Махар Вазиев дал первое интервью в статусе руководителя балета Большого театра: о жизненных принципах, невероятном опыте, мечтах и новых постановках.
– С Вами связывают расцвет балета Мариинского театра: те 13 лет, что вы являлись балетным руководителем, отмечаются появлением Ульяны Лопатиной, Дианы Вишневой, Светланы Захаровой, которую вы затем пригласили этуалью в Ла Скала.
– Раскрыть талант, который заложен в человеке, в актере, и то, чему его научили в школе педагоги, — это самое главное. Если он неправильно, нехорошо танцует ту или иную партию, не совсем точно, — то это не потому, что он плох. Потому, что я не способен найти правильное решение как руководитель.
– Вам наверняка помогает опыт танцовщика?
– Я бесконечно благодарен людям, с которыми работал: друг другу мы даем импульс, развиваем друг друга. В этом смысле я счастливый человек.
– Тот же Гергиев, у которого есть чему поучиться?
– Валерий Абисалович — это особый человек, и в мире искусства, и в моей жизни. Да. Он меня многому научил, очень многому. Это правда.
– Ваши слова об ответственности за результат, о желании дать возможность максимально раскрыться своим подопечным вызвали воспоминания о Брижит Лефевр (девятнадцать лет возглавляла балет Опера Гарнье — ред.), которая даже позволяла танцовщикам пробовать себя в режиссуре.
– Брижит Лефевр — замечательная женщина, удивительная и очень талантливый руководитель. Она очень много сделала для французского балета… Но знаете, если сравнивать западную систему и нашу, скажу, что мы должны сохранять наш репертуарный театр, где можем развивать, сами создавать потрясающих солистов, звезд и одновременно можем растить новых режиссеров, хореографов.
Проработав на Западе, я убедился, что наша система куда интереснее и перспективнее, и мы должны её беречь.
– А как вам удалось освоить западную систему? Пришлось же это делать уже на практике, будучи руководителем балета Ла Скала.
– Очень сложно работать в системе, где не учитывается специфика того или иного искусства.
Вначале мне пытались объяснить: многое, из того, что я хочу, законодательно сложно. Например, у нас существует нормальная практика возвращения артиста в строй, когда после травмы, болезни, после пропуска двух-трех месяцев нагрузки повышаются постепенно. Там не так: вы пришли и с первого дня должны крутить 32 фуэте, и никого не интересует, что вы болели, это ваша личная проблема. И так — по многим пунктам.
Конечно, уникален театр Ла Скала, его история. Но самое главное, самая большая ценность — это публика. Покорить эту публику, тем более оперную, по силам далеко не всем.
– Самая требовательная в мире?
– Приведу пример. Я сидел на генеральной репетиции оперы, рядом — мужчина, как выяснилось, достаточно повидавший. В антракте он меня спросил: “Скажите пожалуйста, маэстро, вам нравится?” Я ответил: “Мне кажется, интересно. А Вам?” — “Ужасно!”. Я притих. И стал слушать.
Это было любопытно. Он видел самого Беньямино Джильи (выдающийся итальянский оперный певец и актёр, один из величайших теноров, которого называли наследником Энрико Карузо — ред.)! Я знаю семью, которая 50 лет имеет ложу в Ла Скала… Да, у них другая история. На нашу же долю выпало много катаклизмов.
– До революции у нас тоже были семьи, которые имели ложи в театрах.
– Да, вы правы. Публика, особенно знающая, имеет огромную ценность.
– Интересны ваши хореографические предпочтения. Современная хореография или классика?
– Балет Большого театра исторически сформировался как балет классический прежде всего. А в остальном мы готовы экспериментировать и работать практически со всеми хореографами, если они предложат нам что-то интересное.
– Те же реконструкции, например, которые вы начинали еще в Мариинском театре, восстановление исторических балетов?
– Почему нет?
– А уже есть что-то конкретное, о чем можно сказать, или все постановки, планы еще в стадии обсуждения?
– Те проекты, которые уже были оговорены, спланированы, нарушать не собираюсь.
