Оксана Волкова. Имя, которое сияет не только на белорусском музыкальном небосклоне.
Солистка Национального академического Большого театра оперы и балета Беларуси выступала в Лондоне в Ковент-Гарден. Меццо-сопрано из Беларуси выступала в театрах Metropolitan opera в Нью-Йорке и Teatro Colon в Буэнос-Айресе.
Исполнительница блистала в Большом театре России. Гастроли с маэстро Владимиром Спиваковым, выступления с Дмитрием Хворостовским. Перечисление достижений выпускницы Белорусской государственной академии музыки по классу вокала у профессора Лидии Галушкиной не уместится в короткое сообщение.
Что стоит за столь эффектным, ярким взлетом? Каков ключ к успеху: везение, талант или ежедневный труд? Чем отличается работа на профессиональной сцене в Беларуси и других странах? И каково это – спеть оперу?
Об этом и многом другом состоялся разговор с Оксаной Волковой во время онлайн-конференции.
Мария Левша, Минск:
– Оксана, сегодня вы известная исполнительница, которую рады заполучить многие оперные сцены мира. А каким был ваш путь в оперу?
– Вы знаете, когда сейчас ко мне обращаются “известная певица” или как-то так характеризуют, мне всегда кажется, что это не обо мне, потому что я себя ощущаю такой же студенткой, как и много лет назад, когда я только пришла в консерваторию. И пение как было для меня приятным занятием – наверное, даже больше хобби, чем профессия, таким и остается сейчас. Только масштабы поменялись и задачи другие, другая ответственность… И, конечно, я себя не ощущаю известной, особенной. Наверное, из-за качеств моего характера – я стараюсь все это легко воспринимать.
Я пришла в оперу, потому что из всего, чем я занималась, это казалось наиболее привлекательным. Когда я поступала в консерваторию, мне даже не пришлось сдавать никаких экзаменов, я просто спела, станцевала, рассказала басню, поболтала на какие-то отвлеченные темы с комиссией… Сейчас я как подумаю, что мне пришлось бы заниматься математикой, физикой, химией, и так пять лет, а потом еще и всю жизнь где-нибудь сидеть и, скажем, бумажки перекладывать…
Пение в этом отношении все-таки для меня более привлекательно. Кстати, у меня мама математик, и меня изначально ориентировали на серьезную профессию. Но направляли, видимо, не настолько настойчиво, чтобы я этому последовала. Вместе с тем у меня всегда был запасной аэродром, потому что в консерваторию я вполне могла и не поступить – не было никаких репетиторов и вообще было сложно представить, что девочка после школы просто может прийти и поступить в консерваторию, без всяких поблажек.
Конечно, я в глубине души надеялась, что меня заберут с руками и ногами, но окружающие воспринимали это с изрядной долей скептицизма. И когда я все-таки поступила в консерваторию, вот тут они удивились.
Евгения Тюкина, Миоры:
– Оксана, на какой сцене мира выступать комфортнее всего? Или же принципиальных различий, на сцене какой страны выступает оперный артист, нет?
– Единственная подстройка – это почувствовать акустику зала. Она бывает разная: плохая и очень плохая. В хорошей мы, конечно, раскрываемся максимально. Когда же есть какие-то проблемы, то уже думаешь, как выйти из ситуации. Конечно, выкладываются все артисты одинаково: и на площадке Дома ветеранов, и в “Метрополитен-опера”. Невозможно сказать себе, что вот это мне важнее, здесь я постараюсь. Я в это не верю. И даже не верю в то, что артисты приезжают и эмоционально не работают на репетиции в полную силу. Сама иногда не выкладываюсь полностью, но все равно какие-то основные узлы мы должны проверить.
Недавно я была в Индии, где дирижер просил всех певцов петь в голос. Но два певца не пели в голос. Он им сказал: “Вы понимаете, что вы должны себя проверить? Там есть высокие ноты, вы должны себя сами проверить”. Так и получилось, что и один не “залез” на высокие ноты, и другой. Дирижер тогда говорит: “Давайте-ка в голос попоем”. И потом на концерте было все хорошо. Но неизвестно, что было бы, если б они все время экономили голос.
