Выдающаяся советская пианистка Роза Владимировна Тамаркина родилась 23 марта 1920 года.
Февраль 1937 г., Варшава, III Международный конкурс пианистов имени Шопена.
«Сенсацией конкурса явилась феноменально талантливая Роза Тамаркина. Эта 16-летняя девочка прекрасно чувствует романтический характер музыки Шопена. Филигранно отделывая шопеновскую фразу, она исполняет ее с необычайным благородством. Под ее руками фортепиано «поет»…»
— «Ilustrowany Kurjer Calzienny», Варшава.
«Героиней воскресных выступлений на конкурсе была советская пианистка Роза Тамаркина, имя которой было на устах у всех, кто интересуется ходом конкурса. Большой размах игры при исключительной музыкальности, великолепной технике и культуре звука, образцовое, безупречное знание исполняемых произведений, всепобеждающая молодость характеризуют ее исполнение»
— «Express Poranny», Варшава.
«У Розы поразило именно то, что несмотря на свой юный возраст, она несомненно является совершенно сформировавшейся, совершенно сознательной пианисткой»,
— Генрих Нейгауз, директор Московской консерватории.
«Роза Тамаркина – колоссальный талант. У нее огромное будущее»,
— Адам Венявский, председатель жюри конкурса.
«Трудно примириться с мыслью, что нет Розы Тамаркиной, выдающейся, любимой всеми молодой советской артистки, ушедшей от нас в расцвете сил.
Еще свежи в памяти впечатления от ее ярких выступлений, каждое из которых было подлинным музыкальным праздником. Минуты радости, испытываемые слушателями от ее исполнения, незабываемы…»,
— «Советский музыкант», 15 сентября 1950 г.
К международным музыкальным конкурсам в 1930-е годы отношение было во многом иное, нежели сегодня. И роль их в общественной жизни также была несколько иной.
В наши дни соревнования молодых исполнителей – вполне обычный атрибут современной жизни; к ним привыкли, и победы питомцев московской или петербургской консерватории уже мало кого удивляют – возникает недоумение, скорее, если наши молодые музыканты недосчитаются наград на тех или иных состязаниях. И то сказать, количество обладателей лауреатских званий и медалей различного достоинства исчисляется на сегодняшний день сотнями, если не тысячами.
В довоенные годы, повторим, было по-другому. Во-первых, конкурсы были в новинку (первый из тех, в котором участвовали представители СССР, состоялся в 1927 г.). Во-вторых, их насчитывалось в количественном отношении значительно меньше, а потому резонанс каждого из них был соответственно большим. Победителей музыкальных состязаний, лауреатов венского, брюссельского или варшавского конкурсов, знала практически вся страна.
Сегодня может показаться странным, но когда-то, в далекие 30-е годы, в дни всенародных празднеств над колоннами демонстрантов можно было видеть – среди транспарантов и знамен – портреты советских пианистов и скрипачей – победителей международных музыкальных турниров…
Конкурс имени Шопена принадлежал в ту пору (впрочем, как и сегодня) к числу едва ли не самых престижных. На него собирались наиболее сильные молодые пианисты из различных европейских стран. Непререкаемым профессиональным авторитетом пользовалось жюри конкурса, в составе которого можно было видеть самых маститых музыкантов того времени. Победители шопеновских конкурсов получали, по сути, беспрепятственный доступ на большую концертную сцену; отсюда и вполне понятный ажиотаж, сопутствующий этим соревнованиям.
На первом конкурсе, состоявшемся в Варшаве в 1927 году, триумфальный успех выпал на долю Льва Оборина, задавший высокую планку для всех последующих советских участников. Всесоюзный отбор на третий Шопеновский конкурс проводился в 1936 г. очень тщательно: только на последнем прослушивании в Ленинграде на четыре путевки претендовало около 40 человек. Среди них было немало уже опытных пианистов, закончивших консерватории, имевших концертную практику. И в этой обстановке единодушное одобрение получает кандидатура еще совсем юной Розы Тамаркиной, воспитанницы Особой детской группы для одаренных детей.
