Алексей Вайткун составил очередное “Личное дело”. На этот раз гостем журналиста стал известный дирижер Аркадий Берин.
Сейчас маэстро находится в Беларуси, где принимает участие в международном фестивале “Владимир Спиваков приглашает”, который проходит в нашей стране с 1 по 6 декабря.
— Маэстро Берин, расскажите, пожалуйста, о своей работе с легендарным кларнетистом Гиорой Файдманом?
— Это не простой творческий альянс, он складывался годами, при поддержке моего оркестра International Symphony Orchestra of Germany. Мы работаем уже много лет и не только в Германии, но также в других европейских странах, России…
Чем вам нравится эта совместная работа?
Когда складывается творческое взаимопонимание, то притирка между людьми происходит не сиюминутно, для этого нужно время. И когда творческий человек видит рядом с собой по-настоящему творческого человека, когда их творчество в результате совместного музицирования и работы дает высокий результат, который с восторгом принимают, а публика в конце концерта аплодирует стоя – это дорогого стоит.
Я всегда с большим удовольствием работаю с этим гениальным музыкантом, точно также, как и Гиора Файдман всегда ищет, где же маэстро Берин и чем сейчас занят его оркестр…
Как проходит ваш процесс сотворчества?
— Сопровождение или аккомпанемент – это одно из высших проявлений совместного музицирования. И я, работая более 30 лет как профессор и педагог, воспитавший уже более 70 студентов-дирижеров, всегда уделял внимание тому, чтобы умение слышать было сиюминутной реакцией, а не “Давайте договоримся и сделаем!”
Нет, это не подходит – это вчерашний день. Это процесс взаимного проникновения. И он не происходит по причине какой-то безвыходности на сцене. В результате исполнения появляется вдохновение, которое выливается в эмоциональное и техническое состояние. Благодаря этому в конце выступления публика в восторге, а оркестр стучит смычками. Ведь если творческие люди будут играть голые ноты, как на пластинке – один раз сыграли и забыли – это же не то. Каждый концерт – это новое прочтение…
Солист и дирижер либо могут работать вместе, либо не могут, как люди в браке, – если не сложились отношения, значит, лучше будет разойтись.
— Расскажите о вашем видении работы оркестра и дирижера…
— Покажу на примере работы с “Виртуозами Москвы”, оркестром № 1 на планете Земля – честь и хвала Владимиру Спивакову, уникальному человеку, который создал такой же уникальный коллектив…
Оркестр – это инструмент в руках дирижера. При помощи жестов и контакта между оркестром и дирижером получается творческий и исполнительский результат.
Когда я начал сотрудничать с музыкантами “Виртуозов Москвы”, то объяснил им кредо Файдмана. Например, если написано пиано, то у него извлекается такой звук, что в итоге он играет четыре пиано.
Все привыкли к громкому звуку, а здесь главное – взять не громкостью, а красотой звука, красотой динамического восприятия мастерства и сыграть на пианиссимо так, чтобы мурашки по коже побежали и все в зале сидели завороженные, боясь пошевельнуться.
“Виртуозы Москвы” сразу зазвучали именно так…
— Это уже понимание на уровне…
— Это воздействие, восприятие… Вы бы тоже уже сыграли бы на четыре пиано, да?
— После того как вы мне объяснили – да…
— Вы бы уже сыграли! Нельзя сказать – давайте возьмем весы и поставим на одни весы одно пиано, на другие – два, там – четыре пиано, а здесь – меццо-пиано… Таких весов нет. Есть проникновение и умение передавать ощущения и характер бессловесно. Только в этом случае и рождается творческий альянс и необыкновенный результат.
Во-первых, это пианиссимо, во-вторых – звучание, в-третьих – когда Файдман играет произведения из своего репертуара, то эти произведения аранжированы специально для него. Кстати, его супруга – прекрасный композитор. А сейчас он ищет по всему миру аранжировщика.
Я хочу предложить ему прекрасного аранжировщика из Минска. То, что он играет, носит специфический характер, и все аранжировки, которые он играет, никто другой в мире играть уже не имеет права. На каждое произведение наложен запрет, поскольку является его интеллектуальной собственностью.
Поскольку он родился в Аргентине, то был очень тесно связан с Астором Пьяццоллой, поэтому он играет его так, как тот и должен звучать – именно в том стиле, характере и манере, что все сразу понимают, что именно так и должно быть.
— Это талант, гений? Как это объяснить?
— Прежде всего, это владение своим инструментом, а также высокий профессионализм. Что же касается способности и таланта, то это ведь все от Бога. Это те слои и то мировоззрение, в котором мы “варимся” и уже не думаем о том, больше этот талант или меньше. Здесь важен результат.