Вообще пение – это тяжелый физический труд. Например, недоспал – начинает уже у тебя скрипеть. Если есть вопросы с состоянием здоровья, лучше не рисковать. Например, я в первый день болезни еще пою. На второй я просто лежу. То есть сегодня я пою, чтобы завтра свалиться.
А выступать везде комфортно. Это зависит не от того, где находишься, а от твоего состояния. Ведь ты энергию отдаешь. Если у тебя есть вот эти силы, то всегда есть ответ. Вот недавно я выступала, у меня все было прекрасно: акустика, публика, голос звучал, оркестр потрясающий. Все было. Но тут я просто ошибаюсь на пустом месте: теряю мелодию и текст, на два такта выпадаю. И все, у меня идет какой-то зажим. Публика это почувствовала, и прием уже был не тот, каким мог быть.
Ярослав Чешко, Поставы:
– Вы не раз отмечали в своих интервью, что оперные исполнители учатся всю жизнь. А чему еще хотела бы научиться Оксана Волкова?
– Знаете, что за инструмент – голос? Вот, например, сегодня у тебя все в порядке и ты поешь, соловьем заливаешься. А на следующее утро просыпаешься и у тебя просто нет голоса. И ты понимаешь, что вечером концерт, а взять его неоткуда, никаких фонограмм в нашей профессии не существует, и только своими умениями ты можешь этот голос если не вернуть, то по крайней мере направить в нужное русло, чтобы он прозвучал. У меня были выступления не то что провальные, а просто мегапровальные.
В Нью-Йорке было последнее выступление, перед которым начал пропадать голос, а я уже была в гриме и должна была выходить на сцену. Но я распевалась, а голос у меня катастрофически уходил – знаете, бывают моменты, когда ты просто хрипнешь. У меня был шок. Я знала, что есть замена, но эта замена никогда не выходила. Я не знала, что мне делать, потому что это была Metropolitan Opera, где просто нельзя выступить плохо…
И еще как раз “повезло”, потому что это был день прямой радиотрансляции выступлений на весь мир. Зашел дирижер, и я ему спела, спросила, что делать. Он сказал: “Иди”. Зашла концертмейстер, я сказала, что нет голоса, и спросила, что делать. Она тоже сказала: “Иди”. И я пошла. Не знаю, как я изворачивалась, но голоса у меня не было. Мне было так страшно и стыдно, это было ужасно. Благо роль была небольшая и игровая, я как уж на сковородке крутилась.
Когда ушла со сцены, я просто бегом, собрав вещи, на три дня уехала, чтобы меня никто не нашел. Пила антибиотики и все ждала, что мне напишут СМС: “Оксана, спасибо, больше вы не нужны”. Но, слава Богу, этого не случилось. Надеюсь, эту запись никто не слышал.
По поводу учебы – конечно, любой музыкант учится всю жизнь. Музыкальные навыки, техника пропадают, если не тренироваться. Сейчас мне кажется более интересной педагогическая работа, но не с точки зрения обучения с нуля. Если я вижу, что человек поет, то слышу, чего ему не хватает, и знаю, как подсказать. Начала сидеть в жюри вокальных конкурсов и понимаю какие-то нюансы. И уже когда человек поет первые три такта, все становится понятно, можно разложить выступление по полочкам. Конечно, все это интересно, но времени нет.
Корр. БЕЛТА:
– В вашем списке множество ролей. Но чаще всего вас ассоциируют, конечно, с Кармен. Вам близки такие сравнения? Какая роль вас еще ждет, по вашему мнению?
– Я себя ни с кем не ассоциирую. Кроме того, Кармен абсолютно не близкий для меня персонаж. Наша публика не сильно избалована какими-то оперными названиями, а Кармен знают и любят все, причем везде. Даже когда звучат какие-то названия опер, запоминается только “Кармен”. У меня очень много замечательных других ролей. Например, Амнерис в “Аиде” или Любка в “Седой легенде”. Кстати, мне очень нравится этот образ.