Эту группу при Московской консерватории (впоследствии – Центральная музыкальная школа) организовал в 1931 г. известный пианист, профессор А. Б. Гольденвейзер.
В первый же набор была зачислена 11-летняя девочка из Киева, Роза Тамаркина. Необычайно талантливая, трудолюбивая, не по годам серьезная, сосредоточенная, погруженная в музыку, она вскоре заняла в группе ведущее положение.
Надо сказать, что Александр Борисович Гольденвейзер всегда любил заниматься с детьми. С ними он работал не менее, а может быть, даже более тщательно, чем со взрослыми учениками. При том, что его питомцы получали отменную виртуозную закалку, Гольденвейзер, по выражению пианистки Татьяны Николаевой,
«был непримиримым врагом «вундеркиндства». Он хотел видеть музыкантов, нормально развивающихся, всесторонне образованных… Так воспитывалась и Роза Тамаркина, из нее не делали «чудо-ребенка», все средства были направлены на естественное развитие ее таланта…»
В пору занятий в школе Тамаркина часто выступала публично – на классных вечерах, отчетных концертах, различных смотрах молодых исполнителей и т.д. Она любила сцену; играть на людях для нее было истинным удовольствием; публика не сковывала ее, а лишь вдохновляла – как и каждого, кому от природы суждено стать артистом. Гольденвейзер всячески поощрял публичные выступления учеников: «эстрада – лучшая школа» – был его девиз.
Благодаря тому, что Тамаркина не имела проблем с разучиванием новых произведений, ее репертуар неуклонно расширялся.
«Заниматься с Розой было большой художественной радостью,
– вспоминал Гольденвейзер,
– она учила всё легко и быстро, на лету схватывала все указания и выполняла их не механически, а претворяя в своей обаятельной артистической индивидуальности».
В 1933 г. в Москве проходил I Всесоюзный конкурс музыкантов-исполнителей. Наряду с конкурсантами выступали наиболее выдающиеся воспитанники Особой группы одаренных детей, которые не могли еще по возрасту быть полноправными участниками конкурса, но были отмечены специальными премиями. Игра 13-летней Розы Тамаркиной, исполнившей Десятую рапсодию Листа, была совершенно блистательной. А уже в 1936 г. Тамаркина, выступая, как полноправный участник, выигрывает на Всесоюзном конкурсе 1-ю премию.
И вот Варшава, конкурс имени Шопена. Громадный зал филармонии до отказа заполнен публикой. За столом жюри – корифеи пианизма, в их числе Эмиль Зауэр, Вильгельм Бакхауз, Генрих Нейгауз.
На конкурсе юная пианистка произвела фурор. Уже после первого исполненного произведения публика устроила ей овацию. И с неослабевающей силой овации продолжались после каждого номера ее конкурсной программы. Она имела огромный, можно сказать, ошеломляющий успех и у жюри, и у публики, и у Эмиля Зауэра, ученика Николая Рубинштейна и Листа, человека очень взыскательного и избалованного постоянными концертами крупных музыкантов, которые посещали Вену.
Шестнадцатилетней пианистке была присуждена вторая премия; выше нее смог подняться только другой советский участник Яков Зак – музыкант опытный, уже сложившийся мастер.
За роялем – Роза Тамаркина (2 премия). Варшава, 1937
В конкурсе участвовало еще три пианиста одного с Розой возраста. Но ни один из них не мог с ней сравниться ни по масштабам своего дарования, ни по законченности исполнения. Недаром польская газета «Kurjer Warszawski» писала:
«Исполнение Розы Тамаркиной наделено эмоциональными чертами уже сложившейся художественной индивидуальности, которая бы сделала честь не одному взрослому пианисту».
