Блистательный ряд дирижёров — участников предыдущих фестивалей, таких как Лорин Маазель, Риккардо Мути, Дмитрий Лисс, Юрий Темирканов, Антонио Паппано, Джонатан Нотт, Лейф Сегерстам, Валерий Гергиев, пополнили Иван Фишер, Семён Бычков и Михаил Плетнёв. На церемонии закрытия организаторы обещали, что фестиваль переживёт и десятилетие.
Финал был традиционно приурочен ко Дню России; в этот же день в Кремле вручались государственные премии. Среди лауреатов — главный дирижёр Уральского академического филармонического оркестра (УАФО) Дмитрий Лисс и директор Свердловской филармонии Александр Колотурский.
Программа из двух симфоний Мясковского, представленная УАФО под управлением Лисса два года назад, стала, возможно, лучшей на II фестивале и уж точно одной из ярчайших страниц форума за всю его историю.
Каждый из предыдущих фестивалей дарил как минимум по одному концерту высшего класса, который запоминался навсегда, в том числе вечер Филармонического оркестра Радио Франс с «Моей матушкой-гусыней» Равеля и Шестой симфонией Брукнера, а также прошлогоднее выступление Симфонического оркестра Шведского радио под управлением обаятельнейшего Лейфа Сегерстама.
В программе IV фестиваля также был концерт, сопоставимый с московскими гастролями лучших европейских оркестров последних сезонов, — этим праздником мы обязаны Будапештскому фестивальному оркестру (БФО) и его основателю Ивану Фишеру.
Не обманули, не подвели
Венгров ждали с особым вниманием — коллектив занимает девятое место в списке лучших оркестров, опубликованном в журнале «Граммофон». Жаль, что мы настольно доверяем рейтингам, — когда оркестр выступал в Москве пять лет назад, ему не досталось и половины теперешнего внимания публики и прессы. Зато теперь ясно, что в десятку БФО попал абсолютно заслуженно: хотя коллектив создан лишь четверть века назад, сегодня это ансамбль мирового класса.
К культуре исполнения и высочайшему профессионализму, демонстрировавшимся в Москве за последнее время европейскими оркестрами, у артистов БФО добавляется ещё и неподдельное удовольствие, которое они получают от игры и передают публике.
Подобное ощущение чаще возникает на концертах хороших камерных коллективов, когда видишь и чувствуешь, как дирижёр и каждый из оркестрантов вместе делают музыку. БФО — редкий симфонический оркестр, в котором отношения именно такие: здесь главный дирижёр — первый среди равных, такой же участник великолепного ансамбля, как и остальные. В перерывах между номерами Фишер не уходит за кулисы, как принято у всех маэстро на свете, а остаётся на сцене, заботливо следя за перестановкой пультов и инструментов.
Американская сюита Дворжака, «Танцы из Галанты» Кодая, «Румынские народные танцы» Бартока — блестящие, виртуозные сочинения, где оркестр поразил изяществом и лёгкостью. А следом ещё и многоликостью: Седьмую симфонию Дворжака играл словно другой оркестр.
Седьмая не слишком известна — Восьмую с Девятой играют куда чаще, — но, пока она звучала, было странно подумать, что они вообще существуют. Оркестранты, казалось, и мысли не допускали о том, что Седьмая — не лучшая у Дворжака: от первой до последней минуты они преподносили её как симфонию симфоний. После лихих танцев Бартока она стала настоящим потрясением.
Скрябин под финал
Схожим образом три месяца назад удивил публику Российский национальный оркестр (РНО), сыгравший в несвойственной ему манере Шестую симфонию Малера — жёстко, властно, решительно. Наряду с коллективом из Будапешта, РНО — ещё один оркестр, украсивший не только рейтинг журнала «Граммофон», но и теперешний форум.
Ещё в конце апреля завершился московский сезон РНО, послесловием к которому стал концерт на фестивале. За последние месяцы оркестр представил ряд монографических программ, посвящённых русским композиторам — Римскому-Корсакову, Стравинскому, Прокофьеву. Ещё одна, Скрябинская, была подготовлена специально для фестиваля.
На вечере прозвучали два крупных сочинения Скрябина, самое первое и самое последнее. Редко исполняемой Первой симфонией продирижировал основатель оркестра Михаил Плетнёв. После антракта он уступил место молодому Михаилу Татарникову, постоянно работающему в Мариинском театре: Татарников представил один из известнейших опусов Скрябина — «Поэму огня» («Прометея»).
Казалось бы, естественно отдать Плетнёву весь концерт, однако участие Татарникова организаторы фестиваля мотивировали тем, что 2009 год объявлен Годом молодёжи. Тем более очевидно, что Год молодёжи — такой же фантом, как и День России.