— Аркадий Иосифович, скажите, как наладить отношения с оркестром так, чтобы получить то, о чем вы говорите? Чтобы это было четыре пиано, чтобы это было понимание на уровне мысли…
— Для это необходимо, чтобы инструмент был высокоотлаженным, таким, каковым является оркестр“Виртуозы Москвы”. Повторюсь, это оркестр высочайшего уровня и музыканты там настолько воспитанные люди, воспитанные именно Спиваковым, их руководителем – они никогда не сделают того, что бы тебя возмутило или было тебе неприятным…
Там такого нет и никогда не было, потому что подобран тот состав исполнителей, которые являются твоими единомышленниками. Если тебя допустили к ним и ты с ними работаешь, значит, это твои единомышленники. Они хотят все сделать так, чтобы это было обоюдно интересным и приятным.
Также я могу сказать и о других оркестрах мира, и о своем оркестре в Германии, который я воспитал. А музыканты, которые не прижились, и не вливаются в это мировоззрение…
— А почему они не вливаются?
— В силу характера и недопонимания. Также есть те, кто не хочет раскрываться, а если и открывается, то в итоге он хочет делать не так, как все, а как хочется именно ему.
— А этого нельзя делать в коллективе?
— Да, этого делать нельзя, и в конце концов, такие люди не находят себе места в оркестре, да и коллективу такие музыканты не нужны.
— Вы очень хорошо сказали о Файдмане. Хотелось бы спросить у вас о Владимире Спивакове. Вы – дирижер и он – дирижер. Соответственно, вы его можете оценить, как профессионал. Скажите, в чем феномен этого человека?
— Это личность, гений… Это такой человек, которых в столетие рождаются единицы. Он из тех, кого можно поставить высоко. И вся его творческая деятельность, начиная с того, как он блестяще заявил о себе на конкурсе Чайковского, как изумительно он играет на инструменте, как он артистичен, насколько обаятелен и привлекателен для публики.
Ведь кто ведет мужчин на концерты? Их вторая половина, женщины. А если они идут на концерт, значит, им нравится артист, им нравится дирижер. По тому, как заполняются залы и женская половина в основном представляет большинство, надо полагать, что ассоциация, связанная с именем Владимира Спивакова, находится на высшем женском уровне.
Что бы он ни делал, у него огромная сфера, где он задействован, востребован и проявляет себя – от солиста и камерной музыки до большого симфонического оркестра.
— Но вы, как дирижер, вероятно, видите музыкальные детали, которые помогают понять этого человека, музыканта. Из каких музыкальных деталей состоит Спиваков?
— Что касается камерной музыки и камерного оркестра “Виртуозы Москвы”, то здесь впервые, еще в Советском Союзе, он увидел, что классика – это не то, что звучит академично, высокомузыкально, к чему мы уже привыкли – Моцарт, Бах, Чайковский…
В его понимании классика – это люди, всегда живые, вне зависимости от эпохи. И в средние века была любовь, страсть, юмор… И именно это он впервые показал с помощью оркестра еще в советское время. Причем он делал это играючи, выходя на сцену как дирижер и руководитель, он играл на сцене и заставлял оркестр ему отвечать. И сейчас происходит то же самое.
— То есть он очеловечивает эту музыку и делает ее понятной для всех?
— Да. Ведь чувства и эмоции остаются вне зависимости от смены эпох.
— А это сложно делать?
— Во-первых, он сделал это первым. Во-вторых, опять же, надо иметь артистический дар, талант и виденье этого. Одно дело – продирижировать, исполнить, выучить, и совсем другое дело – уметь обыгрывать все это сценически. Именно это помогло ему стать тем, кем он стал.
— Есть ли у вас ученики?
— Я веду мастер-класс в Европе. Ко мне приезжают, меня находят… Один из моих учеников закончил аспирантуру после того, как я его подготовил. В итоге он стал победителем одного крупного международного конкурса.
Мастер-классы я провожу, буквально все показывая на оркестре. Есть варианты прочтения на живом оркестре и есть вариант, который называется “Классный дирижер”. Что это значит? Недалеко отсюда находится Белорусская государственная академия музыки, которой я отдал 34 года своей жизни. Я работал в классах, в которых находилось два рояля, где при участии двух концертмейстеров и дирижера шло объяснение ученику дирижерской работы. Но это рояль…
Чтобы понять и услышать внутри, как звучат скрипки, как звучат трубы, тромбоны, виолончели и все остальное – для этого надо иметь воображение. Но когда ученик стоит перед оркестром и ощущает его – это уже совершенно иное, это высший класс воспитания дирижера. Это очень сложно получить, и поэтому многие ко мне едут.