Как правило, я исполняю роль несчастной, сильной, злой женщины. В основном она злая потому, что ее никто не любит или она любит кого-то безответно. Возникает любовный треугольник, а то и квадрат. Такие роли играть, конечно, интереснее. Коварство, любовь, слезы, тоска, смерть… Из этого амплуа выйти можно, но мне не хочется, мне нравится. Это намного интереснее, чем какая-нибудь “голубая” героиня, которая все плачет, поет, смеется, радуется. В принципе, развиться ей некуда. Как правило, у нас такие героини в лирических произведениях.
Голос меццо-сопрано более богатый, более драматичный и позволяет мне не быть такой. В любой опере есть две соперницы. Одна удачливая, а другая нет. Я неудачливая. Чтобы добиться любви, такая героиня идет на всяческие ухищрения, то яду подсыплет, то мечом заколет, то сама на нож кинется. Вариаций много. Не нужно такого в жизни.
Матвей, Брест:
– Оксана, какими иностранными языками вы владеете, и какой язык вам ближе всего? На каком больше любите исполнять? Спасибо!
– Мне ближе французский язык. Я его не знаю и не учу, но петь на нем мне удобнее всего. Я активно занимаюсь произношением. Ни в одной франкоговорящей стране никто не поймет, зачем я приехала, если я не смогу фонетически приблизиться к идеалу. С немецкой музыкой я редко сталкивалась и стараюсь избегать этого. Кроме того, я пою на итальянском, русском, белорусском. Участвуя в конкурсе, я ездила в Чехию и Словакию, где обязательные произведения исполняла на чешском и словацком языках.
Дарья, Минск:
Оксана, вам самой интересен педагогический опыт? Вы делитесь своими знаниями и умениями с начинающими артистами? А возможно, вы хотели бы преподавать детям?
– Детей я бы не хотела учить и, наверное, не могла бы. Вот подсказать молодым певцам, как быть дальше, какие есть ошибки, на что обратить внимание – это да. Но я никогда не отказываюсь. Мне много студентов пишут в соцсетях, которые участвуют в конкурсах. Они часто спрашивают, что было не так в выступлении. Я всегда отвечаю, всегда ко мне можно подойти и поговорить, я никаких не беру за это денег. Если меня просят об уроке, я его даю, если у меня есть время, потому что в мое время мне очень много людей помогали и никаких финансовых затрат мне это не стоило. Со мной занимались в Москве, я получала мастер-классы. И если мне помогали, то я считаю своей обязанностью тоже помочь.
Корр. БЕЛТА:
– Впервые выступив в Метрополитен-опера в 2013 году, вы получили еще не одно приглашение. В каких спектаклях и каких театрах вы сейчас заняты?
– Дело в том, что репертуар в Метрополитен-опера планируется на много лет вперед, как и состав исполнителей. Попасть в этот кастинг очень трудно. В этом сезоне я тоже пела в “Леди Макбет Мценского уезда”. В следующем сезоне у меня ничего нет в Метрополитен, но через сезон у меня будет “Маддалена”.
Наша работа отличается тем, что ты не знаешь, что будет завтра. По крайней мере, у меня так. Все твои прошлые заслуги не имеют никакого значения. Возможно, в каких-то других местах заслуги работают на тебя, но что касается международной карьеры, то нет. Может быть, у других людей складывается так, что волна подхватывает и несет, все получается. Но есть всякие нюансы.
В моем случае это, например, связано с тем, что я не могу все время работать. Если бы я принимала все предложения, которые у меня были, то я бы целый год моталась. Мне это неприемлемо. Поэтому начинаю выбирать. Где-то что-то теряешь, о тебе там забывают… Это сложная судьба. Если хочешь быть звездой первой величины, как Анна Нетребко, то необходимо такое же самоотречение. Звезды мировой оперы живут в самолетах. Семьи летают за ними. Хорошо, если оперный певец мужчина. Женщина посвящает себя тому, что она со своим мужем.