Вы знаете, в мире существует много компаний, где… Я называю это словом “фантики”… Вот если Вы увидите их репертуар, то Вы восхититесь — что только они не танцуют! Но смотреть на это невозможно.
Я думаю, что наравне с формированием афиши существует едва ли не гораздо более важная задача, тем более, если речь идет о таком театре, как Большой: нужно воспитывать “звезд” в своих недрах. Именно “звезд” – ярких, мощных танцовщиков, балерин, наряду с ярким кордебалетом. Исполнительский уровень должен быть самый высокий. И репертуар должен чуть-чуть подтягивать.
Понимаете, классические балеты, которые идут десятки лет, только на первый взгляд не развиваются. Их развитие заключается в том, что там есть правила. Основа классического танца — выворот на первую позицию. Нет у вас выворотной первой позиции, вы можете быть очень талантливым, но, простите, никак не можете быть классическим танцовщиком. Таковы правила.
И на самом деле, где есть правила, там сложнее всего. А посмотрите современные балеты — никаких правил, делай все, что хочешь. Но что-то интересное и яркое обнаруживается крайне редко.
– Это видно даже по гастрольному репертуару Большого театра: конечно, классика — в первую очередь, ее ждут, ее требуют импрессарио, но при этом Большой театр возит в Лондон, Париж и современные постановки.
– Давайте честно признаемся, какую оперу мы хотим слушать. Если приезжает Ла Скала к нам на гастроли, мы же хотим оперу итальянскую?
– Конечно.
– Но как Вы считаете, если бы они привезли “Евгения Онегина”, нам бы было так сильно это интересно, смотреть, слушать?
– Было бы любопытно.
– Любопытно да, согласен. Но зачем же отказываться от того, что мы умеем делать хорошо и даже лучше других? У нас замечательная классическая школа. И нам за нее надо держаться.
– А у Вас есть балетные мечты, которые Вы хотели бы реализовать? Можно гипотетически, даже не применительно к Большому театру.
– Я уже давно не мечтатель и стараюсь рассуждать категориями реальными. Все, что вы делаете, вы делаете посредством актеров, и если вы будете заниматься актерами и компанией, я думаю, вы сможете реализовать все свои желания.
– А ваши зрительские предпочтения? Что вы любите смотреть?
– Я люблю смотреть разное. Главное, чтобы это было интересно, провокационно, талантливо.
– Если вы за то, чтобы растить самим таланты, холить их, лелеять, не хотите ли создать в Большом балетный аналог Молодежной оперной программы?
– Почему нет? У нас есть такие планы.
– А с Ла Скала, где вас полюбили и, насколько я понимаю, не очень-то обрадовались тому, что вы решили уйти в Большой, вам придется дорабатывать? Там же тоже планы были сверстаны на годы вперед.
– В Ла Скала я работать закончил, но новому руководителю балета, Марио Бигонзетти, придется этот год потерпеть, поскольку репертуар был спланирован мною. Такова система…
А вообще — не было бы в моей жизни Ла Скала, не было бы Мариинского, не было бы и Большого театра. И я благодарен судьбе за возможность работать с талантливыми людьми. Помогать им — это здорово, это роскошь. И актеры, повторюсь, для меня — самое важное, может быть, еще важнее только педагоги-репетиторы.
Мне, кстати, уже задавали вопрос: “Откуда вы будете преимущественно набирать артистов?”
– Из Питера или из Москвы?
– Да. Отвечаю: конечно, из московской школы прежде всего. И мы часто общаемся с Мариной Константиновной Леоновой (ректор Московской государственной академии хореографии — ред.). Между московской школой и Большим театром должна быть тесная связь.
– Мне радостно за балет Большого театра, мне радостно за вас, потому что есть замечательные единомышленники в лице директора театра, в лице музыкального руководителя. Ваш опыт в Мариинском театре, в Ла Скала обнадеживает и вдохновляет.
– Спасибо за пожелания и за эту встречу. Мне кажется все же самым главным — лучший результат, который мы должны достигать, мы должны достигать на сцене своего театра.
Гуля Балтаева, “Вести“