Одно дело, когда ты занимаешься с ним в классе под рояль, и совсем другое – с участием оркестра, чтобы получить возможность попрактиковаться, почувствовать. И вообще, для того, чтобы выйти к оркестру, – надо полжизни отдать.
— Отношение к профессии у молодых дирижеров сегодня не изменилось? Оно такое же, как было и у вас?
— Если птице подрезать крылья, то она высоко уже не взлетит, будет просто порхать. А орел – он свободен в своем полете и он должен быть орлом.
То же самое происходит и в искусстве, и в дирижировании. Если человек идет в искусство просто для того, чтобы надеть фрак и поправить бабочку, то из этого ничего не получится. Чтобы достичь высокого профессионального уровня, надо отдать полжизни, закончить несколько вузов по нескольким профессиям и учиться, учиться, учиться…
А потом стажироваться. Здесь не может быть полумер. Если да – то это будет даваться, если нет – то пройдет время и человек не сможет прижиться в этой профессии и она его отвергнет.
— Много ли сегодня непрофессионалов?
— К сожалению, много.
— Как вы реагируете на непрофессионализм?
— Если я не могу здесь помочь и исправить это или изменить, то стараюсь не слушать, не видеть и не знать об этом.
— Вы отдали 34 года работе в Беларуси. С каким настроением вы приезжаете к нам? Возможно, вы уже побывали и в Белорусской государственной академии музыки и с кем-нибудь встретились?
— Нет, я ни с кем не встречался. Я был здесь год назад на открытии Белорусской музыкальной осени, где дирижировал симфоническим оркестром. Мои ученики, которые работают дирижерами, приходили ко мне на репетиции, а также и после концерта, окружив меня, забрасывали вопросами, было много внимания.
И когда у них есть возможность встретиться с профессором, то они с удовольствием идут, чтобы получить от него еще что-нибудь, взять это себе на вооружение и получить своего рода дополнительный допинг для своей дирижерской и музыкальной деятельности.
— Когда вы уехали из Беларуси, это повлияло на ваш профессиональный рост?
— Рост я чувствую каждый день. Это как у спортсмена, прыгающего в высоту. Если он не потренируется, то он не сможет уже взять эту планку, и в итоге планка будет не повышаться, а понижаться. Для того чтобы моя планка поднималась все выше и выше, для этого нужны новые произведения и оркестры, а также новые площадки, стили и жанры… Я люблю эксперименты.
— Скажите, а повышать эту профессиональную планку, находясь только в Беларуси, можно или нет?
— Сейчас другое время. Открылись границы, поэтому не имеет значение – где вы будете. Беларусь имеет прекрасную музыкальную школу, творческую базу, традиции… Это было еще после Октябрьской революции, когда профессор Николай Малько, основоположник русской дирижерской школы, вместе с другими музыкантами, а также художниками и поэтами переехали в Витебск, думая, что это временно и они смогут вернуться обратно.
Но в итоге они остались и привили Беларуси классическую, русскую творческую школу. А это и русские композиторы-классики, и русские мастера в области симфонического, хорового дирижирования. Их внуки и правнуки, работая в белорусских консерваториях, продолжают и развивают эту школу.
— То есть здесь можно расти, главное – было бы желание?
— Главное – талант… Здесь прекрасные педагоги и великолепные условия. Вся суть заключается в том, что человек, который к этому стремится, должен суметь доказать, что он имеет право получить эту профессию.
— Спасибо вам за встречу. Приезжайте к нам со своим оркестром.
— Спасибо за приглашение. Будем надеяться, что мы еще будем здесь выступать, поскольку я с удовольствием выступаю с Белорусским государственным симфоническим оркестром. Также надеюсь выступить и с другими оркестрами.
Сейчас у меня концерт с “Виртуозами Москвы”, с которыми мы проделали уже большой тур. Затем почти месяц я буду работать с Московским симфоническим оркестром – буду дирижировать балет “Щелкунчик” в Москве, ежедневно по два спектакля.
27 января с Берлинским камерным оркестром я буду выступать в Санкт-Петербурге. 29 января с этим же оркестром – в московском Доме музыки, а 1 февраля – в Калининграде… И так далее – с разными оркестрами. Поэтому, я надеюсь, что наши встречи будут продолжаться.
А в заключение могу лишь сказать:
Мой родны кут, як ты мне мілы!
Забыць цябе не маю сілы!
— Всегда помните?
— Всегда! Те корни, которые уже есть, вырвать из сердца и души невозможно!