Дмитрий Лисс, дирижёр, народный артист России — о взаимоотношениях культуры и политики, месте Свердловской филармонии в мировых оркестровых рейтингах и главной мечте всей жизни.
— Дмитрий Лисс уже в нашей студии. Здравствуйте.
— Здравствуйте.
— 4 февраля рано утром вернулись с гастролей «Сумасшедшие дни в Нанте». Наш оркестр был там единственным из России?
— Да, в этот раз единственный.
— Почему?
— Я не знаю, это зависит от организаторов фестиваля. Мы уже стали одним из базисных оркестров последних фестивалей. Есть два оркестра, которые присутствуют почти всегда: мы и «Симфония Варсовия» из Польши. И, конечно, всегда есть несколько французских коллективов. Бывает, из Голландии приезжают. В общем, участники из разных стран.
— Ваше постоянное участие — это признание. Я слышала по радио, что вас встречали в Нанте аплодисментами стоя, и мне хотелось заплакать от радости и гордости. Я вас поздравляю.
— Спасибо. Сейчас ощущения – как после финиша на марафонской дистанции, наверное. Очень много концертов, огромное количество программ. Фестиваль был очень тяжёлый, особенно в этот раз, по количеству новых произведений для оркестра, по насыщенности репетициями и концертами. Приходилось работать с утра до вечера. Расслабиться было невозможно.
— Мне кажется, ваша жизнь чем-то похожа на жизнь профессиональных спортсменов. Для этого интервью мы долго согласовывали наши графики, потому что просто невозможно вписаться между вашими гастролями и репетициями. Сколько времени в день вы проводите за музыкой?
— У нас обычный репетиционный график с десяти утра до двух часов дня. Мы все вместе находимся на сцене и работаем. Иногда бывает, что мы встречаемся два раза в день. Тогда делаем перерыв на обед два с половиной — три часа, и потом вторая репетиция. Но это бывает нечасто. И ещё есть концерты.
— Оркестр под вашим управлением даёт более 100 концертов и около 70 программ в год. Это астрономические цифры, работа на пределе человеческих возможностей. Или это нормальный показатель для оркестра, остальные делают так же?
— Для России это очень много. У нас мало оркестров, которые работают в таком режиме. Пожалуй, только некоторые столичные коллективы – такие, как оркестр Мариинского театра. Но для крупного европейского или американского оркестра это обычный режим. У нас настолько интенсивная культурная жизнь, настолько людям нужно искусство, что даже два оркестра с трудом справляются.
— Это потрясает. Наш город переживает ренессанс, много зрителей приходит в залы. В филармонии давно начался период, когда билеты купить невозможно. Нужно заботиться заранее, чтобы попасть на концерт, тем более на новинки сезона. Вы довольны нашим городом и нашим зрителем?
— Я не только доволен нашим городом и нашими зрителями. Я горжусь нашей публикой. Иногда мне бывает смешно, когда я встречаюсь с коллегами из других филармоний. В одном из наших столичных городов я сказал, что мы в этом сезоне исполняли «Реквием» Сильвестрова, и меня спросили: «А вы не боитесь?» Я говорю: «А чего бояться?» Мне ответили: «Мы тоже пытались исполнить, так у нас публика уходила».
Наша публика намного более квалифицирована, более образована, и её уровень запросов намного выше, чем где бы то ни было в России. Мы многое можем позволить себе в области репертуарной политики, и публика ждет от нас многого. Это огромный уровень доверия к нам.
— Вас же наверняка звали куда-нибудь уехать.
— Звали, да, но предложения, которые мне делали, мне творчески не так интересны.
— То есть для вас, профессионала такого уровня, это амбициозная задача — быть здесь, с нашим оркестром, гастролировать и выступать с ним?
— Я никогда не думаю о рейтинге. Мне просто интересно, мне нравится. Я увлечён работой, Я не замечаю, сколько лет я здесь работаю. Когда начинаешь считать, сколько лет прошло, а потом начинаешь вспоминать, сколько мне лет, становится не по себе. А когда каждый день работаешь, стоишь за пультом, нет этих мыслей.
— Все ваши регалии и награды занимают полтора листа. Это заслуги и перед Свердловской областью, и перед Российской Федерацией, вы лауреат госпремий. Как вы к этому относитесь? Кирилл Стрежнев, главный режиссёр театра музкомедии, сказал: «Я считаю, что награды — это хорошо». С другой стороны, считается, что художник, обласканный государством, это не комильфо.
— Я к этому отношусь очень спокойно. Я всё время пытался просить ведущих наших концертов и дирекцию филармонии не объявлять этот список со сцены, это звучит немного жутковато для меня. Но мне всё время говорят, что это нужно публике. Ну, нужно так нужно.
Естественно, когда я стою за пультом, я не думаю, народный я артист или не народный. Каким бы ты ни был народным и заслуженным, каждый раз нужно доказывать, чего ты стоишь, когда становишься за пульт.
Когда я учился в школе, я изучал украинский язык и литературу, поскольку жил на Украине, и писал сочинения. Помню, нас всем классом повели на спектакль в драматический театр имени Шевченко. После этого нужно было написать рецензию. Я написал всё, что я думал. Получил обратно это сочинение с двойкой и припиской педагога: «Артистка такая-то не может играть плохо, потому что она народная артистка Украины».
Я не хочу, чтобы обо мне так говорили: он не может дирижировать плохо, потому что он лауреат государственной премии. Это признание твоих заслуг, но это не значит, что ты можешь на этом расслабиться и почивать на лаврах. После этого надо работать, увы, ещё больше, чтобы доказывать, что ты чего-то стоишь. А если говорить совсем честно, я, конечно, об этом не думаю.