Но мне такая жизнь не нравится. Я хочу наслаждаться жизнью, другими вещами, а не только работой. Бывает, что дети (сын и дочь. – Прим. БЕЛТА) ездят со мной, бывает, что нет… Сейчас ко мне пришло осмысление, что семья – это самое важное, а все остальное на втором месте. Я планирую свой график так, чтобы никто не страдал.
Алексей, поклонник:
– Добрый день, уважаемая Оксана! Мы, белорусы, привыкли считать, что все наше хуже заграничного – и товары, и музыка, и т.д. И очень сложно убедить наш народ, что и нам есть чем гордиться, и у нас есть прекрасные артисты, такие как вы. Поэтому интересно услышать от вас – заслуженной артистки Беларуси, человека, получившего признание лучших мастеров и выступавшего на престижных оперных сценах, – объективное мнение о белорусской опере. И вписываются ли тенденции развития белорусской оперы в общемировые?
– Дело в том, что наших артистов мы можем послушать в любой момент – за минимальные деньги мы получим хорошее исполнение. Наверное, поэтому мы не так ценим их. Зарубежные исполнители, которых приглашают в Беларусь, могут приезжать сюда раз в несколько лет. И это не обычные певцы, а выдающиеся музыканты, многогранные и интересные личности. Например, все очень ждали Елену Образцову. Это человек-эпоха. Просто увидеть ее и быть сопричастным к ее выступлению – уже счастье.
Однако, к сожалению, Беларусь все-таки не оперное государство. Вы приезжаете в Германию или Италию – там в каждом маленьком городе есть свой оперный театр. Эти мировые и многолетние традиции сказываются на том, как нация относится к опере. В Италии это культ, поэтому все стремятся побывать на постановках.
Елена, Минск:
– Оксана, по вашему мнению, созданы ли условия и возможности для роста молодых талантливых оперных певцов в Беларуси?
– Конечно. Молодые оперные певцы могут получать бесплатное образование в училищах и консерватории. Мои зарубежные коллеги учат роли дома за столом, слушая записи и аккомпанируя сами себе, потому что там урок с пианистом стоит огромных денег. Мы избалованы до такой степени, что я вообще не могу без пианиста. В консерватории я каждый день приходила к своему педагогу и занималась с ним, пока не будет результата. Белорусские преподаватели вкладывают в нас душу, “бьют палками”, и с занятий начинающие исполнители выходят мокрые. За рубежом все иначе: педагог позанимался с тобой 45 минут дважды в неделю и все – свободен. Не важно, получается у тебя или нет.
Корр. БЕЛТА:
– Ваши дети занимаются музыкой? Дочь и сын свободны в реализации своих интересов, или вы настоятельно рекомендуете то, что вам представляется верным?
– В семье было решено, что дочери (ей сейчас 10 лет) нужно дать музыкальное образование. Мы ее отдали в обычную музыкальную школу по месту жительства. Там хороший педагог, который вкладывает в нее душу, и дочка уже стала лауреатом различных конкурсов. Но с палкой над дочкой мы не стоим, это целиком и полностью ее ответственность.
Сына (ему сейчас 6 лет) мы не стали заинтересовывать этим даже на уровне музыкальной школы. Он сейчас занимается теннисом, увлекается танцами, изучает английский. Если сын вдруг захочет петь, я его научу.
Денис, Могилев:
– Вы выступали с Владимиром Спиваковым, Юрием Башметом, на Международном оперном балу Пласидо Доминго в Вашингтоне. Всякий раз это новый опыт, и, наверняка, вы для себя определили, скажем так, приоритетный список. С кем бы вы хотели поработать?
