Кто где: Кулябин, Кехман, Мездрич, Мединский.
20 декабря 2014 года в Новосибирской опере состоялась премьера оперы «Тангейзер» в постановке Тимофея Кулябина — блестящей постановки, которой в марте 2015 года было суждено изменить жизнь своих создателей и всей культурного сообщества России.
Год назад на сцене Новосибирской оперы режиссер Генрих Тангейзер снял последние кадры своего фильма «Грот Венеры»; затем на этой же сцене открылся Вартбургский
кинофестиваль и гости фестиваля, почувствовав себя оскорбленными речью режиссера, кинулись на него с кулаками.
Именно такую интепретацию придумал для знаменитой оперы Рихарда Вагнера придумал Тимофей Кулябин. Получивший овации в финале и охапку восторженных отзывов прессы, спектакль прожил всего три месяца, до второй серии показов. Далее на оперу пожаловался в прокуратуру митрополит Новосибирский и Бердский Тихон, вместе с режиссером директор театра Борис Мездрич попал под суд, был оправдан, а затем уволен приказом министра культуры РФ Владимира Мединского. На его место был назначен директор Михайловского театра Владимир Кехман. Критик Анна Гордеева, которая год назад в числе немногих москвичей отправилась на премьеру в Новосибирск, теперь разбирается, что случилось с героями «дела о Тангейзере» за минувший год.
Тимофей Кулябин, или Дорога уходит в даль
За год, прошедший со дня премьеры, Кулябин с «Тангейзером» успел побывать под судом (за «оскорбление чувств верующих») и быть этим судом оправданным; выпустить в «Красном факеле», где он является главным режиссером, спектакль «Три сестры», над которым работал два года; приступить к постановке «Дона Паскуале» в Большом театре (премьера будет в апреле). Самый главный итог – то, что он не сломался: это только потом в легендах говорят про «сделанную биографию», в суде как таковом нет ничего эпического.
До выпуска «Тангейзера» у тридцатилетнего Кулябина уже сложилась прочная профессиональная репутация, в корзинке лежало несколько существенных театральных наград; «Макбет», «Онегин», «KILL» в «Красном факеле» стали не только новосибирскими событиями, но событиями в масштабе страны. И вот что важно: когда театральной критикой занялся митрополит, а у стен театра стали топтаться с душеспасительными плакатами люди, никогда в этом театре не бывавшие, когда возникла реальная опасность быть осужденным по административному (а то и уголовному) делу – Кулябин не сменил присущую ему интонацию ни в зале суда, ни – потом – в театре: очень вежливо, очень негромко, совершенно непреклонно – борьба с дикостью без дикости.
И дальше тем же путем. «Три сестры», где не слышащие друг друга сестры объяснялись – буквально – языком жестов, с успехом прошли на «Территории». Летом их ждет Вена. А Кулябина ждет большая карьера, в которой «Тангейзер» станет лишь одним из эпизодов. Собственно, он единственный человек в стране, для которого это будет именно так.
Борис Мездрич, или Директор театра
Железный профи, со всеми достоинствами и недостатками, Борис Мездрич менее всего похож на революционера и опасного вольнодумца. Через три недели после премьеры «Тангейзера» он – еще не представляя себе масштаба будущей атаки на театр – сам бросился в атаку: в местной прессе обвинил экспертный совет «Золотой маски» предыдущего сезона в некомпетентности и – фактически – в пренебрежении национальным достоянием. Таким достоянием он счел балет «Щелкунчик» , выпущенный театром в прошлом сезоне – эксперты премии не внесли его в шорт-лист, и директор заговорил о том, что зря это «Маска» поощряет переносы западной хореографии, номинируя их, и забывает про национальную сокровищницу.
Балет «Щелкунчик» в новосибирском театре действительно может похвастаться сказочно красивыми декорациями, но его хореография была сочинена Василием Вайноненом в 1934 году, и перенос балетного текста не стал художественным событием. Борис Мездрич не только высказался в прессе, но и написал специальное письмо в СТД – но пока «Золотая маска» сверяла статистику и доказывала с цифрами номинаций в руках, что вовсе не пренебрегает русским балетом, в Сибири уже загрохотало всерьез и Мездричу стало не до этого.
Вспомнить это стоит не для того, чтобы укорить вслед опального директора, выдержавшего затем и судебный процесс, и давление Минкульта, и атаки «патриотической» прессы. Но для того, чтобы вспомнить: Мездрич – не «либеральный ангел», он директор театра. И как директор театра он держал удар, не прогнулся, не стал лепетать оправдания и обещания снять «Тангейзер», когда на него напустился непосредственный начальник – министр культуры.
Когда восстают не идеологи, но технари-профи – это важно. И это страшно для тех, кто пытается быть начальством – недаром, когда летом Мездрича пригласили стать директором петербургского Театра на Литейном (который технологически находится в подчинении Ленинградской области) – из самых московских верхов областным людям мгновенно последовал окрик, и местные культурные начальники отступились, пробормотав что-то о несогласованности кандидатуры.
Мездричу 67; он пенсионер и имеет право вообще более не работать. Но если ему, последовательно ставившему на ноги Омскую драму, Новосибирский оперный, Ярославский Волковский театр и снова Новосибирскую оперу действительно в ближайшем будущем не достанется театр – это будет страшным расточительством для страны. Где профессионалов – раз, два, и обчелся.
