13-й Дягилевский фестиваль может стать последним в том виде, в котором мы его знаем.
На фоне слухов об отъезде команды Курентзиса нам захотелось сделать слепок с его уникальной атмосферы. Создав опросник по образцу прустовского, мы предложили ответить на семь (или около того) вопросов девятерым участникам только что закончившегося фестиваля.
Над проектом работали: Екатерина Алтынпара, Мария Андрющенко, Анастасия Антоненкова, Денис Великжанин, Елизавета Голева, Анна Катрюк, Раиса Малиновская, Лейла Эйвазова.
Иван Бушуев, флейтист
— Если бы у человечества осталась возможность услышать только одно музыкальное произведение, то что бы вы выбрали и почему?
— Я не знаю. Мне кажется, что музыка в разные моменты времени тебя захватывает совершенно по-разному. Есть музыка, которая невероятно тебя впечатляет. Для меня это, наверное, песенка Гийома де Машо «Богатый любовью» из нашей программы «Tria ex uno». Про фонтан любви (улыбается).
— Святослав Рихтер в своих дневниках описывал образы, возникающие у него при исполнении музыкального произведения. Возникает ли у вас какой-то визуальный ряд, когда вы исполняете музыку?
— Все зависит от того, какую музыку играешь, один ты или с коллегами, какова зона ответственности, которая распространяется в этот момент на тех, с кем ты. Образы — это такая вещь, на которую иногда просто нет времени. Но у меня иногда случается, да. Редко. И это очень абстрактная вещь.
— Что вы будете делать на сцене, если забудете текст произведения?
— Если играешь наизусть, нужно следовать стилю композитора и искать выход. Если играешь по нотам, то нужно срочно искать место, где ты потерялся. Все банально (смеется).
— С каких музыкальных произведений лучше начинать знакомить детей с академической музыкой?
— Я не думаю, что важно начинать, например, с Шопена или Баха. Если человек сам восхищается музыкой Хиндемита и ставит ребенку его музыку, то можно и с этого начать. Самое удивительное, что, как правило, дети современную музыку, где много разных интересных звуков, слушают гораздо внимательнее, чем просто какую-нибудь из симфоний Гайдна. Через современную музыку они начинают понимать, что было в XIX веке и раньше.
— Что вы напеваете, когда остаетесь наедине с собой?
— Все зависит от дня. Если ты учил студентов весь день, то напеваешь Цыбина там, Гобера, всякий флейтовый репертуар. Если что-то в плеере слушал, то бывают поп-песни, почему нет? Это может быть Ariel Pink или Radiohead, Pink Floyd, Depeche Mode… Есть огромное количество мелодичной музыки.
— Для чего нужна музыкальная критика?
— Это очень важная вещь. Критик показывает еще одну точку зрения, что-то, о чем ты не задумывался. Это становится импульсом к новому взаимодействию с текстом, картиной, оперой… любым искусством. И это, мне кажется, основная функция критики.
— Что бы вы сказали Дягилеву, если бы его встретили?
— Чувак, ты крутой.
Алексей Гориболь, пианист
— Если бы у человечества осталась возможность услышать только одно музыкальное произведение, что бы вы выбрали? Почему?
— Я не могу отвечать за все человечество. Но для себя оставил бы Сицилиану из Концерта для двух скрипок Баха.
— Святослав Рихтер в своих дневниках описывал образы, которые возникают у него при исполнении произведения. Что вы видите перед собой, когда исполняете музыку?
— Ничего. Никаких образов я не вижу.
— Что вы будете делать на сцене, если забудете текст произведения?
— Я играю в основном камерную, камерно-вокальную и современную музыку. Все это играется с нотами.
— С каких произведений лучше всего начинать знакомить детей с классической музыкой?
— С Моцарта и Шуберта. С пения в хоре.
— Что вы напеваете, когда принимаете душ?
— То, что сейчас в работе. Или репетируется, или вечером играется, или разучивается.
— Для чего нужна музыкальная критика?
— Для фиксации и осмысления музыкального процесса.
— Что бы вы сказали Дягилеву, если бы встретились с ним?
— Я бы спросил, знает ли он о судьбе своей коллекции, в частности, одиннадцати писем Пушкина. Задайте последний вопрос еще раз.