– Конечно, всегда хочется поработать с выдающимися исполнителями. Но заниматься этими вопросами самостоятельно, к сожалению, не могу. Возможно, если бы я была более активной, добилась бы большего. Но и судьба у меня такая: чем меньше стараюсь, тем больше у меня получается. Как только начинаю думать, как что-то сделать, куда надо бежать, – все, ничего не получается. Когда я расслабляюсь, все приходит само.
С такими музыкантами, как Владимир Спиваков или Дмитрий Хворостовский, работать очень комфортно. С ними легко выступать, я чувствую себя в эти моменты очень свободно.
Дмитрий Алексеевич, Минск:
– Какие тенденции сегодня в мировой опере, если можно так сформулировать? Этот жанр востребован? Получают ли поддержку оперные театры за рубежом из государственных источников?
– Опера – это суперсинтетический жанр. Что сейчас только ни творят режиссеры?! Многие певцы даже возмущаются, поскольку эксперименты эпатажны настолько, что это даже неприемлемо. Но, с другой стороны, опера, как и всякое искусство, должна развиваться.
Я люблю современные постановки, если они, конечно, в рамках здравого смысла. Но спектакли всякие бывают, иногда сюжеты переворачиваются с ног на голову. Да и зрители всегда найдут, за что покритиковать. Сделаешь классическую постановку – назовут скучной. Сделаешь современную – скажут, что это уже слишком. Тем и интересней. Если искусство не рождает эмоций, то это мертвое искусство. Когда мы спорим, обсуждаем, делимся впечатлениями – это прекрасно.
Что касается поддержки, за рубежом крупные оперные театры существуют на средства, которые жертвуют меценаты. Там богатые люди считают за честь дать деньги на развитие театра. Мне приходилось встречаться с такими людьми на торжественных вечерах, и им всегда было интересно узнать о спектаклях, моих ролях, каких-то других нюансах. Я думаю, что ни один театр не выживет только на господдержке и продаже билетов. Опера – это очень дорогое искусство и запредельные деньги. В Беларуси театр живет за счет государственных дотаций, но даже у нас уже начинают появляться спонсоры.
Корр. БЕЛТА:
– Что бы вы посоветовали молодым талантливым оперным исполнителям, учитывая, что в Беларуси комфортные условия для образования и развития?
– Много слушать и слышать. Я сталкиваюсь с тем, что преподавательская система у нас немного авторитарная. Если педагог тебя ведет, то ты должен слышать только его мнение. Такого в мире нет, потому что за редким исключением один человек может все. Как правило – открытые горизонты. Нужно обращаться к мнению разных людей.
У меня выдающийся педагог в Москве Дмитрий Вдовин. Целая плеяда прекрасных певцов, его учеников поют во всем мире. Он продолжает готовить исполнителей и всегда ищет другое мнение, потому что задается вопросом: вдруг я ошибусь? Он зачастую спрашивает моего мнения. А я ведь не занимаюсь преподаванием, кто я такая?
Эта коллегиальность в отношении молодых исполнителей, мне кажется, очень важна. И молодым исполнителям не стоит зацикливаться на одном наставнике. Надо быть открытым. Есть одна правда, есть еще одна и еще одна, все это идет в твой багаж. Я всегда открыта. Очень люблю, когда советуют полезное, никогда не обижаюсь. Авторитеты у меня, конечно, есть. Даже если коллега, находящаяся не на моем уровне, сделает четкое замечание, принимаю. Я к себе очень критично отношусь. Знаю, что имею много недостатков, их слышу в записи, но другое дело, что не все и всегда поддается контролю. Стремление к перфекционизму у меня присутствует. Если мне помогают, я благодарна.
Юлия, Дзержинск:
– Оксана, вы можете позволить себе засиживаться поздно за книгой или просмотром фильма? Или отклонения от жесткого расписания для вас невозможны? И вообще вольности во времяпрепровождении, диете допустимы?
