В крошечном швейцарском Вербье открылся 22-й Международный музыкальный фестиваль, собирающий невероятные аншлаги.
В этом году в калейдоскопе имен зарубежных исполнителей – Эса-Пекка Салонен, Джойс ДиДонато, Андраш Шифф, Рено и Готье Капюсон, Томас Квастхофф, Зубин Мета – вновь сверкают имена музыкантов российской школы: Григорий Соколов, Миша Майский, Ильдар Абдразаков, Михаил Петренко, Валерий Гергиев, Денис Мацуев, Даниил Трифонов…
Гостем фестиваля уже несколько лет подряд становится пианистка и композитор Лера Ауэрбах. Так сложилось, что она оставила Россию еще юной в 90-е годы, а теперь у нее свой неподражаемый музыкальный стиль и мировая известность.
В перерывах между репетициями Лера ответила на вопросы.
─Вы уже не впервые в Вербье. Чем вас так притягивает этот фестиваль?
─ Для меня Вербье – особое место, здесь магическая энергия. Горы, которые я очень люблю, вид из любого окна захватывает дух. Маленькая альпийская деревня – и большая музыкальная семья высочайшего международного уровня. Я в Вербье в пятый раз. До того как приехала сюда впервые, здесь уже исполнялась моя музыка, Женя Кисин читал мои стихи. А уж потом руководитель фестиваля Мартин Энгстрём пригласил меня выступить. С тех пор я участвую в Verbier Festival и как композитор, и как пианистка.
─ Почему для своего выступления в этом году вы выбрали фортепианный цикл Мусоргского “Картинки с выставки”?
─ Уникальность этого сочинения в том, как оно повлияло на музыку XX века. В фортепианном репертуаре нет другого сочинения, которое бы вдохновило столько транскрипций, их больше 80-ти! Перед исполнением я сделаю что-то вроде презентации, – попытаюсь показать на примере “Картинок”, что вообще происходит в голове у композитора; как рождаются идеи. В этом ведь всегда есть определенная доля мистики…
─ Не страшно прикасаться к тайнам творчества Мусоргского – он ведь личность неоднозначная, загадочная?
─ Сила нашей профессии в том, что происходит некое мистическое соединение – композитора, жившего в другом столетии (а иногда и нашего современника), исполнителя и слушателя. Исполнение – это своеобразный элемент гипноза, нечто особенное. На каждом концерте должна чувствоваться грань между Жизнью и Смертью… В своем исполнении я пытаюсь возродить уже давно потерянный подход к интерпретации с позиции пианиста-композитора. Это совершенно особый взгляд и прочтение нотного текста.
─ Названия сочинений – “После конца времени”, “Диалог со временем” – говорят о том, что тема Времени среди самых важных в вашем творчестве…
─ Да, это так. Сейчас меня очень интересует, как меняется наша память. Наши воспоминания с годами варьируются, и не потому, что мы что-то забываем. Эмоциональная окраска восприятия – как это было – наиболее верный показатель того, как мы меняемся сами, в чем мы себя предаем, а в чем остаемся верными себе. В музыке – это двойное, даже тройное дно… В теме Времени всегда много вопросов, на которые, может, и нет ответов.
─ Вы пишете прелюдии, симфонии, концерты. Что скрывается за их названиями?
─ Сочинение можно назвать “N 23”, можно вообще не называть, а можно придумать что-то очень оригинальное, но все это будет одно и то же сочинение. Хорошее название обращает на себя внимание, но не имеет отношения к творческому процессу. Название “Лунная соната” собственно к Бетховену не имеет отношения.
На фестивале в Вербье прозвучит мое Трио N 2, имеющее подзаголовок “У этого зеркала три лица”, как обращение к воображению слушателя. Музыка будит воспоминания, звуки, вибрации вызывают эмоциональные отклики, потому что происходит именно такая связь, которую невозможно рационально анализировать.
─ У Моцарта есть изречение: “Мы, конечно, проводники воли Бога, но не всех он избирает для этого”. Вы чувствуете в себе силы сказать, что вы – избраны?
─ Если бы я не чувствовала избранность, я бы этим не занималась. Композитор и поэт – сложно назвать это профессией. Публика видит только внешнюю сторону этой жизни, и, если она успешна, виден только глянец. Но на самом деле это неблагодарное, черное и “кровавое” дело…
─ Вы востребованы как композитор. Общаетесь с исполнителями вашей музыки?
─ Одним из первых исполнителем моей музыки (20 лет назад) стал Гидон Кремер. Так же скрипачи Вадим Глузман, Филипп Квинт, вместе с которыми я училась в Джуллиарде. Из музыкантов, которые знакомы вам по фестивалю в Вербье, – это Леонидас Кавакос, Готье Капюсон, Неэме Ярви, Вадим Репин, Джулиан Рахлин, а также Владимир Юровский, Дмитрий Юровский, Владимир Федосеев, Владимир Спиваков.
Мои балеты и оперы идут в ведущих театрах мира: Гамбургской опере, Национальном балете Китая в Пекине, в оперных театрах Амстердама, Сан-Франциско, Копенгагена, Торонто… Для меня большая честь, что они исполняют мою музыку.
Татьяна Эсаулова, “Российская газета”