Для оперной примадонны и знаменитой красавицы даже самолет – продолжение сцены. Нынче у мировой оперной знаменитости Анны Нетребко – “питерская полоса”: только что она спела несколько спектаклей подряд в родном Мариинском театре. Хотя в последнее время бывает здесь нечасто, выступая в основном за рубежом.
Любовь Анны к Мариинскому театру неизменна с тех самых пор, как она работала в нем… уборщицей. Было это в пору ее студенчества. Аня училась в Петербургской консерватории, расположенной на той же Театральной площади, напротив Мариинки, и в свободное время мыла полы в фойе знаменитого театра. Благодаря чему не только поправляла свой скромный бюджет, но и смотрела все спектакли, бывала на репетициях труппы. И, конечно, лелеяла заветную мечту – выступать на этой сцене.
Мы встретились с Анной в Голубой гостиной театра. Певица сказала, что здесь никто мешать не будет. На самом деле оказалось, что эта комната с мягкими креслами – проходная на пути в другие помещения Мариинки. Двери постоянно открыты, кто-то все время входит, выходит.
Анна приветливо здоровается с каждым вошедшим, обнимает его, как родного. Спрашиваю: “Это друзья, коллеги?” Оказалось, нет – рядовые служители Мельпомены из технической службы прославленного коллектива.
– Аня, мне рассказывали, будто именно благодаря вашей “первой специальности” вы со шваброй в руках попались на глаза театральному руководству и довольно скоро получили свою первую большую роль – в опере “Свадьба Фигаро”.
– Все было совсем не так. Незадолго до премьеры этой оперы я выиграла конкурс молодых оперных певцов, после него успешно прошла в театре прослушивание и получила небольшую роль в “Свадьбе Фигаро”.
Как-то на репетиции сидела в зале, уже отработав свою партию, и режиссер-постановщик Юрий Александров вдруг попросил меня сыграть и спеть первый акт за главную героиню Сюзанну. Я сделала это без единой ошибки, после чего он и назначил меня на эту роль.
– Еще одна легенда гласит, что все свои роли вы учите “на небесах”, во время перелетов из одной страны в другую.
– Вот тут спорить не стану. Благодаря Господу и моим родителям обладаю способностью очень быстро запоминать тексты. Поскольку рабочий график у меня жесткий, свободного времени мало, то нередко лечу в город, где мне предстоит выступать, а партии своей не знаю. И судорожно учу ее в самолете, слушая диск и глядя в ноты.
А по прилете прихожу на репетицию, чтобы вместе с пианистом довести текст до ума. Бывает, конечно, стыдно перед своими коллегами, которые тратят на подготовку месяцы. Хотя в спектакле еще ни разу никого не подвела.
– Год назад вы потрясли публику московского Зала имени Чайковского, когда, спев очередную оперную арию в дуэте с партнером – знаменитым мексиканским тенором Роландо Виллазоном, тут же при всех слились с ним в страстном поцелуе.
Говорят, что и в нашумевшей постановке оперы “Травиата” в театре австрийского города Зальцбурга тот же Виллазон с нескрываемым трепетом гладил на сцене ваши обнаженные ноги, нежно заглядывал в глаза…
– Правильно: мы же играли любовников – Виолетту и Альфреда. И в Москве пели про любовь – почему бы нам и не поцеловаться?
– То есть вас не мучают комплексы, если по ходу спектакля необходимо изобразить что-то пикантное?
– Какие комплексы, если я пою на сцене? Когда они у артиста появляются, надо срочно менять профессию. А что касается зальцбургской “Травиаты”, то там это было вполне оправдано замыслом режиссера Вилли Деккера. Ну а если партнер не просто играет чувства (в данном случае – восторг мужчины перед красотой женщины), а сам начинает их испытывать, при этом не выходя из рамок образа, – что в том плохого?
На сцене мы все обычно находимся в состоянии экзальтации. Чувства обострены. Энергетика на высоком градусе. Но голова должна оставаться при этом трезвой и холодной.
– Все роли вы исполняете, как нынче принято в мире, на языке оригинала. Стало быть, хоть немного должны понимать итальянский, немецкий, французский, на которых написано большинство классических опер?
– Я свободно говорю на английском языке, неплохо на итальянском, чуть-чуть понимаю французский.
– Итальянский, наверное, еще и потому, что это родной язык вашего любимого мужчины – оперного певца Симоне Альбергини?
– Скорее потому, что изучила огромное количество опер итальянских композиторов! Этот язык – обязательный предмет в Консерватории. Не скрою, бойфренд у меня есть, но он не итальянец, а латиноамериканец, мы подружились на спектакле “Дон Жуан”, где он исполнял одну из главных ролей, а я – Донну Анну.