– У меня нет строгого расписания. Считаю, что надо жить полно. Бывает, что просто лежу в кровати с компрессом на горле, чтобы встать вечером и спеть. Было несколько таких случаев, что если бы я этого не сделала, то просто не спела бы. Но это бывает крайне редко, потому что, если я нахожусь в Минске, то целый день кручусь, как белка в колесе: детей привожу-отвожу, много других занятий, какие-то встречи, работа в театре и т.д. Конечно, вечером мне хочется пообщаться с семьей, посмотреть фильм и съесть что-нибудь, расслабиться. Я позволяю себе это. Мне все равно вставать в семь утра. Это жизнь. Я люблю жизнь, люблю ходить в гости, отдыхать с друзьями. Люблю кино, музеи, театры. Мы с мужем часто куда-то выходим.
Светлана Макаревич, г.Береза:
– Есть документальный фильм об оперной певице Оксане Волковой. А попробовать себя в роли актрисы в художественном фильме вам не предлагали? В проекте таком, как “Последний герой”, например, решились бы себя испытать?
– Роль в кино мне не предлагали. Да и я не телегенична, знаю и вижу это. Получаюсь совершенно не такая, как в жизни. И я себе не нравлюсь. Если бы даже предложение поступило, то отказалась бы.А в проекте “Последний герой” не против себя испытать. Давно мечтаю попасть в некие жесткие условия. Может, и съела бы ради эксперимента червяка, я не очень брезглива в этом отношении. В любом случае особые обстоятельства, наверное, раскрывают глубинные качества. А вдруг бы про себя новое узнала?
Валерий Тарелко, Минск:
– Оксана, вы собираете личный архив?
– Нет. Архивы у меня, может, и есть, но они все по разным местам. Я не знаю, где что лежит, если завтра пригласят спеть концерт с минусовой фонограммой, то ее просто не найду. К материалам о себе отношусь невнимательно. Знаю, что мои коллеги скрупулезно собирают информацию, публикуют в “Фейсбуке” фотографии, интервью. Я этого не делаю. Мне кажется, что это немного нескромно. С другой стороны, понимаю, что надо это делать. Но так как естественно у меня не получается, то не могу себя заставить, а заставлять себя не люблю. Наверное, когда прижмет очень сильно, то соберу материалы, но, думаю, сейчас не стоит на это время тратить.
Руслан, Минск:
– Ваша конференция началась в 9.30. Не рано для оперной примы? Вас не привлекает в “Пиковой даме” уже сейчас роль Графини? Интересна ли вам опера Оффенбаха “Сказки Гофмана”? Для меццо там есть где развернуться.
– По поводу 9 утра – отлично. У меня в 11.00 оркестровая репетиция, сейчас поговорила и у меня голос проснулся.Что касается Оффенбаха. Еще начиная с подготовительного отделения, я ничего не учила просто так. У меня всегда была какая-то задача. Если работаю над определенной арией, пусть она более сложная, чем я могу себе позволить в данный момент, знаю, для чего работаю. Это пойдет на конкурс, это на экзамен, это на концерт. Просто так за материал я не берусь, потому что у меня очень много информации.
В данный момент готовлю роль в опере “Самсон и Далила”. Очень трудная и большая роль. Пока у меня не получается ее уложить, потому что большой объем, а работать по нескольку часов над тем, чтобы выучить, я не умею. Жду, что усвоится. Всегда так учу роли, у меня есть способности и не приходится прикладывать больших усилий. Но если еще чем-то буду заниматься для себя, то у меня не хватит времени ни на что. Поэтому если поступит предложение по сказкам Гофмана, то займусь, если нет – значит, нет.
Про Графиню в “Пиковой даме”. Никогда не хотела петь Графиню. Мне кажется, что это со мной никак не монтируется. Пока я не видела такой постановки “Пиковой дамы”, чтобы меня зацепила. Эту оперу очень любят ставить, но найти хороший состав исполнителей для нее практически нереально, потому что роль Германа колоссально трудная, роль Лизы тоже. А еще нужно, чтобы режиссер был интересный и убедительный. В “Пиковой даме” есть роль подруги Лизы, я ее исполняю, мне очень нравится.