После конкурса Зак и Тамаркина с большим успехом гастролировали в крупнейших городах Польши – Варшаве, Лодзи, Кракове, Катовице. 23 марта в Советском посольстве в Варшаве отмечали 17-летие Розы Тамаркиной.
Слева направо: Т. Гольдфарб, Г. Нейгауз, Я. Зак, Р. Тамаркина, Н. Емельянова
Вернувшись в Москву, юная пианистка вновь принимается за учебу. Она в это время – студентка 2-го курса консерватории. Одновременно начинается ее концертная деятельность – чем далее, тем более интенсивная и обширная.
Выступления Тамаркиной вызывают пристальное внимание слушателей. Это был тот счастливый случай, когда искусство музыканта-исполнителя в равной мере представляло интерес как для профессиональных кругов, так и для самых широких слоев любителей музыки. Известно, те и другие не всегда бывают единодушны в своих оценках. Иной раз достаточно далеко расходятся в них. Однако, коль скоро мнения совпадают, это свидетельствует обычно о подлинно значительных масштабах художественного явления.
Именно так произошло с искусством Тамаркиной. Недаром Гольденвейзер говорил о ее даровании:
«Гармоническое сочетание артистического темперамента и чувства художественной меры в одном исполнителе встречаются крайне редко. Роза Тамаркина принадлежит к этому редкому типу исполнителей, и поэтому ее искусство в равной мере доходит до широкого слушателя и до взыскательного специалиста».
Эта высокая оценка строгого и скупого на похвалу педагога была дана юной пианистке, когда ей исполнилось всего лишь 17 лет.
На ее концертах практически всегда бывали аншлаги. Слава, признание, творческий авторитет ее неуклонно растут. Вскоре по возвращении из Варшавы ее награждают – «за исключительные успехи в области музыкального искусства» – орденом Знак Почета. Студентку, не достигшую еще двадцатилетнего возраста в 1939 г. избирают депутатом Моссовета.
Д. Ойстрах, Я. Зак, Р. Тамаркина, М. Козолупова. Москва, Третьяковская галерея. 1938
Чем же привлекала слушателей Тамаркина? Чему была обязана своими громкими успехами? Ей посчастливилось заниматься у очень хороших учителей – как в самом начале в Киеве, так и позднее, у Гольденвейзера в Москве.
И всё же, как признают все исследователи ее творчества, в первую очередь она была обязана не своим наставникам, а себе самой – природе, на удивление щедро и сполна одарившей ее. Решительно на всём, что она делала в искусстве, лежала печать сильного и самобытного дарования; не заметить его было просто нельзя.
Уже в Киеве педагоги отмечали у 7-летней Розы
«удивительную восприимчивость, самостоятельный подход к музыке и умение схватывать сущность замысла произведения, его идею».
И в классе А. Б. Гольденвейзера образно-поэтический смысл музыки Тамаркина постигала не умозрительно, путем рациональных выкладок, и даже не через объяснения педагогов, при всей важности и нужности их. И тем более, не через подражание другим исполнителям, как это нередко бывает в молодости. Главное, наиболее сокровенное в музыке она ощущала, как говорится, нутром, исходя из своих художественных догадок и творческих прозрений.
Впрочем, не в одних лишь масштабах дарования суть дела. Сам склад этого дарования, природа, характер, особенности его, – всё это также имело значение. И – немаловажное. Во всяком случае, пытаясь уяснить причины широкой популярности пианистки, не учитывать этого обстоятельства нельзя.
Она была представительницей лирико-романтической струи в музыкальном искусстве – а концертанты такого плана пользуются обычно особыми симпатиями публики. Не секрет, художники-романтики среди исполнителей встречаются сравнительно нечасто. Их «золотая пора» пришлась на вторую половину XIX – начало XX столетия; даже в 30-е годы, когда взошла и засверкала звезда Тамаркиной, появление их на концертной сцене было скорее исключением, нежели правилом.