— Вы хулиган, получается, если в школе писали, что вам не нравится актёр, какое бы звание он ни носил.
— Ну, я хулиган, только научился это тщательно скрывать. А в принципе да.
— Это, наверное, выражается и в том, что вы экстрим любите. Вы ведь хотите научиться управлять самолётом и просто не можете выделить в своём гастрольном графике время, чтобы закончить курсы и получить корочку. Зачем это вам?
— А зачем люди, например, на горы лезут? Вот на гору я не полезу, мне это не близко.
— Мы за кадром выяснили, что если только на горных лыжах.
— Горные лыжи сейчас очень популярное увлечение, но, к сожалению, времени не хватает, чтобы кататься столько, сколько хотелось бы.
Наверное, это нужно для того, чтобы что-то доказать себе, научиться. Это трудно объяснить. Знаете, в Москве было такое кафе, где стояла кабина истребителя СУ-27, тренажёр, на котором готовятся профессиональные пилоты. Я смог взлететь и посадить этот тренажёр — не самолёт, но ощущения очень похожие. Вы не представляете, какие чувства испытывает человек. Я очень этим горжусь.
Я не говорю, что это план. Это желание. Когда я смотрю на свой график, я понимаю, что у меня нет на это времени. А среди музыкантов я могу назвать несколько моих коллег, скажем, пианист Михаил Плетнёв летает уже и на вертолёте. У пианиста Александра Мельникова лицензия на управление двухмоторным самолётом, и он летает по Европе.
— Это уже какая-то закономерность получается. А на что, кроме музыки, у вас хватает времени?
— Практически ни на что. Я стараюсь по мере возможности поддерживать физическую форму, заниматься физкультурой, но даже на это времени не всегда хватает. Я всегда с досадой воспринимаю гастроли, потому что они напрочь выбивают из спортивной формы, и всё приходится начинать сначала.
— Что ждать от оркестра в 2014 году?
— Вы, наверное, подумаете, что я кокетничаю. Не поверите, но я не помню, чего ждать в 2014 году.
У нас будет фестиваль Бориса Березовского, это наш очень близкой друг. Этот фестиваль построен по принципу «карт-бланш»: приглашается солист, и ему даётся этот карт-бланш. Он может сам составлять программу, сам приглашать солистов, которых он хотел бы видеть на этом фестивале.
Будут у нас в городе концерты ближе к лету, посвящённые юбилею Петра Ильича Чайковского. Будут идти абонементные концерты.
В этом сезоне оркестр ждут поездки. В марте будет концерт в Петербурге, наш заключительный концерт абонемента на сцене Мариинского театра, которым будет дирижировать Валерий Абисалович Гергиев. Уже второй раз он встанет за пульт нашего оркестра в своём театре. Причём концерт будет не на сцене концертного зала, а на сцене нового зала Мариинского театра.
Ещё нас ждёт поездка в Японию, в Токио, на такой же фестиваль, на котором мы были в Нанте. Немножко другая программа, там будет чуть-чуть поспокойнее. Это тоже называется «Les Folle Journée «, «Сумасшедшие дни». Это из комедии Бомарше «Безумный день, или Женитьба Фигаро», оттуда название этого фестиваля.
— Великие музыканты часто становятся проводниками между голосом общественности и власти, становятся доверенным лицом президента, например. Нам довелось брать интервью у Дениса Мацуева и Юрия Башмета. Они были доверенным лицами Владимира Путина во время предвыборной кампании.
Вы считаете это необходимым условием, чтобы музыканты были услышаны? Или вы всё-таки считаете, что художник и власть должны быть отдельно друг от друга?
— Тут ответ очень простой. Если твоя совесть и твои убеждения не входят в противоречие с тем, что тебе предлагается, то я не вижу здесь никаких противоречий. Денис Мацуев далеко не на всё соглашается. Он был доверенным лицом президента, но в отличие от других музыкантов, по-моему, не вошёл в Объединённый народный фронт, например. Всё-таки мы музыканты, а не политики.
Такие точки пересечения могут быть только если ты действительно искренне разделяешь те убеждения, которые тебе нужно защищать перед другими людьми, если ты не будешь кривить душой.
Я, естественно, знаю почти всех ведущих российских музыкантов. Это люди с разным мировоззрением и разными политическими позициями. С какими-то позициями я согласен, с какими-то категорически не согласен, но для меня они прежде всего музыканты. Я с ними никогда не говорю о политике.
Оркестры, оперные театры, драматические театры никогда не существовали сами по себе. Они и не могут существовать сами по себе, без поддержки государства. Если руководители государства люди разумные, они не станут возлагать на артистов, на деятелей искусства функции продвижения той или иной идеологии, потому что культура сама по себе — это ценность, которая нуждается в поддержке, это то, без чего общество не может быть обществом,.
В Европе, скажем, государство поддерживает искусство. В Америке не поддерживает, там государственная поддержка сведена к минимуму. И та, и другая модель в чём-то ущербна, потому что то, например, что сейчас происходит в Голландии, это европейская катастрофа. Новое правительство, пришедшее к власти, вдруг урезало финансирование культуры на 40%, по-моему. И оркестры начали закрываться или объединять свои бюджеты, чтобы хоть как-то выжить. Это коснулось не только оркестров — всех: театры, библиотеки, всю сферу культуры.
Слава богу, в России за всё постперестроечное время ни один оркестр не закрылся. Наоборот, появились новые коллективы
— Есть ли у вас мечта? Вы кажетесь очень увлекающимся человеком, который точно знает, чего хочет.
— Мне всегда хочется к морю. Это вы можете у меня спросить в любой день, в любое время года. Мы с родителями обязательно каждый год ездили на море. Видимо, я по природе своей приморский человек. Мне очень этого не хватает. Об этом я мечтаю каждый день.