Скрипач и дирижер — об уровне российских исполнителей, пользе конкурсов и роли музыки во время кризиса.
В рамках Второго Международного скрипичного фестиваля Максим Венгеров даст концерт в Большом зале консерватории.
В программе заявлены произведения Шуберта, Бетховена, Равеля, Изаи, Эрнста и Паганини-Крейслера. В преддверии мероприятия обозреватель «Известий» обсудил с музыкантом сегодняшнее состояние скрипичного искусства в России и мире.
— Вы стоите у истоков скрипичного фестиваля. Это была ваша идея?
— Я гость на этом фестивале, всей организацией занимается Вячеслав Зильберборд. Ему же принадлежит и авторство идеи, но я к ней с радостью присоединился.
Скрипка заслуживает должного внимания. Существуют виолончельные, симфонические, прочие фестивали, но не скрипичные. Я знаю только один аналогичный проект — в Лондоне. Поэтому очень приятно, что с прошлого года и в России есть такой смотр.
— В каких мероприятиях фестиваля, помимо концерта 4 ноября, вы примете участие?
— 8 ноября в Петербурге я представлю финалистов конкурса имени Генриха Венявского и сыграю вместе с ними Концерт для четырех скрипок Антонио Вивальди.
— В этом году вы возглавляете жюри конкурса. Каковы впечатления от уровня конкурсантов?
— Уровень невероятно высок. Есть открытия, даже откровения. Каждый день мы, члены жюри, открываем для себя что-то новое. В финале мы просто радуемся за каждого участника.
— Речь о технической оснащенности или о глубине трактовки?
— Про технический уровень я и не говорю — столько замечательных скрипачей с великолепной, почти идеальной выучкой! Тут даже вопросов нет. 70% скрипачей играют безупречно в техническом плане. Хороших ремесленников очень много, и это радует, потому что они тоже нужны. Но настоящих музыкантов, конечно, меньше.
У нас уже в первом туре в качестве обязательного произведения — бетховенская соната. Участник выбирает одну часть из любой сонаты Бетховена и демонстрирует на ней художественное мастерство.
— Мнение публики при оценке конкурсантов на вас влияет? Бывает ли так, что у публики один любимец, а у жюри — другие симпатии?
— Публика не всегда адекватно реагирует на исполнение. Это абсолютно естественно, потому что не все люди в зале по-настоящему знают ремесло. Они недостаточно знакомы со скрипичным искусством, с самой скрипкой.
Нам с чисто профессиональной точки зрения, конечно же, многое виднее, ведь мы сами концертирующие скрипачи и педагоги. Но, с другой стороны, когда какой-то конкурсант демонстрирует проявления гениальности, это замечают все. В конце концов публика и жюри должны сойтись в своей оценке, но это при условии, что перед нами действительно зрелый музыкант.
— Речь о возрасте?
— На конкурсы в основном приезжают талантливые музыканты от 16 до 30 лет. Это как раз период становления и созревания таланта. Примерно в 20 лет исполнитель начинает экспериментировать. Но не все эти эксперименты стопроцентно успешные, хотя слушателям они могут показаться интересными.
Поэтому здесь могут разделиться мнения членов жюри и публики. Зрители говорят: «Мне понравилось, а жюри не оценило». На самом деле это, скорее всего, продукт, который еще не дошел до совершенства.
Но настоящее совершенство понимают все. Конечно, очень редко бывает, когда всё сходится: и мастерство, и талант, и душа. Таких, как Ойстрах, Хейфец, Венявский, — единицы. Но мы всегда надеемся, что сможем найти такого. Для этого и существуют конкурсы, потому что в повседневной жизни мы можем просто их не заметить.
— Есть ли среди понравившихся вам конкурсантов представители России?
— Безусловно. Я могу назвать сразу троих. Вера Лопатина (она сейчас живет в Париже), Сергей Лавров и Семен Гуревич (оба из Петербурга). К сожалению, им не удалось войти в финал, потому что общий уровень очень и очень высокий и они не смогли набрать достаточное количество голосов у жюри.
— Получается, что наших музыкантов на концерте 8 ноября не будет?
— К сожалению, нет.
— Как бы вы охарактеризовали в целом современную российскую скрипичную школу? Мы потеряли наши позиции советских времен?
— Мы наши позиции никогда не потеряем. Представители русской скрипичной школы живут не только в России, но и по всему миру. Меня всегда называют одним из них. Поэтому традиция осталась. Я уверен, что у тех конкурсантов, которых я упомянул, есть все шансы, чтобы стать крупными музыкантами. Думаю, мы о них очень скоро услышим.
— Помимо игры на скрипке вы занимаетесь еще и дирижированием. Почему решили сменить смычок на дирижерскую палочку?
— Когда я дирижирую, это меня тоже подпитывает как скрипача. Ведь, к сожалению, ни Брукнер, ни Малер не написали скрипичных концертов. Но когда ты чувствуешь масштаб оркестра, работаешь с разными коллективами, невольно эти краски потом проявляются и в игре на скрипке.
Чтобы по-настоящему трактовать сонаты Бетховена, необходимо, на мой взгляд, продирижировать его симфониями.
— Россия переживает непростой период. В кризисное время классическая музыка начинает развиваться интенсивнее или, наоборот, социальные проблемы душат искусство?
— Очень хороший вопрос. Сейчас времена тяжелые не только в России, но и везде. Это можно назвать периодом борьбы, трений. Путешествуя по миру, я чувствую, что ситуация везде накаляется, у людей всё меньше и меньше терпения и времени для диалога…
Музыка в этом смысле уникальна, она дает возможность отрешиться от всех бытовых проблем. Это как эмоциональная настройка для людей.
Люди должны посвящать музыке и, может быть, каким-то духовным практикам больше времени, потому что это пойдет нам всем только на пользу. Для принятия правильных решений ум должен быть ясным. Надеюсь, что в скором будущем всё нормализуется. Музыка — зерно победы добра над злом.
***
Максим Венгеров начал обучение игре на скрипке в Новосибирске, продолжил образование в Центральной музыкальной школе при Московской консерватории.
1990 году победил на Международном конкурсе скрипачей им. Карла Флеша. Двукратный обладатель премии Grammy.
Преподавал скрипичное искусство в Высшей школе музыки Saarа (Германия) и Королевской академии музыки (Великобритания). В 1997 году стал эмиссаром UNICEF.