Всё настойчивее утверждается в это время тип художника-интеллектуала, всё больше становится мастеров, расчетливых и техничных в своих действиях. Всё чаще доводится встречаться в филармонических залах с безукоризненно выстроенными звуковыми конструкциями, с гладко отшлифованными музыкальными «изделиями»; всё заметнее делается примат «рацио» в исполнительском творчестве.
Не исключено, что именно поэтому в силу обратной слушательской реакции, искусство Розы Тамаркиной (как и ее современника Якова Флиера) пользовалось таким горячим признанием. Людей подкупала непосредственность и полнота чувств, которые всегда отличали ее игру, увлекала присущая артистке окрыленность, приподнятость тона, очаровывала живая эмоциональность ее исполнения.
Вместе с тем, Тамаркина отнюдь не склонна была игнорировать и хорошую организацию игры. Всё в ее искусстве было четко упорядочено, отлажено и сбалансировано. Конечно, имело значение и то, что она была воспитанницей Гольденвейзера – музыканта, не устававшего прививать своим ученикам уважение к классически строгим и ясным звуковым формам.
Но не только в этом дело. Самой Тамаркиной как художнику была присуща изначально некая внутренняя гармония; об этом вспоминают едва ли не все, кто наблюдал ее с близкой дистанции. Любые диспропорции или преувеличения шокировали ее музыкальное чувство. И этого, естественно, нельзя было не ощутить в ее исполнительском творчестве. Ее яркий природный темперамент редко выплескивался за рамки вкуса и художественной меры, что отмечалось большинством критиков.
Искусство Тамаркиной, пожалуй, не знало затаенных настроений и обостренного нервного драматизма. Быть может, именно поэтому она всего более была склонна к произведениям полнокровным, без изыска и надлома; они были ближе ей, чем всё другое. Произведения, излишне аффектированные или нервноиздерганные, бесплотные и эфемерные ее мало привлекали, да, вероятно, ей и не удавались.
В 1940 г. Тамаркина блестяще заканчивает московскую консерваторию – ее имя вносится на доску отличия. В этом же году она вышла замуж за пианиста Эмиля Гилельса. Будущее вырисовывается перед ней в самом радужном свете – ее волнуют новые творческие замыслы, концертные программы, гастрольные поездки…
Однако война неожиданно и резко ломает всё. Вместо увлекательных гастролей ей, как и другим, приходится столкнуться с тяготами эвакуации, с бесчисленными жизненными невзгодами и трагедиями, обрушившимися в ту пору на миллионы людей. К тому же, некоторое время спустя у Тамаркиной обнаруживаются первые симптомы тяжелого заболевания, перед которым врачи в конце концов окажутся бессильными.
Впрочем, ее занятия не прекращаются. С 1941 года Тамаркина – аспирантка консерватории. Вначале у нее тот же руководитель, что и прежде – А. Б. Гольденвейзер. Однако спустя два года она переходит к профессору К. Н. Игумнову.
Музыкант редкого обаяния, любимец московской публики, Константин Николаевич Игумнов пользовался в 30-40-е годы большой популярностью у пианистической молодежи. Его класс посещали в разное время Лев Оборин, Яков Флиер, Мария Гринберг, Наум Штаркман…
Игумнов обладал особым звуковым мастерством. Фортепиано поистине преображалось под его руками. Он извлекал из инструмента звук редкой красоты, в котором не было и следа деревянного призвука, подчас свойственного туше некоторых пианистов. Однажды услышанный, этот по-особому мягкий и напевный звук запоминался навсегда.
Вполне естественно, что Тамаркину интересовал своеобразный творческий стиль Игумнова. Тем более, что он в некоторых принципиально существенных моментах отличался от художественной манеры ее прежнего учителя. В чем-то даже контрастировал этой манере.
