На закате сезона, прошедшего под знаком столетия композитора, мы потеряли Ростроповича и Дружинина – близких к Шостаковичу музыкантов, чей уход отдаляет его эпоху от наших дней.
Незадолго до смерти Федора Дружинина мне посчастливилось встретиться и побеседовать с ним.
6 апреля Дружинину исполнилось 75 лет. К юбилею он получил телеграмму президента, также прошел концерт в консерватории, где звучали его произведения. Если бы не юбилей, о Дружинине в год Шостаковича могли бы и не вспомнить, хотя музыкант не только первым сыграл Альтовую сонату, но и принимал участие в премьерах нескольких квартетов.
Дружинин учился у знаменитого альтиста Вадима Борисовского и стал его преемником в легендарном Квартете имени Бетховена, который впервые исполнил почти все, кроме двух, квартеты Шостаковича. Дружинин воспитал не одно поколение музыкантов, среди которых Юрий Башмет, Светлана Степченко, Юрий Тканов. Дружинин был незаурядным композитором и блестящим мемуаристом, оставившим интереснейшие воспоминания о Марии Юдиной, Анне Ахматовой, Игоре Стравинском и других гениях ХХ века.
Болезнь приковала Дружинина к постели более 10 лет назад, и даже в профессиональной среде многие давно полагали, будто его уже нет в живых. Между тем на протяжении всех этих лет он продолжал диктовать воспоминания, заниматься со студентами и следить за музыкальным процессом.
Зимой мне довелось навестить Дружинина. Быстро стало ясно, что о полноценном интервью речи нет. Музыкант говорил ясно и даже изысканно, но очень тихо и с видимым трудом. Однако когда затрагивались важные для него темы, он необыкновенно оживлялся.
Обрадовался, узнав, что автор этих строк готовит книгу воспоминаний дирижера и скрипача Льва Маркиза, с которым Дружинин в свое время был близок. Предложил послушать свои сочинения, которые комментировал с любовью, хотя и критически. Поделился новым пристрастием:
“Я сейчас очень увлечен музыкой Валентина Сильвестрова. Он однажды пришел к нам после репетиции оркестра, которую проводил Геннадий Рождественский. Тот продирижировал сочинением Сильвестрова и спросил автора о его впечатлениях. “Ничего общего с тем, что я написал”, – ответил композитор. Они сыграли еще раз, после чего решили сочинение Сильвестрова не исполнять. Так амбиции большого артиста взяли верх над талантом замечательного композитора”.
Позже мне посчастливилось побывать у Дружинина еще раз. Оказалось, что его жене Екатерине Шервинской удалось связаться с Сильвестровым, который прислал в ответ полтора десятка дисков со своей музыкой. Говорить о ней Федор Дружинин был готов бесконечно:
“Уникальность языка Сильвестрова очевидна при сравнении, например, с языком Вареза, который видел в жизни, кажется, только черный цвет. К счастью, музыка, как и прежде, развивается по своим законам, которых никто не отменял. Шенберг был гением, это слышно в любом его тональном произведении. Он хотел освободить музыку от рамок тональности, но не он ее создал и не ему ее отменять.
Я очень ценю Берга и Веберна. Но в музыке я люблю процесс развития, а Веберн предлагает мне таблетку, в которой уже упакованы аллегро, медленная часть, скерцо и финал, причем все это за несколько минут. Приходите обязательно как-нибудь, послушаем с вами Сильвестрова”.
На этом мы простились с Федором Дружининым, добавившим на прощание:
“Моим богом является Иоганн Себастьян Бах. У него я не знаю ни одного сочинения, которое не было бы гениальным”.
Илья Овчинников, “Газета”