— Задаю.
— Кого вы любили больше — Вацу, Леню или Сережу?
Алексей Жилин и Федор Рудин, виолончелист и скрипач
— Если бы у человечества осталась возможность услышать только одно музыкальное произведение, что бы вы выбрали? Почему?
Алексей Жилин: Я бы выбрал «Страсти по Матфею». Пожалуй, это музыка, которая лучше всего раскрывает разные отношения и переживания. Без нее трудно жить, она помогает прочувствовать определенные эмоции. И, конечно, это величайшее произведение всех времен.
Федор Рудин: На этот вопрос ответить сложно. Думаю, то, что сказал Леша, — хороший вариант. Можно точно назвать десять таких произведений. Скажем, Реквием Моцарта.
— Святослав Рихтер в своих дневниках описывал образы, которые возникают у него при исполнении произведения. Что вы видите перед собой, когда исполняете музыку?
Жилин: Музыка — это и есть образы. Когда две ноты идут в мелодии, они окрашены в какой-то образ. На мой взгляд, словами очень сложно передать. Это то, что чувствуешь своим нутром.
Рудин: Словами это не передать. Разочарование, опыт, ненависть — для чувств есть номенклатура, но это по-прежнему будут просто слова. Особенность музыки в том, что она происходит только в этот момент. Каждый может услышать в ней что-то свое.
— Что вы будете делать на сцене, если забудете текст произведения?
Жилин: Это страшный сон музыканта. Что будем делать — паниковать?
Рудин: Паниковать, да (смеется).
Жилин: Могу дать совет: главное — не подавать виду. И с таким лицом, будто ничего не произошло, продолжать и импровизировать.
Рудин: Но с очень уверенным лицом!
Жилин: У Святослава Рихтера ведь так и было.
Рудин: Такого, чтобы совсем забыл текст, у меня не было, слава богу.
Жилин: Ну, бывает, сыграешь не ту ноту или октаву…
— С каких произведений лучше начинать знакомить детей с классической музыкой?
Жилин: С хороших. Вам список? Драматическое что-нибудь. Шуберт, например.
Рудин: Моцарт.
— Что вы напеваете, когда принимаете душ?
Жилин: А обязательно что-нибудь напевать? Такое случается, когда что-нибудь в голове заело.
Рудин: Мне некогда. Я принимаю душ очень быстро.
— Для чего нужна музыкальная критика?
Рудин: Это длинный вопрос.
Жилин: И очень неоднозначный.
Рудин: Есть два вида музыкальной критики. Вы что имеете в виду? Профессиональную деятельность? Современная музыкальная критика нужна для хорошего пиара, хотя ее первоначальной функцией был не пиар вовсе.
Жилин: Музыкальная критика куда-то ушла, поскольку она изначально пыталась быть объективной.
Рудин: Это истина.
Жилин: Истина, да. Музыкальная критика должна быть объективной. К сожалению, все превратилось в фарс, и в основном она используется сейчас и для самопиара критиков, и для пиара исполнителей.
Рудин: Если быть в хороших отношениях с критиком, этим можно пользоваться (тяжко вздыхает). К сожалению, так сложилось.
Жилин: Объективно-критических статей я в последнее время почему-то не встречал.
— Что бы вы сказали Дягилеву, если бы встретились с ним?
Рудин: Хороший вопрос.
Жилин: Мне кажется, интереснее, что бы он сам нам сказал. Это человек, который настолько смотрел вперед и предугадывал настроения публики, замечал таланты, что почти никогда не проигрывал в своих поступках и решениях. Спросить, как он до всего этого додумался, как все это провернул?
Рудин: То же, что бы ты сказал, если бы встретил Моцарта.
Жилин: Моцарту мы можем только сказать спасибо.
Рудин, Жилин: И Дягилеву тоже. Да-да, безусловно.
Рудин: Пожалуй, ответ будет именно такой.
Сесиль Лартиго, исполнительница на волнах Мартено
— Если бы у человечества осталась возможность услышать только одно музыкальное произведение, что бы вы выбрали?
— Мессу «Prolationum» Йоханнеса Окегема.
— Святослав Рихтер в своих дневниках описывал образы, которые возникают у него при исполнении произведения. Что вы видите перед собой, когда исполняете музыку?