Вот так, сначала на сцене полюбили друг друга, затем в жизни. Помимо того, что часто вместе поем, тесно общаемся вне сцены и даже тренируемся в одном фитнес-клубе.
– Имя этого человека можете назвать?
– Не стоит. А с Симоне мы остались просто друзьями. Хотя несколько лет назад он действительно сделал мне предложение, но скажу честно: перспектива официальных брачных отношений меня испугала.
Как это ни шокирует кого-то, но сценическая карьера, особенно в таком сложном деле, как опера, плохо совмещается с семейной жизнью. Если уж на выучивание арий времени не хватает, то на личную жизнь его практически нет.
– Но ведь вам уже, извините за нескромность, 36 лет – когда детей-то рожать?
– Лет десять – двенадцать назад я мечтала выйти замуж и родить ребенка. Но сейчас понимаю, что это нереально. Может, через пару лет “дозрею” и таки рожу.
– Помнится, лет пять назад вы были очень увлечены съемками в видеоклипах на оперные арии. Продолжаете этим заниматься?
– Это была не очень серьезная затея, не претендующая ни на какие высоты искусства. Просто захотелось попробовать что-то новое в известном тебе деле. В общем, получилось. Но повторять тот опыт не буду – уже не интересно. У меня было много увлечений и очень много возможностей для того, чтобы проявить себя в них.
Например, что стоит, имея за плечами такой большой оперный опыт, запеть эстрадные шлягеры? Да хоть завтра. Я и так достаточно известна, а стану, наверное, дико популярной. Но мне этого не надо. Я люблю петь в опере – живьем и в живых спектаклях, а не под фанеру. Ну а деньги… Конечно, как всякий человек, я им рада. Но пока хватает того, что зарабатываю. Доходы, правда, значительно меньше, чем у попсовых звезд, и уж точно меньше, чем приписывает мне бульварная пресса.
– Но “звездой в джинсах” вас уже, наверное, никто на Западе не называет, как это было в начале 2000-х, когда вы нередко выходили на сцены концертных залов в нехитром молодежном прикиде?
– Я уже давно не ношу джинсы. Даже в повседневной жизни. А вот за модой слежу пристально. Знакома со многими известными дизайнерами. Но одежду предпочитаю не шить, а покупать в бутиках. Выбираю не по принципу – марка раскрученная или стоит дорого… Главное, чтобы мне шло.
– Вы производите впечатление крайне уверенного в себе человека. Неужели ни разу в жизни не испытали страха сцены, о котором говорят многие артисты?
– Я и до сих пор его испытываю. Точнее, определенное волнение – выходить на многотысячную публику всегда непросто.
– И как побеждаете страхи? У вас есть личный психолог, как это нынче модно на Западе?
– Не верю я в психологов. У меня есть близкие друзья, с которыми делюсь своими заботами. Если я вдруг “заблудилась” в какой-то проблеме или у меня душевный кризис, они всегда помогут.
– А на какой из оперных сцен мира вам комфортнее всего выступать?
– Люблю все театры, в которых пою. Они такие разные, тем и замечательны. А вот акустика… Самая плохая, как ни грустно, в родном Мариинском театре. Я это поняла, выехав первый раз за границу. Мне всегда говорили: у тебя такой маленький голос! А приехала в Зальцбург, и все поздравляют: какой большой, сильный голос!
Оказалось, не в голосе дело, а в акустике, которая усиливает и украшает звучание. В Мариинке она была испорчена реконструкцией конца 1960-х годов. Говорят, после ремонта, намеченного на ближайшие годы, ее постараются вернуть. В последнее время всем залам я предпочитаю камерные. Где собирается немногочисленная, но грамотная, тонко чувствующая публика.
– Пару лет назад в России было много шума из-за того, что в Зальцбурге вы подали заявление о получении австрийского гражданства…
– Да, шум поднялся такой, что мне даже пришлось отозвать на время это ходатайство. Но теперь все улеглось, я – гражданка Австрии, притом что и российское гражданство сохранила. И правильно сделала (смеется).
Моя жизнь стала настолько легче, вы даже не представляете! Я ведь постоянно в пути. Сегодня пою в одной стране, завтра – в другой, послезавтра надо быть уже за океаном, в США.
Случается, срочно вызывают в какой-то зарубежный театр, надо заменить заболевшую артистку. С австрийским паспортом не приходится месяцами выстаивать очереди на собеседования для получения соответствующей визы. Просто покупаю билет, сажусь в самолет и – лечу!
Людмила Безрукова, “Труд”