В Москву на несколько дней приехал знаменитый итальянский дирижер испанского происхождения Энрике Маццола, который с 1 июля 2021 года назначен музыкальным руководителем одного из главных театров мира – Lyric Opera Чикаго.
Маццола хорошо знаком нашей публике, так как выступал с концертами и был постановщиком “Севильского цирюльника” в “Геликоне” и “Сомнамбулы” в Большом театре. Но ныне приехал ради мастер-класса для Молодежной программы Большого театра.
После занятий маэстро рассказал о том, каким, на его взгляд, будет оперный театр после пандемии.
— Какое впечатление произвела на вас “Молодежка” Большого театра?
— Для меня было подлинным удовольствием работать с певцами Молодежной оперной программы Большого театра. Тема моего мастер-класса – это бельканто, то, что является моим главным репертуаром.
Я достиг того возраста, в котором, полагаю, знаниями пора делиться. За спиной все-таки 20-25 лет карьеры. Лет пять назад я начал работать в академии “Ла Скала”, в Парижской опере и в Чикаго.
Сегодня в Москве я чувствую, как важна работа с не италоговорящими певцами, которые получают драгоценную информацию. Это может упростить им подход к итальянскому репертуару в международном масштабе.
Если сравнивать Молодежную программу Большого театра с другими подобными проектами, то должен констатировать: я нахожу эту программу, может быть, одной из лучших в мире. Здесь собраны исключительные голоса и замечательные пианисты. Удивительно видеть подобное собрание талантов. Уверен, что они должны быть представлены как маленькая супердрагоценность Большого театра.
— Можно ли сказать, что повсеместная популярность молодежных программ в оперных театрах есть упрек в какой-то незавершенности регулярного образования?
— Будет нечестно, если я стану судить о положении дел в России. Но если говорить о Европе или о Северной Америке, то это болезненный вопрос. Часто после окончания консерватории выпускники, быть может, имеют свод неких знаний, но лишены полноценного профессионального опыта. Получив диплом, выпускники зачастую не готовы к самостоятельной жизни в профессии.
— А каков ваш личный опыт?
— Я никогда ни в каких академиях не учился после консерватории. Мне самому нужно было и ошибаться, и проживать лучшие моменты, чтобы оказаться в той точке карьеры, где я сейчас нахожусь.
Иной вариант – если тебе повезло и ты можешь попасть в академию. И получить за год ту информацию, которую я, может быть, получил за 10 лет работы. Поэтому я очень добрый дирижер, но и очень требовательный.
— Как вы думаете, что будет с оперой после пандемии?
— Сложно сказать. Очевидно, что оперные театры Америки пострадали сильнее театров Европы и России, в частности. В отличие от европейских коллективов американские не имеют государственной поддержки. Пока есть робкая надежда открыться в сентябре. После паузы в полтора года и с катастрофическим дефицитом бюджетам.
Те оперные дома, которые раньше смогли сэкономить деньги, возможно, смогут легче выйти из этого кризиса. Пять месяцев назад нам в Чикаго удалось возобновить контракты с хором, оркестром и постановочной частью. Мы полностью сформировали афишу на сезон.
Сейчас, конечно, самый важный вопрос, сколько билетов разрешат нам продавать. Возможны разные сценарии развития событий: минус 10%, 30% или 50% публики.
— Вы не слишком оптимистичны?
— В целом я человек крайне позитивный. Не вижу причин, чтобы наша публика не вернулась в оперный театр. Все уже очень устали от любых интернет-активностей, соскучились по “живым” спектаклям. Но неправильно будет забыть о нашем интернет-опыте, он подарил нам новую аудиторию.
— Многие театры по всему миру, кажется, более озадачены не творческими или даже финансовыми вопросами, а расовыми и гендерными. Как вы к этому относитесь?
— На самом деле нам надо думать о том, чтобы всех не исключать, а включать. Тогда можно будет обращаться к еще более широкой аудитории.
Я вырос в демократичной, открытой миру Европе, где музыка принадлежала каждому. Поэтому мне немножко надоело слушать, что опера – это что-то исключительно для белых богатых людей.
— У вас, родившегося в семье с большими театральными, музыкальными традициями, был шанс выбрать другую профессию?
— Может, и не было! Я был обязан заниматься музыкой, но через 5-6 лет учебы эта обязанность превратилась в огромное удовольствие и персональный вызов. Мне кажется, что дирижер – тот человек, который должен на 360 градусов вдохновлять. Мне очень нравится моя работа. Моя жизнь – это дирижирование.
— Если бы у вас была возможность выбирать, какой бы спектакль вы хотели поставить в Большом театре?
— “Вильгельм Телль” Россини – это, так сказать, последняя воля композитора, завещание и прощание с классицизмом и ранним романтизмом, что открывает уже двери в мир бельканто.
Я был бы очень горд иметь возможность привести в Россию потрясающую, сильную редакцию этой грандиозной оперы. Я очень люблю бывать в Москве.
Мария Бабалова, “РГ”