— Когда я играю по памяти, то перед собой я вижу партитуру. А когда импровизирую, то в моей голове возникают абстрактные картины, которые связаны с типом звука.
— Что вы будете делать на сцене, если забудете текст произведения?
— Я буду импровизировать. Преимущество игры на волнах Мартено заключается в том, что почти никто не знает репертуара для этого инструмента (смеется). Можно сыграть весь концерт, импровизируя. Я бы могла так сделать, но я честна по отношению к публике, композитору и партитуре.
— С каких произведений лучше начинать знакомить детей с классической музыкой?
— Я назову двух композиторов: Баха и Бартока. Барток — для того, чтобы ребенок овладевал ритмом и артикуляцией, а Бах — для понимания мелодики.
— Что вы слушаете, когда остаетесь в одиночестве?
— Это зависит от моего настроения: могу слушать и поп, и музыку Средневековья, и какую-нибудь симфонию.
— Для чего нужна музыкальная критика?
— Хорошая критика служит для объяснения слушателю музыки.
— Что бы вы сказали Дягилеву, если бы встретились с ним?
— Я бы предложила ему сделать вместе музыкальный спектакль. Ну так — скромно (смеется).
Михаил Мордвинов, пианист
— Если бы у человечества осталась возможность услышать только одно музыкальное произведение, что бы вы выбрали? Почему?
— Если я должен выбрать что-то одно, то пусть это будут «Страсти по Матфею» Баха. Потому что Бах вмещает в себя все.
— Святослав Рихтер в своих дневниках описывал образы, которые возникают у него при исполнении произведения. Что вы видите перед собой, когда исполняете музыку?
— Это образы очень абстрактного рода, как правило. Это может быть какой-то цвет или даже свет, меняющаяся яркость. Иногда это бывает физическое ощущение — как от прикосновения человека или дуновения ветра. Погружение в воду в ванне и погружение в море — то есть абсолютно разные вещи. Или в холодный ручей только по щиколотку — такое тоже бывает в музыке.
— Что вы будете делать на сцене, если забудете текст произведения? Случалось ли с вами такое?
— Да сколько угодно! Забыть не проблема — проблема вспомнить. Как-то выкручиваешься. Если действительно blackout и какой-то провал — импровизируешь и играешь дальше.
— С каких произведений лучше начинать знакомить детей с классической музыкой?
— С хороших. Не нужно упрощать. Детям нужно давать великие произведения и не бояться этого.
— Какую музыку вы слушаете, когда остаетесь один?
— Как правило, мало чего. Произведения очень сложно слушать в записи, постоянно на что-то отвлекаешься. Поэтому я предпочитаю ходить на концерты.
— Для чего нужна музыкальная критика?
— Чтобы упорядочить взаимодействие музыкантов с публикой.
— Что бы вы сказали Дягилеву, если бы встретились с ним?
— Я бы его поблагодарил за то, что он сделал, если бы это было уже после «Русских сезонов». А если бы я с ним познакомился до того, как все началось, — постарался бы предложить полезное участие.
Полина Осетинская, пианистка
— Если бы у человечества осталась возможность услышать только одно музыкальное произведение, что бы вы выбрали? Почему?
— «Страсти по Матфею» Иоганна Себастьяна Баха. Мне кажется, они вмещают все, что человек должен осмыслить за свою жизнь.
— Святослав Рихтер в своих дневниках описывал образы, которые возникают у него при исполнении произведения. Что вы видите перед собой, когда исполняете музыку?
— В детстве и юности я рисовала себе образы: мне так было проще «схватить» состояние, чтобы понять, о чем, собственно, музыка. Но с возрастом необходимость что-то сознательно придумывать отпала. Теперь все, что я играю, возникает в моих внутренних ушах и глазах. Оно появляется не извне, не искусственным путем «придумываешь — играешь». Сначала рождаются звук и состояние и только потом — какая-то картина.
Но, конечно, иногда что-то я себе рисую. Очень примитивно: эта музыка похожа на собор, эта — на реку… а вот эта музыка про то, как человек карабкается по бесконечной лестнице к небу. Вот такие картины, даже не столько визуальные, сколько смысловые.
— Что вы будете делать на сцене, если забудете текст произведения?