Тамаркина внимательно присматривалась к художественной практике Игумнова, и ей всё более близкими становились его звуковые поиски и находки, тонкая внутренняя разработка деталей исполняемого, проникновенность и благородство выражения. Привлекала ее в педагогической работе Игумнова и то, что она была направлена на свободное развитие духовного начала в учениках.
Тамаркина чувствовала, что многое может почерпнуть у Константина Николаевича – поэтому и решилась на такой нелегкий шаг, как переход из класса в класс, от одного педагога к другому. Надо отдать должное А. Б. Гольденвейзеру: он сумел понять свою ученицу. Не отторгнул ее, не перестал уважать и ценить ее талант.
Два года, проведенные в аспирантуре у Игумнова, во многом усовершенствовали мастерство пианистки. Несмотря на трудные условия, она много концертировала – в Свердловске, Новосибирске, Алма-Ате, Фрунзе.
В конце 1942 г. Тамаркина выступала в Москве, в Большом зале консерватории. Владимир Софроницкий, пришедший на репетицию перед концертом, чтобы послушать ее интерпретацию «Симфонических этюдов» Шумана, очень высоко оценил исполнение пианистки, считая его блестящим.
Подобные оценки выдающихся мастеров и широкая популярность, сопровождавшие ее творчество с самых ранних лет, не исказили характера Розы Тамаркины – как случается, и нередко, в артистической среде. Окруженная почитанием, освещенная лучами славы на протяжении едва ли не всей своей недолгой жизни, она не изменила самой себе, своей человеческой природе. Не возвела себя – внутренне, психологически – на некую вершину, которая столь же возвышает человека в собственных глазах, сколь и отдаляет его от других.
В мемуарах, посвященных Тамаркиной, постоянно наталкиваешься на упоминания о ее «врожденном чувстве такта», о том, что она «держалась естественно, обращалась с людьми приветливо и просто», – хотя, разумеется, и не теряла при этом чувства собственного достоинства.
Несомненно, она знала цену своим достижениям. Скорее всего, не преуменьшала их, поскольку дались они с огромным трудом. В тоже время она «никогда не давала повода думать, что считает себя исключительной натурой». По словам близких, она была «хорошим товарищем», более того, «любимицей» тех, с кем ей приходилось общаться.
В 1943 году у Тамаркиной появляются первые признаки тяжелого заболевания. И прежде она не отличалась хорошим здоровьем (в 1938 г. грипп вызвал осложнение на правую руку, что не позволило ей участвовать на конкурсе в Брюсселе). Весной 1944 г. врачи поставили безнадежный диагноз – рак лимфатической железы. Розе только исполнилось 24 года.
Первое время родные скрывали от нее истинное положение дел – пока болезнь давала знать о себе сравнительно редко. Тамаркина по-прежнему много работала, разъезжала по стране с концертами, закончив аспирантуру, стала ассистенткой профессора Игумнова. В октябре 1945 г. в письме английской пианистке Муре Лимпани она делится своими планами:
«…Сейчас настроение у всех нас бодрое, хорошее. После такого блестящего завершения войны, после таких грандиозных побед нашей великой армии хочется еще больше работать, совершенствоваться…
Я сейчас много занимаюсь, собираюсь на гастроли в Ленинград и другие города, хотя нахожу это несколько утомительным, в чем с Вами согласна, но всё же долго засиживаться в Москве не люблю…»
Большой зал Ленинградской филармонии. 1947
Она любила играть, любила эстраду, обладала прирожденной художественной смелостью, которая не так уж часто встречается даже у самых больших артистов. В самых трудных условиях, отнюдь не располагавших к выступлению, она сохраняла самообладание и, что всего важнее, не утрачивала творческого вдохновения.
В последние годы жизни она нередко выступала с высокой температурой, но слушатели, зачарованные ее игрой, получали от исполнения Тамаркиной полнокровные звуки радости жизни и незабываемые ощущения одухотворенности и полета фантазии. И лишь немногие знали, что артистка угасает.
