Концерт Государственного оркестра Казахстана «Академия солистов» под управлением Михаила Кирхгоффа с солирующим Филиппом Копачевским сложился в причудливую хореографическую сюиту.
«Кыз куу» («Догони девушку») — так называется казахская народная игра, воплощенная в стремительной, несущейся во весь опор музыке.
Согласно правилам игры, парень и девушка, оседлав коней, устраивают состязание: если молодой джигит догонит всадницу, она позволит ему себя поцеловать; если же ей удастся ускользнуть от преследователя, роли меняются — теперь девушка пускается вскачь за юношей и, нагнав его, от души хлещет плеткой (по-казахски «камча»).
В эту захватывающую музыкальную игру сыграл вчера вечером с публикой Государственный оркестр Казахстана «Академия солистов» под управлением Михаила Кирхгоффа. Дело происходило в Валлетте, в одном из старейших европейских зданий «Сакра Инфермерия» — эта постройка XVI века превратилась ныне в Средиземноморский конференц-центр, где проходят концерты Мальтийского международного музыкального фестиваля.
Как и прежде, здесь можно услышать много новой, необычной и крайне интересной музыки, которая по тем или иным причинам прежде в Европе не исполнялась. Вот и на сей раз речь шла о мальтийской премьере — сюите из балета «Степная легенда» казахского композитора Тлеса Кажгалиева.
Композитор очевидно и невероятно талантливый, выпускник Московской консерватории по классу Михаила Чулаки, Кажгалиев рано ушел из жизни — ему не было и пятидесяти лет. Свой балет он завершить не успел, потому на сценах «Степную легенду», увы, не ставят — музыка ее звучит исключительно в симфонических концертах. Более того, не существует даже напечатанной партитуры — как рассказал дирижер Михаил Кирхгофф, им приходится исполнять сочинения казахского классика… по рукописям. В общем, нам был предложен настоящий раритет.
Догадаться об этом можно было с первых же тактов, с дивного соло флейты, устроившей затейливую перекличку с гобоем — мне никогда не доводилось слышать пение степных птиц, но, полагаю, именно так звучат позывки джурбая, степного жаворонка, его высокие мелодичные трели.
Национальное гармонично сочеталось с вненациональным: в партитуре Тлеса Кажгалиева можно было распознать и элементы додекафонии, и совершенно испанскую сарабанду, преломленную, тем не менее, сквозь призму авторского восприятия. Молодые музыканты оркестра «Академия солистов» пленяли юношеской (а в случае с феноменальной флейтисткой — и девичьей) непосредственностью, которая порой ценнее любых академических степеней.
Думаю, во время исполнения опуса Тлеса Кажгалиева не я одна ловила себя на мысли о том, что национальному голосу не страшна никакая глобализация. Что музыка авторов из бывших советских республик, опыленная европейскими мотыльками и пчелами, все равно остается самобытной и дерзкой. И эту мысль подтвердил исполненный на бис «Folk Dance» из балета «Вечный огонь» современного казахского композитора Серика Еркимбекова — оригинальнейшая миниатюра, способная заставить каждого, кто имеет глаза и уши, испытать когнитивный диссонанс.
Дело в том, что вы воочию наблюдаете, как традиционные для симфонического оркестра струнные (скрипки, альты, виолончели) играют пиццикато, но слышите абсолютно другой инструмент — казахскую домбру. Неординарность замысла и искусство воплощения — и возникает потрясающий эффект; таковых в сочинении Еркимбекова, впрочем, немало, включая искусный контрапункт, вплетенный в живую ткань музыкальной драмы.
Еще одной вершиной вечера стал «Travel Notebook» («Путевой дневник») — поэтичнейшая сюита для фортепиано с оркестром мальтийского композитора Алексея Шора, вновь напомнившая о его незаурядном лирическом даровании. «Travel Notebook» — это своего музыкальная рефлексия или, если угодно, размышление автора о тех городах, где ему довелось побывать.
Преображенные композиторским мышлением, в нотах отражаются Барселона, Рим, Париж, Венеция, Аскот, Равенна. Можно, разумеется, провести параллели с циклом «Годы странствий» Листа, или с «Иберией» Альбениса — но мне отчего-то вспомнились портреты стран и городов Пины Бауш. Красивые пластические монологи, зыбкие и текучие, имеющие весьма опосредованное отношение к реальности; не город, но его тон, характер, звучание, отраженные авторской мыслью, точнее даже, эмоциональными воспоминаниями.
Солировал в «Travel Notebook» блистательный российский пианист Филипп Копачевский, идеально разобравшийся во всех тонкостях сюиты Алексея Шора — но по-своему. Год назад мне довелось слышать это произведение в исполнении другого солиста, Дениса Кожухина, а затем, в записи, — Ингольфа Вундера, и всякий раз это сочинение звучит по-иному. В этом, наверное, и заключается феномен настоящей музыки, дающей интерпретатору право на импровизацию.
Филипп Копачевский манерой игры и всем своим обликом — от длинных волос до бесконечно длинных пальцев — напоминал Ференца Листа за роялем. И исходила от него такая энергия, что оторваться было невозможно: вас полностью поглощал процесс слушания и слышания, и лишь где-то на периферии сознания возникали мысли о том, какая у пианиста изысканная фразировка, как ошеломительно свежи его пассажи и как технично летают его руки над клавишами — вот, глядите-ка, двойной содебаск; а это, конечно же, жете; ну а это… это… перекидное субресо, не иначе.
Отклик Чайковского на печальную шекспировскую повесть, увертюра-фантазия «Ромео и Джульетта», открывшая концертную программу, в этом контексте тоже явилась скорее музыкой из балета — хотя Петр Ильич о веронских влюбленных балета не писал, это сделал, как все мы знаем, Прокофьев. Однако скрипки раскачивали мелодию так нежно, что вы могли представить, как танцуют пары на балу у Капулетти, ну а там уже домыслить всё, что душе угодно.
Так или иначе, для меня вчера вечером музыка танцевала.
Лина Гончарская