Звезда мировой оперы француженка Натали Дессей выступит на фестивале по приглашению Валерия Гергиева, который будет дирижировать концертом.
Виртуозный блеск ее хрустального сопрано прозвучит 18 июня в Концертном зале Мариинского театра.
— С какими чувствами вы едете на первый сольный концерт в Россию?
— Я счастлива. Я успела немного познакомиться с Россией в прошлом году, когда мы с семьей во время каникул приезжали в Петербург.
— С маэстро Гергиевым вам доводилось встречаться прежде?
— Валерия Гергиева я знаю много лет и давно хотела работать с ним. Он фантастический музыкант. Мы “изучали” друг друга в Европе и Америке и даже должны были выступить вместе на концерте в Версале, но так и не получилось. И вот, наконец, моя мечта осуществится – я выступлю вместе с маэстро.
— Ваш концерт пройдет в Год Франции в России и России во Франции. Что для вас значит русская культура?
— Она очень близка мне, если говорить о музыке, литературе и прекрасном русском языке. У меня есть русские друзья. Одно из моих самых больших сожалений в том, что я не выучила русский язык, но пообещала себе, что начну его учить, когда уйду со сцены.
Еще одно мое величайшее сожаление состоит в том, что я не могу исполнить партию Татьяны в “Евгении Онегине” Чайковского, потому что она мне не по голосу. А эту оперу я считаю совершенной, и в ней мне нравится все: либретто, характеры, история, которая очень современная.
— В программу вашего первого русского концерта включены сразу три вокализа – не каждый певец осмелится спеть столько за один вечер.
— Если честно, я даю не так много концертов, потому что мне больше нравится выступать в опере, где я люблю “скрываться” за характером героини, растворяться в ансамбле с другими певцами. Мне не нравится представлять себя как себя.
В вокализе нет какого-либо внемузыкального смысла, потому что в нем нет слов, и смыслом концерта является всего лишь сказать: “Привет! Я представляю себя и свой голос – примите его таким, какой он есть”. И обязательно включу в этот концерт какие-нибудь шутки.
— Вы начинали как драматическая актриса, а почему выбрали оперное пение?
— На самом деле выбирала не я – голос выбрал меня. Я лишь стремилась выйти на сцену как можно скорее. И в двадцать лет поняла, что со своим голосом я смогу уверенно выйти на сцену. Мне легко давались высокие ноты, а легкость всегда придает уверенность.
— Вы также мечтали быть балериной. Обратная сторона славы артистов балета – боль и мучения. На что жалуются оперные певцы?
— Быть танцором – самая трудная работа на свете. Я не занималась танцами профессионально, но знаю, что у меня никогда не нашлось бы столько мужества стать танцовщицей, даже при том, что хотела быть балериной. Мне было грустно, когда в 13-14 лет я поняла, что не смогу быть танцовщицей, но сегодня благодарю Бога за то, что он не дал мне такого таланта, иначе я стала бы танцовщицей и страдала бы, как они.
Что касается оперных певцов, то лично я пожаловалась бы на то, что иногда в жертву приходится приносить частную жизнь. Конечно, наша работа тоже трудна, но не может идти ни в какое сравнение с балетом. Нам не надо тренироваться по шесть часов в день – у нас попросту голос не выдержит. Часа два в день я могу позаниматься, но не больше.
— Оперные певцы обычно проигрывают драматическим актерам в создании убедительного драматического образа. Что помогает вам убеждать слушателя?
— Я пытаюсь забыть, что пою. Это, конечно, трудно и означает, что нужно работать так много, чтобы пение стало второй натурой. Забота о верхних нотах и прочих вокальных сложностях должна предшествовать выходу на сцену, где нужно концентрироваться на характере и чувствах.
— Вы очень много записываетесь. Вам нравится процесс звукозаписи?
— Скажу честно, это важнее для других, чем для меня. И вообще я не люблю слушать свое пение. Если бы я могла, то выбрала бы для себя другой голос – более лирический, теплый, мягкий, более красивый, который дал бы мне возможность петь Татьяну, Тоску или тому подобное. А можете представить, какое удовольствие петь и играть Саломею?
— Один из ваших дисков называется “Чудо голоса”. Это не вы такое название придумали?
— Да что вы! Это же дело маркетинга! Я к этой стороне вопроса равнодушна. Мне важно и интересно записать музыку, а они пусть продают это.
— В вашем репертуаре рядом с Доницетти, Беллини и Верди есть Бах, Гендель, записанные с барочными оркестрами, и подчас кажется, что барокко – ваша не менее сильная страсть, чем бельканто.
— Это что-то совсем другое, почти как другая работа. Бах – мой любимый композитор. Мой iPod полон Баха, я слушаю его музыку все время, и для меня она самая красивая музыка, какую я когда-либо слышала.
— Время на кино и книги вы оставляете?
— Да, смотрю премьеры, мне нравятся американские фильмы, мюзиклы, работы Тима Бёртона, Терри Гиллиама, Фрэнка Капры. Я очень люблю читать и читаю все, что проходит мимо меня. На очереди – письма Фланнери О Коннора, американского писателя, которого я для себя только что открыла.
Много читаю о лошадях, страсть к которым открылась у меня прошлым летом в Америке, в Санта-Фе в штате Нью-Мексико. Я пришла на конюшню вместе с дочерью, которая занимается верховой ездой, и вместо того, чтобы дождаться, пока она закончит свои упражнения, решила попробовать, и мне очень понравилось.
Я подумала, как много времени я потеряла, не занимаясь лошадьми. Однажды я, наверно, заведу лошадь, но пока я плохой наездник.
— Ваш муж – тоже оперный певец, бас-баритон Лоран Наури. Дома вы, наверно, изъясняетесь иногда на языке оперных арий?
— Да, у нас одна страсть, мы обсуждаем работу, постановки, но дома не поем, если, конечно, нет необходимости готовиться к концерту. Работа наша утомительная, поэтому для удовольствия я не пою совсем.
— Ваши дети не собираются повторить путь родителей?
— Не думаю. Мы, конечно, настаиваем на том, чтобы они занимались музыкой, но не более. Как и многие их сверстники, наши дети занимаются музыкой, но немного против своей воли. Дочь играет на фортепиано, а сын – на саксофоне, занимаясь частным образом.
Владимир Дудин, “Российская газета”