизирующим богатство и одновременно демократичность американской культуры.
— (Смеётся.) Богатство? Только не это. Конкурс Вана Клиберна не имеет никакой помощи от государства, никаких дотаций. Он на 100% существует на деньги спонсоров, которые совсем нелегко достаются. Так что нет, богатым я бы этот конкурс не назвал…
— Всё же какими словами вы определили бы главные составляющие имиджа нынешнего конкурса Чайковского?
— Пожалуй, главное в этом определении — гордость и радость от соприкосновения с великой русской культурой. И, конечно, невероятная, ужасная важность этого события как для музыкантов и простых любителей музыки в России, так и для правительства, руководства страны.
— Конкурс Клиберна в Техасе организован очень эффектно. Это шоу, созданное для зрителей. Однако у отечественного любителя музыкального искусства другой менталитет. Он не так ценит внешние эффекты, связанные с нарядами, с эстрадным поведением музыкантов. Я бы даже сказала, что для нашей публики всё это подозрительно.
— Да, на конкурсе Клиберна мы замечали, что участники из России не улыбаются. Почему? Даже когда раскланиваются под аплодисменты в конце своего выступления. Это выглядит очень недружелюбно.
Американская публика ценит умение артиста установить личный контакт с аудиторией. Американские дирижёры, наследуя традициям Леонарда Бернстайна, Леонарда Слаткина, могут повернуться лицом к публике и сказать с ней пару слов.
Йо Йо Ма ведёт себя невероятно дружелюбно и обаятельно по отношению к слушателям. Вот этот пресловутый барьер между исполнителем и слушателем, эта дистанция очень отдаляет их друг от друга. Очень хорошо, если поведение артиста не так формально.
— У нас как раз обожают артистов, воздвигающих непреодолимый барьер между собой и слушателями, — Григория Соколова, Михаила Плетнёва…
— Конечно, все артисты разные, однако давайте вспомним, как реагировала публика в 1958 году на Вана Клиберна. Если посмотреть вглубь истории исполнительства — Ференц Лист дал свой первый публичный концерт (не приватный, а именно публичный) в 1846 году.
В тот вечер он играл бетховенские сонаты, собственные транскрипции. По воспоминаниям современников, он был раскован, обаятелен, щедр…
— Прошли те времена, когда исполнители доказывали своё право быть на сцене исключительно своими выступлениями. Конкурс для молодого музыканта сегодня — это осознанная необходимость?
— Конечно, пример карьеры Евгения Кисина, не принимавшего участия в конкурсах, — это, может, и есть самый лучший вариант.
В то же время для большинства конкурс — это единственный путь быть узнанным, получить какие-то возможности. Конкурс может открыть двери молодому музыканту, это показ, прослушивание, которое ведёт к чему-то большему.
Для музыканта-исполнителя естественно участвовать в прослушиваниях. Прослушивания устраивают во время учёбы, при приёме на работу, при выборе партнёра для ансамблевого музицирования и т.д.
Прослушивания — часть работы музыканта, а на конкурсах эти прослушивания публичные, их посещает много слушателей. Иногда по итогам конкурса выделяется экстраординарный талант, такой, например, как Марта Аргерих, или Маурицио Поллини, или Владимир Ашкенази, или Ван Клиберн.
Но чаще мы чётко видим группу победителей, «крем», как в молочном коктейле, где видна чёткая грань, отделяющая молоко от крема. Иногда в дальнейшем те из этой группы, что получили третью или четвёртую премии, имеют лучшие карьеры, нежели лауреаты первой и второй.
Важно здесь одно: конкурс должен открывать двери, должен давать ангажементы на концерты. Просто звание лауреата и денежная премия — этого мало.
Каждая карьера индивидуальна, но конкурс должен иметь обязательства перед каждым своим лауреатом. Сравнивая его с Олимпийскими играми, которые являются венцом карьеры спортсмена и часто её завершением, конкурс — это лишь начало пути.
— Говоря о великолепных ангажементах, которые обещают победителям конкурса Чайковского, я почему-то вспоминаю о трагической судьбе Алексея Султанова. Победитель конкурса Вана Клиберна в Техасе Алексей Султанов, несмотря на ангажементы, которые принесла ему эта победа, вынужден был через пару лет снова играть на конкурсе Шопена в Варшаве, потому что у него было мало концертов.
Постоянные стрессы, связанные с выступлениями на конкурсах, возможно, привели к преждевременному концу жизнь этого талантливого музыканта. Как вы это прокомментируете?
— На мой взгляд, конкурс не должен организовывать больше 50 концертов в год, больше не нужно, иначе вчерашние лауреаты могут «перегореть».
Отвечая на вопрос о Султанове, нужно сказать, что после конкурса Вана Клиберна, который он выиграл в 1989-м, он выступал на концертах неровно. Был не очень дисциплинирован и часто не чувствовал своей ответственности за выполнение условий договора.
Такое поведение было типичным в те годы для людей, приехавших из закрытых стран. Этим объясняется многое в трагической судьбе этого прекрасного музыканта.
Всё это ещё раз доказывает, что победа на конкурсе — это открытая дверь, за которой неизвестность.
— Каковы источники вашей любви к русской культуре? Наверное, это прежде всего деятельность вашего отца, выдающегося дирижёра Артура Родзинского?
— Конечно, мой отец был большим знатоком, я бы сказал, специалистом по русской музыке, особенно музыке XX века. Он знал лично и Прокофьева, и Шостаковича, был первым исполнителем в США оперы «Леди Макбет Мценского уезда» Дмитрия Шостаковича, многих его симфоний.
На посту главного дирижёра и музыкального директора Нью-Йоркской филармонии мой отец всегда играл много русской музыки, как и Кусевицкий. Мне самому довелось встречаться с Шостаковичем. Это было в 70-х годах в Риме. Так что любовь к русской музыке у меня в крови.
Затем нужно сказать о моём опыте работы с Ваном Клиберном. Он глубоко любит Россию и русских людей. Его собственный конкурс в Техасе возник благодаря существованию конкурса Чайковского.
И когда конкурс Чайковского был на спаде, Клиберн очень это переживал. В общем, два этих конкурса идут параллельно, взаимно обогащая друг друга.
Беседовала Марина Аршинова, “Частный корреспондент”