Пришла с работы. Покормила двух безумных котов. Убрала все, что первый кот сбросил второму с подоконника. Коты поели и с новыми силами принялись друг друга убивать.
Муж надеялся, что с появлением второго кота, первый станет человечнее – подобреет, родная душа у него появится, смысл жизни и все такое. Нет, все не так – психозы первого кота с появлением второго только усилились. Муж говорит, что просто характеры несовместимые, нужно взять третьего и все наладится.
Я со своим мужем не спорю. Я за него замуж вышла не для того, чтобы спорить, а для того, чтобы любить.
Плотно закрыла дверь своей комнаты. Объявила всем домочадцам, чтобы в течение часа не входили. Включила шестую «Патетическую» симфонию Чайковского.
Симфония состоит из четырех частей и имеет программу, которую Чайковский сознательно скрыл.
Вот почему он это сделал? Теперь же все, кому не лень, интерпретируют ее на свой лад. Я раньше не читала и не интересовалась – какая разница, кто что думает. Как говорила Анна Каренина: «сколько сердец, столько родов любви». Но теперь я по долгу службы обязана отвечать на вопросы экскурсантов. Вчера один спросил:
– А вы слушали Шестую симфонию?
– Да, отвечаю, много раз
А он такой прищурился хитро и говорит:
– Как вы думаете, о чем эта музыка?
– Сложно ответить на вопрос – о чем музыка. У этой симфонии много толкований. Каждый слышит свое.
По выражению лица экскурсанта я поняла, что ответ его не устроил.
– Неужели вы не читали письмо Модеста Чайковского Рихарду Батке? – продолжал он с презрительной ухмылкой
– Признаться, не читала- ответила я.
Так…Группа приехала из Москвы. Он кто? Профессор московской консерватории? По правде говоря, я даже не знала кто такой этот Рихард Батке. Экскурсант недовольно фыркнул и продолжил учительским тоном:
– Финальная часть симфонии – это состояние Чайковского в последние годы жизни, время горьких разочарований и глубоких страданий. Чайковский осознает – всему, что он любил и в течение жизни и считал вечным, угрожает бренность. А главное, он не в силах побороть ужас перед вечным ничто.
– Вечным ничто! Это неправда! – взорвалась я – Чайковский был глубоко верующим человеком. Он не мог так думать. Модест ошибся, а может быть намеренно сказал неправду!
– Ошибка исключена! Модест Чайковский, Боб и Юрий Давыдовы были посвящены в замысел симфонии. Какой смысл Модесту врать?
Я была уязвлена тем, что не читала письма Модеста и не могла достойно ответить. Но, главное, меня глубоко возмутила такая трактовка финальной части симфонии.
По завершении экскурсии, я кинулась искать ответ.
И вот, что я нашла: со слов двоюродной сестры Чайковского А. П. Мерклинг последнюю часть симфонии Петр Ильич в личном разговоре назвал – de profundis. Я такого слова не знала, но благодаря Гуглу выяснила, что это латинское название 129-го псалома и по содержанию представляет собой покаянную молитву. Молитву угнетённых, возлагающих на Бога свою надежду на спасение.
Я ликовала от своей находки – покаянная молитва! «Ужас перед вечным ничто» — глупость какая!
В тишине прослушала первую часть, а потом в комнату вошли сын, муж и два кота. Это я очень интеллигентное слово подобрала – «вошли». Вломились они так-то. Первая часть идет чуть больше 20 минут. Ровно столько минут нужно моей семье, чтобы почувствовать, что я их бросила и забыла про их существование.
Первым зазвенел сын:
– Ага! Опять ты дома работаешь? Пап, давай не будем ей новость рассказывать.
– Какую? – Чувствуя подвох, спросила я
– Мам, она никак не связана с Чайковским, тебе будет неинтересно.
Я остановила симфонию и изобразила на лице большой интерес.
– Ничего интересного для тебя, говорю же – просто второй кот впервые сходил на горшок!
– Это замечательная новость! И вы все правильно сделали, что пришли мне ее сообщить. А теперь я могу дослушать симфонию?
Было заметно, что муж, сын и два кота не собираются уходить и ищут предлог, чтобы остаться.
Сын нашел первым:
– А эта та самая симфония, которую Чайковский продирижировал, а потом через 9 дней умер?
– Верно! – удивилась я. – А откуда ты знаешь?
– Так ты мне сама рассказывала. Я все уже знаю о Чайковском, мам!
Муж, сын и два кота уютно и основательно расположились на диване, показывая тем самым, что уходить они не собираются.