В октябре 1949 г. в Большом зале Московской консерватории состоялся торжественный вечер, посвященный 100-летию со дня смерти Шопена. Роза Тамаркина исполнила на нем Второй концерт для фортепиано с оркестром Шопена – тот самый, который она играла когда-то в Варшаве. Последнее концертное выступление Тамаркиной состоялось в феврале 1950 года. 5 августа ее не стало.
Музыка и жизнь были для нее неразделимы. Она не представляла себя без выступлений.
«Врачи говорят, что, если бы я совсем не играла и совершенно отказалась бы от концертов, это значительно продлило бы мою жизнь. Но зачем мне такая жизнь?»
Время идет, и имя Розы Тамаркиной, ставшее легендой для слушателей 30-40-х годов, уже почти не известно нынешним поколениям любителей музыки. Слишком мало было сделано записей ее игры – все они умещаются на трех дисках (выпущенных в отреставрированном виде два года назад стараниями компании «Виста Вера» и музыковеда Олега Черникова).
Но дело не только в недостатке записей. Тамаркина ушла из жизни в пору нового подъема отечественного музыкально-исполнительского искусства, который последовал за окончанием Великой Отечественной войны. Это время было счастливым для концертной сцены, насыщенным многообразными и интересными событиями. Продолжили свой славный артистический путь Л. Оборин, В. Софроницкий, М. Юдина, С. Рихтер, Э. Гилельс (расставшийся с Тамаркиной в 1944 г. и с тех пор избегавший любых упоминаний о ней).
Наряду с опытными мастерами, всё громче и увереннее заявляют о себе молодые таланты – победители различных международных состязаний и конкурсов, число которых неуклонно увеличивается. Б. Давидович, Т. Николаева, В. Ашкенази, Л. Власенко, Д. Башкиров, Н. Штаркман, Э. Вирсаладзе – эти и многие другие артисты оказываются в центре внимания специалистов и любителей музыки в 50-60-е годы.
С 1958 года в стране организуется свой международный конкурс – имени П. И. Чайковского, который становится ведущим событием каждого четырехлетия, отодвинув для отечественной музыкальной общественности все другие международные конкурсы на второй план.
Советская пианистическая школа, сложившаяся в 30-40-х годах, заняла в три последующие десятилетия ведущие позиции в мире. К сожалению, педагогов масштаба Нейгауза, Игумнова и Гольденвейзера в последующее время уже не появлялось, и эти позиции к концу столетия были утрачены.
Новая, российская исполнительская школа пока еще не поднялась на уровень выдающихся достижений. Тем насущнее становится сейчас обращение к именам мастеров середины XX века. Среди первых из них – имя Розы Владимировны Тамаркиной. Несмотря на трагически короткую жизнь, она сумела вписать одну из ярких и неповторимых страниц в историю отечественного и мирового пианизма.
Максим Тавьев
Все публикуемые здесь фотографии — собственность автора, Максима Тавьева, из семейного архива (его бабушка, Мария Владимировна Тамаркина – старшая сестра Розы Владимировны; благодаря ее многолетним стараниям вышел в свет сборник воспоминаний о Розе Тамаркиной). Художник Евгения Александровна Тавьева, мама Максима и племянница знаменитой пианистки, способствовала выпуску трех дисков с записями Розы Тамаркиной компанией “Виста Вера”.
Программа радио “Орфей”
Роза Тамаркина — болезнь и закат творческой карьеры
В программе звучат лучшие записи Розы Тамаркиной — Скерцо из Квинтета фа-минор Иоганнеса Брамса, Гавот из первого опуса юного Рахманинова «Четыре пьесы для фортепиано», Фантазия фа-минор Фредерика Шопена, записанная пианисткой менее чем за год до смерти, будучи уже тяжело больной, а также пьеса «Оцепенение», переложение Ференца Листа песни Шуберта из вокального цикла «Зимний путь».