Владимир Кехман, или Туда и обратно
Статус «фруктового короля», главного по бананам, подробности получения Кехманом высшего образования – все это не очень интересовало петербургскую публику, пока в 2007 году этот человек не был назначен директором Михайловского театра. То есть слухи о нем ходили и до того – то в виде анекдотов (организовал гастроли Хосе Каррераса и, говорят, по этому случаю решительно спел на приеме для ошарашенной оперной звезды), то в виде новостей разной степени скандальности и курьезности, но до поры все укладывалось в какие-то рамки.
И вдруг – рывок в театр: бизнесмен становится государственным служащим, непрофессионал — директором второго по значению оперного театра Петербурга. Михайловский к тому моменту влачил ровное бессобытийное существование; о вынужденном расстаться с работой старом директоре Станиславе Гаудасинском заплакали немногие. Новый был энергичен, улыбчив, амбициозен – и, когда в честь собственного сорокалетия он взял в репертуар «Сельскую честь» (откровенно напоминая о том, что это была любимая опера героя фильма «Крестный отец») – все решили, что у него все в порядке еще и с чувством юмора.
Нет большего соблазна, чем соблазн действия. Жизнь в театре теплилась едва-едва, и тут приходит человек, сыплющий именами, которые затем действительно появляются в театре — художественными руководителями оперы и балета Кехман сразу назначил мировых звезд Елену Образцову и Фаруха Рузиматова, соответственно.
Готовятся премьеры, и ремонтируется обветшавший зал, ну а публика тем временем по уши влюбляется в такого директора. Влюбляются в него и те, кому по роду занятий стоило бы хранить хладнокровие – журналисты, аналитики, критики. Ого, вскрикивает балетный народ, – он утащил из Лондона хореографа и педагога Михаила Мессерера! И позвал замечательного испанца Начо Дуато! И первоклассные танцовщики побежали к нему!
Им вторят оперные: ух ты, приглашены ставить Дмитрий Черняков и Андрей Могучий! И, радуясь счастливым событиям сцены, осознанно или неосознанно, просто «надеясь на лучшее», мы (и я тоже про Михайловский писала) старались не замечать ни манер, ни купеческих выходок директора — например, однажды, купив дорогой пульт, он пожелал водрузить его на место прямо во время репетиции оркестра. Слишком многим казалось, что это неважно. Лишь бы работал, лишь бы жизнь кипела – вон в сторонке сколько воспитанных сидят, и сделать ничего не могут.
И выпуск значительных премьер заслонял все: и невыпуск премьер (скандальные закрытия обещанных проектов – например, «Орестеи» Александра Сокурова), и чехарду худруков (которые реальной власти не имели), и выход совершенно китчевых проектов — вроде «Спартака» с живыми тиграми. И Кехман, кажется, поверил, что ему позволено все. Уговори Чернякова на постановку – очарованные режиссером меломаны простят директору любое свинство. Дай приют обиженным в Большом и Мариинском звездам – балетоманы сами изготовят нимб и доставят директору в кабинет.
Ну, а дальше последовали сообщения об иске по банкротству компании JFC (которую связывают с Кехманом), поданный рядом банков во главе со Сбером. А еще через некоторое время — реплика самого Кехмана о том, что «Тангейзер» оскорбляет его как православного и как еврея, стремительное его назначение директором Новосибирской оперы на место Бориса Мездрича, уничтожение спектакля и переоформление исторических интерьеров Новосибирской оперы в трогательно-бордельном стиле.
И все это смогло случиться только потому, что мы все – согласились с тем, что могут быть люди важные и неважные. И с ними, в зависимости их важности и неважности, можно обходиться по-разному. Зажатый серьезными неприятностями в бизнесе, Владимир Кехман искал поддержки государственного министерства, и тоже, видимо, решил, что ему простят Кулябина и Мездрича и то, как он с ними обращался. Ну, он же потом новых пригласит, гораздо лучше.
То, что не простили – и каждый день напоминают, и следят за каждым «подвигом» уже без всякого снисхождения – стало, вероятно, шоком. Еще вчера он был уважаемым деятелем культуры – ныне снова превратился в объект насмешек. И истерика, обертонами которой дребезжит каждое выступление Владимира Абрамовича – она от удивления. Ну да, вернулся откуда пришел. Только второй раз той же дорожкой не пройдешь – потому что она не та.
«Тангейзер», или Живой
7 декабря Борису Мездричу вручили статуэтку «Звезды театрала» — зрительское интернет-голосование, которое решает судьбу номинантов этой премии, назвало «Тангейзера» лучшим музыкальным спектаклем прошлого сезона. В начале ноября эксперты «Золотой маски» специально отметили спектакль – внести в шорт-лист его было нельзя, потому что он уже был официально снят с репертуара, но он попал в лонг-лист как одно из важных событий сезона, а председатель экспертного совета Екатерина Бирюкова подтвердила, что спектакль был фаворитом.
Спектакля нет – декорации уничтожены, дирижер Айнарс Рубикис покинул Новосибирск. И спектакль есть – существует запись, она передается из рук в руки, как магнитофонный самиздат в застойные годы; его смотрят на «квартирниках» тут и там, и те споры о спектакле, которые и должны были идти без всякого вмешательства прокуратуры и Минкульта, продолжаются в сети. «Тангейзер» уже стал фактом истории искусства – и становится фактом жизни все новых людей, что смотрят эту запись. Прошел первый год жизни кулябинского «Тангейзера». Далеко не последний.