— Я буду импровизировать. Иногда можно остановиться, посидеть. Подождать, пока у пары слушателей не случится сердечный приступ или пока кто-то нервно не выбежит из зала (смеется). Это случается с каждым музыкантом, и никто от этого не застрахован, к сожалению. За редчайшими исключениями. Можно уйти со сцены, принести ноты, можно просто импровизировать. В общем, все по ситуации.
— С каких произведений лучше начинать знакомить детей с классической музыкой?
— Конечно, с благозвучных произведений, с мажорных. Дети не всегда воспринимают минорную музыку. Когда я ставлю что-то глубоко драматическое, мои дети говорят: «Мама, ну не порти нам настроение, включи что-то поинтереснее».
Можно включать Баха, Моцарта — хоралы, «Маленькую ночную серенаду», в общем, то, что соответствует естественному биению нашего сердца, не слишком быстрое и не слишком медленное — гармоничное. Тогда ребенок будет хорошо улавливать музыку и привыкать к ней.
— Что вы напеваете, когда остаетесь одна, помимо классики?
— Как только мы садимся с моим сыном в машину, он просит: «Мама, включи мою любимую песню» — а это, на минуточку, Земфира. «А у тебя СПИД, и, значит, мы умрем» — и это во все горло распевает мой семилетний ребенок. Поскольку у нас в семье общая музыкальная культура, мы все вместе слушаем и напеваем очень широкий спектр тем: это группы «Мгзавреби», «Океан Эльзы», «Аквариум», «АукцЫон», Земфира, Питер Гэбриел, Джордж Майкл, Стинг.
— Для чего нужна музыкальная критика?
— Чтобы музыканты не расслаблялись и всегда знали, что есть кому их поругать. Хорошей, качественной музыкальной критики почти не осталось: никто больше не разбирает подробно твой творческий рост, никто, кроме преданных поклонников, не слушает твои концерты из года в год — за редким исключением. В музыкальной журналистике, как и везде, сейчас главное — сорвать хайп. А этому ремеслу (критике) нужно учиться долгие и долгие годы. Сейчас, к сожалению, все упростилось.
Хороший критик не только пишет, кто и как сыграл, а находит параллели с литературой, добавляет личные размышления. Эти статьи должно быть интересно читать. Критик — это не только талант, знания и внутренняя культура: это еще и огромный опыт насмотренности и наслушанности, то, из чего складывается культурный багаж.
— Что бы вы сказали Дягилеву, если бы встретились с ним?
— Я бы его так обняла, так расцеловала… У меня очень высокая степень эмпатии к детям, которые рано потеряли мать. И, какая бы ни была мачеха, какая бы ни была потом прекрасная жизнь, это травма, которую человек несет в сердце всегда. Правда, Дягилеву повезло: его любила мачеха, и у него была хорошая семья.
То количество любви и красоты, которое он вокруг себя распространил, — удивительный подвиг. Человек по своей природе — потребитель, и он чаще потребляет эту красоту, а продуцируют и раздают ее единицы. И вот за это я бы его расцеловала и даже завтраки бы ему в постель носила (смеется).
Надежда Павлова, певица
— Если бы у человечества осталась возможность услышать только одно музыкальное произведение, что бы вы выбрали? Почему?
— Наверное, это Реквием Моцарта. Когда я в первый раз его услышала, то поняла, что хочу слышать эту музыку всегда. Это было, когда я училась в музыкальной школе. Тогда я поняла, что хочу заниматься такой музыкой. Когда ее исполняешь, это сродни удовольствию от полетов во сне в подростковом возрасте. Чувство полета, неземного, прекрасного, и это удовольствие, это «ах», когда поднимаешься над чем-то и летишь, летишь… Я до сих пор помню это ощущение, хотя сейчас уже нет таких снов.
— Святослав Рихтер в своих дневниках описывал образы, которые возникают у него при исполнении произведения. Что вы видите перед собой, когда исполняете музыку?
— Я вижу, будто бы я иду по галерее, и у меня каждое музыкальное произведение ассоциируется с картиной. Либо это акварель, либо масло, либо карандаш, графитовая техника. Я не вижу конкретно сюжета, картинки, это все абстрактно. Цвет, какая-то краска по текстуре, мазки, как будто бы ноты…
— Что вы будете делать на сцене, если забудете текст произведения?