Как бы то ни было, первое отделение концерта удалось: с первых же нот стало ясно, что РНО достойно представляет нашу страну и на фестивале оркестров мира, и в списке «Граммофона».
Исполнение Первой симфонии имело важнейшее просветительское значение — среди крупных вещей Скрябина её играют реже всего, и Михаил Плетнёв, вероятно, один из немногих музыкантов в мире, способный представить эту громоздкую композицию как единое целое.
Впервые обратившись к крупной форме, Скрябин сразу задумался о симфонии-кантате. Первоначально хор должен был участвовать не в последней, а в первой части, однако композитора от этого отговорил издатель Митрофан Беляев: предвидя трудности, связанные с привлечением хора, он писал Скрябину: «[Симфония], вероятно, редко будет исполняться целиком; что же ожидает такое сочинение, которое не может начаться без вокальной помощи?»
В итоге хоровой стала финальная часть, сохранившая тематические переклички с первой. Между ними — ещё четыре части, сами по себе образующие законченный симфонический цикл. Странно думать, что на заре ХХ века, когда сочинение исполнялось впервые, одни называли его «новой Библией», другие освистывали: по сегодняшним меркам эта музыка воспринимается как вполне традиционная. Впрочем, оркестр может себя показать здесь во всей красе; особенно отличились солисты РНО — флейтист Максим Рубцов, кларнетист Алексей Богорад, гобоист Виталий Назаров. Почти часовое сочинение отнюдь не утомило — интерпретация Плетнёва была цельной, взвешенной и убедительной.
Иная картина возникла во втором отделении, где исполнялся «Прометей» в сопровождении световых эффектов: Скрябин написал сочинение не только для оркестра, фортепиано, органа и хора, но и для «световой клавиатуры», которая должна погружать зал в сияние того или иного цвета. Полной расшифровки этой партии Скрябин не оставил, однако попытки исполнения «Прометея» со светом предпринимаются регулярно. Несмотря на огромный состав, «Поэма огня» — весьма тонкое и изысканное сочинение, однако в трактовке Татарникова оно предстало неожиданно помпезным. Оркестр гремел, прожектора освещали сцену то розовым, то зелёным, то сиреневым: сомнительно, чтобы Скрябин имел в виду именно такую «световую партитуру». Торжественность лилась через край, и в финале уже никто не сомневался в том, что День России наступил.
Репертуарная политика
Любопытно, что из шести дирижёров, представлявших в этом году оркестры мира, пятеро — наши соотечественники, да и единственный иностранец Иван Фишер — из страны бывшего соцлагеря.
Омский академический симфонический оркестр представлял Дмитрий Васильев, выпускник Ростовской и Нижегородской консерваторий. Кёльнским оркестром Западногерманского радио дирижировал ленинградец Семён Бычков — ученик Ильи Мусина, освоивший специальность ещё до эмиграции, состоявшейся в 1975 году. Возглавляющий Национальный оркестр Капитолия Тулузы Туган Сохиев постоянно работает в Мариинском театре. Успехами наших артистов можно и нужно гордиться — они стали гражданами мира и принадлежат не только нам.
К чему совсем привыкать не хочется — это к неизменной репертуарной консервативности фестиваля, к отсутствию у него программной политики.
За четыре года здесь звучали два сочинения (симфонии Алексея Рыбникова и Ильи Хейфеца), написанных уже в XXI столетии, однако что касается ХХ века, в афише фестиваля до сих пор была представлена лишь первая его треть.
Пять раз исполнялись сочинения Рихарда Штрауса, по четыре — Бетховен, Чайковский и Дворжак, дважды играли за эти годы «Море» Дебюсси и «Фантастическую» Берлиоза. Нельзя не сказать спасибо за Мясковского и Брукнера, зато не было ни одной симфонии Малера, как не было и ни одного сочинения века ХХ, которое было бы полностью свободно от эстетики века XIX.
Таким образом, пока репертуарный потолок фестиваля — это Дебюсси и Равель, Рахманинов и Штраус, ранний Стравинский. Здесь до сих пор практически не играли Шостаковича, Прокофьева и Бартока, не говоря уже о сочинениях середины и второй половины прошлого столетия.
Притом что многие композиторы этого периода могли бы быть вполне приемлемы для фестиваля даже с учётом его консерватизма — будь то великие симфонисты Артюр Онеггер, Богуслав Мартину или наш живой классик Борис Тищенко. Фестивалю пора задуматься о расширении репертуарных рамок; список симфонических шлягеров XIX — начала ХХ века скоро будет исчерпан.
Илья Овчинников, "Частный корреспондент"