Я разрешила им остаться, при условии, что слушать будут молча. Сына хватило на три минуты. Коты ушли за ним следом.
Муж проспал всю вторую, третью и четвертую части, но упорно в этом не хотел сознаваться. Уверял, что очень глубоко погрузился в музыку и ей привиделась женщина с длинными русыми волосами и хвостом в чешуях и теперь он просто уверен, что Чайковский в шестую симфонию включил отрывки из неизданной «Ундины». На мои возражения, что это совершенная неправда и мелодии из «Ундины» звучат в «Лебедином озере» и в «Снегурочке», но никак не в «Патетической», муж внимания не обратил. Ушел в абсолютной уверенности, что разгадал тайную программу симфонии.
Всю ночь в голове звучала шестая «Патетическая». Все четыре ее части. Проснулась замученная, но совершенно уверенная, что услышала то, что ожидала – покаянную молитву.
Уважаемый знаток писем Модеста Чайковского Рихарду Батке, если вы сейчас читаете эту заметку, я с вами глубоко не согласна и никакие слова Модеста меня не убеждают. Я слышу в симфонии – не страх и поражение, а победу! Не ужас перед вечным ничто, а молитву «Святый Боже, Святый Крепкий, помилуй мя!».
Так что, если кто-то меня спросит теперь – о чем музыка? Я отвечу, что лично для меня Шестая «Патетическая» симфония – это духовное завещание Чайковского. Она о том, что какие бы горести, страхи, страсти и сомнения не одолевали человека в течение жизни, на самом финише он может успеть сказать: «Господи Иисусе Христе, сыне Божий, помилуй мя».
16 октября 1893 года в Санкт-Петербурге симфония впервые была исполнена. Дирижировал сам Чайковский. Племянник Юрий Давыдов вспоминал, что никогда раньше не видел Петра Ильича настолько спокойным перед исполнением нового детища. Не было обычной болезненной нервозности, выражавшейся беспрерывным курением и жеванием мундштука папиросы, молчаливостью и хождением из угла в угол.
Тут я обязана привести вам точную цитату племянника Чайковского, потому что лично у меня дыхание перехватывает и сердце заходится в тахикардии, когда я читаю эти строчки. Юрий Львович был на премьере и вот что он пишет:
«Но вот окончился финал… Обыкновенно публика немедленно после заключительного аккорда выражала свое удовлетворение или неодобрение, а менее искушенные в музыке вставали и стремились к выходу, чтобы скорее занять первые места у вешалки.
Но в этот вечер произошло нечто небывалое. Когда замолк звук контрабасов и Петр Ильич медленно опустил руки, в зале царила мертвая тишина. В таком состоянии публика оставалась довольно долго. Петр Ильич продолжал стоять с опущенной головой, и зал оставался как бы в оцепенении. Только после того, как Петр Ильич, очнувшись, стал кланяться и благодарить оркестр, зал начал нерешительно аплодировать, и эти аплодисменты, постепенно нарастая, перешли в овацию.
Такой прием публикой новой симфонии биографом Петра Ильича, Модестом Ильичом, был истолкован как холодный прием. Я же убежден, что это неверно. Аудитория, по-моему, была так захвачена услышанным, что именно оцепенела».
Всех в тот вечер изумил финал! Знакомые Чайковского подходили после концерта и интересовались – есть ли программа у симфонии?
«Да, есть» – отвечал Чайковский – «Но я желаю оставить ее в тайне».
А через пять дней Петр Ильич заболел холерой и 6 ноября (25 октября по старому стилю) его не стало.
Поэтому, когда «Патетическая» симфония исполнялась второй раз, уже на вечере его памяти, вопросов о странном финале больше не возникало.
Сын вошел в тот момент, когда я разглядывала льдинку, прилипшую к скату у окна. Два березовых листочка – один желтый, другой зеленый и маленькие травинки были будто запечатаны в кусочек льда. Солнечный луч упал на льдинку и привлек к ней мое внимание. Я смотрела и не могла оторваться. Как эта льдинка там очутилась в феврале?! До чего же красиво.
– Что ты там разглядываешь, мам?
– Смотри, сказала я и указала на льдинку.
Сын стоял рядом и смотрел минуту. А потом сказал:
– Красиво как!
– Ты про льдинку? – уточнил я
– Я про музыку. Что это звучит?
– Щелкунчик. Адажио.
– О чем эта музыка, мам?
Юля Шешкауска, специалист музея-усадьбы П. И. Чайковского