— Такое бывало достаточно часто. Я вообще не остановлюсь, буду петь все что угодно. Я уверяю, что слушатель не поймет, что я ошиблась. Но это уже опыт. Ты текст можешь забыть, но мелодию — никогда. У тебя уже мышцы сами поют, а потом раз — и всплывает в памяти текст, и ты дальше уже подхватываешь.
Для меня это совсем не страшно, хотя у многих коллег есть такое — самый страшный сон. Когда они выходят на сцену — и чистый лист. Не знаю, мне кажется, я могу даже молча что-то сыграть в спектакле. Я не стушуюсь.
— С каких произведений лучше начинать знакомить детей с классической музыкой?
— Это, например, «К Элизе», Лунная соната, «Щелкунчик» практически весь, ну и Моцарта, конечно, можно. Я это по своему ребенку поняла. Он, например, начинает напевать, услышал где-то, а я знаю, что это такое, и ему включаю. Он может десять раз подряд прослушать, я уже сама больше не могу, а вот он еще раз включит и слушает. Кстати говоря, он пошел, когда я распевалась! Он держался за мою ногу, а потом раз — отпустил и пошел под звуки моего голоса. Я это как сейчас помню.
— Что вы напеваете, когда принимаете душ?
— Я напеваю то, что сейчас учу. Стараюсь петь и когда посуду мою, и когда душ принимаю. Тренирую механическую память. Я стараюсь раз пятнадцать спеть произведение без ошибок и тогда уже его никогда не забуду.
— Для чего нужна музыкальная критика?
— Это ведь своего рода анализ. Для меня критика хороша тем, что я начинаю пересматривать свой подход к себе: это такой взгляд со стороны. Это не значит, что всегда так происходит, критика бывает разная. Один критик часто про меня пишет: «Она бывает неточна». Но я хочу все время его спросить: в чем конкретно я неточна? Может быть, когда-нибудь мы встретимся и поговорим на эту тему.
Я хочу критику слышать действительно четкую. И я пересматриваю свои выступления, начинаю к себе прислушиваться. Но это совершенно не значит, что я что-то переделаю! Что касается критики и слушателей, это, конечно, тонкий вопрос. Критика отчасти формирует представление и мнение. Но если ты ни разу не слышал музыканта или певца, но уже услышал критику в его адрес, то ты не сможешь составить собственное мнение. Ведь каждому нравится свое! Кому нравится посолонее, кому послаще.
Например, даже мы, коллеги, не сходимся в наших предпочтениях. Есть одна певица, ее вокал часто критикуют, но мне она нравится не голосом. Мне нравится весь ее комплекс, что она представляет собой как актриса. Поэтому надо всегда, в первую очередь, складывать свое мнение, не стесняться того, что тебе нравится тот или другой, и говорить об этом. Слушать критику — да, наверное, можно, но не идти за этим мнением слепо.
— Что бы вы сказали Дягилеву, если бы встретились с ним?
— Спасибо вам за открытие такой великой и прекрасной фамилии — Павлова!
Георг Фридрих Хаас, композитор
— Если бы у человечества осталась возможность услышать только одно музыкальное произведение, что бы вы выбрали?
— Возможно, вы будете удивлены: я бы выбрал сонату № 21 си-бемоль мажор Франца Шуберта.
— С каких произведений лучше начинать знакомить детей с классической музыкой?
— Я не думаю, что вы должны как-то специально образовывать детей. Они должны сами выбирать, что им слушать.
— Есть ли у вас какие-то guilty pleasures в музыке?
— Я против секретов. Если мне нравится какая-то музыка, то я ее не слушаю в одиночестве.
— Для чего нужна музыкальная критика?
— Критики должны быть адвокатами для исполнителей. С хорошими критиками так было всегда — они не были врагами музыкантов. Даже Ганслик не так уж ненавидел Брукнера.
— Что бы вы сказали Дягилеву, если бы встретились с ним?
— Я бы сказал ему спасибо: ведь во многом благодаря Дягилеву этот фестиваль случился. Я услышал здесь, пожалуй, самое мощное исполнение Девятой симфонии Малера. Малер рядом с Уральскими горами — вот она, безграничность искусства.