Легендарный “Класс-концерт” Асафа Мессерера вновь в репертуаре Большого театра.
Тайна закулисья неизменно манит загадкой и притягивает непосвященных. В загадках – ежедневный класс в балетном зале, стены которого огорожены станком – в просторечии – палкой.
Не так давно труппа Бежара привозила в Москву спектакль “Искусство быть дедушкой”, где Учитель буквально загонял учеников к балетным станкам, приказывая: “Работать, работать и еще раз работать!” Каждый артист балета – заложник класса, пленник экзерсиса, “сообщник” палки.
Спектаклей, в которых так или иначе раскрываются секреты профессии, немало – урок, настраивающий тело, препарировали и мифологизировали Бурнонвиль и Лопухов, Якобсон и Ноймайер. Спектаклей, экспозицией которых становится что-нибудь из разминочных зарисовок, еще больше.
Асаф Мессерер, великий педагог легендарного звездного класса Большого театра, почти полвека назад поставил несколько версий “Класс-концерта”: для воспитанников Московского хореографического училища, для труппы Большого театра, для артистов и учеников совместно. Самым известным стал вариант, сочиненный в 1961 году по заказу американского импресарио Сола Юрока.
Первый “Класс-концерт” (тогда он назывался “Урок танца”) балетной школы был ответом на гастроли Парижской Оперы, показавшей в 1959 году Москве “Этюды” датчанина Харальда Ландера, воспевающие балетный урок.
“Класс-концерт” Большого, насыщенный более сложными комбинациями движений, просто приворожил импресарио, стал гастрольным хитом, и его исполняли все, пожалуй, без исключения артисты, утвердившие репутацию балетной державы, имя которой – Большой балет: Майя Плисецкая, Екатерина Максимова, Наталья Бессмертнова, Елена Рябинкина, Нина Сорокина, Владимир Васильев, Михаил Лавровский, Марис Лиепа, Юрий Владимиров. Каждому доставались всего несколько движений, а в результате рождался единый образ балетного времени, составленный из многоцветья редких индивидуальностей.
“Класс-концерту” повезло: память Михаила Мессерера, племянника автора и участника премьеры, известного педагога-балетмейстера и постановщика нынешней премьеры, сохранила все детали каждой из редакций. Он возобновлял “Класс-концерт” со школой Королевского балета (в Ковент Гарден балет шел не один сезон), в Шведском Королевском балете, в Милане, где в балетной школе при театре Ла Скала его танцует уже третье поколение выпускников. Москве пришлось подождать.
Возобновление, объявленное к юбилею Майи Плисецкой, состоялось спустя полтора года.
“Класс-концерт” – театрализованный парад балетных упражнений, которые консервативны, но и бесконечно изысканны, как сами основы строгого классического танца: экзерсисы у станка, па на середине, женские упражнения на пальцах, серия прыжков – малых, средних, больших, кода и апофеоз. От простого – к сложному, от азов – к виртуозности, от ремесла – к творчеству. Таково внутреннее сюжетное развитие “Класс-концерта”.
Любой класс в любой точке мира – тренировка балетной памяти и балетного ума. Асаф Михайлович тренировал гениально: урок врачевал, “зализывал” раны, готовил к дальнейшим репетициям, вел к кульминации – трюкам, которыми щеголяли артисты “под занавес” урока, соревнуясь в аттракционах пируэтов и полетов. Класс может быть жестким, изматывающим, надоедливым – любым, у каждого педагога – свой, но у Асафа Мессерера – всегда оптимистичным, высвобождающим силы, победную энергию. Дарующим свободу.
Этот класс и воспроизводил хореограф на сцене. Труд как праздник, повседневность как счастье. Сопровождение – сборная музыка, абсолютно как в балетном классе, – Анатолий Лядов, Антон Рубинштейн, Александр Глазунов, Дмитрий Шостакович.
Открывают театральный урок дети – сосредоточенные ученики младших классов, их сменяют повзрослевшие воспитанники (учащиеся Московской академии хореографии), потом на сцену выходят взрослые артисты, и начинается парад балетной техники. Действие набирает энергию, театральность расцвечивается игровыми зарисовками: вот первоклашки, затаив дыхание, наблюдают за дуэтом солистов, мальчишки поливают из лейки пол, чтобы не скользили туфли (ушедшая в историю подробность: современное покрытие из линолеума в отличие от деревянного настила поливки не требует), забирает внимание девчачий переполох в передышках.
У этого балета особое настроение азарта, ликования, эмоций, бьющих через край. Лучшими были те, чьи танцевальные голоса отличаются мощью и энергией.
Бесстрашная виртуозка Наталья Осипова потрясала неженской силой прыжков, отчаянные жете Мария Александрова исполняла лукаво и без видимых усилий. Свои эксклюзивные трюки демонстрировал летающий Иван Васильев. Лучезарно танцевала Марианна Рыжкина. Безупречные линии адажио у Светланы Захаровой и Артема Шпилевского таили некую загадочность – а это тоже краска из палитры классического экзерсиса.
Техника мужского танца идет вперед быстро, и те коронные па, которые в годы премьеры были доступны лишь избранным, сегодня в арсенале всех солистов. Сложнейшие трюки на широком танцевальном дыхании исполнили Андрей Болотин, Денис Медведев, Вячеслав Лопатин, точно и радостно разыграли свои выходы Егор Хромушин, Руслан Скворцов, Владимир Непорожний, Андрей Меркурьев, Владислав Лантратов.
Ход, придуманный Асафом Мессерером и повторенный Михаилом Мессерером, был прост: каждый солист исполнял то, что ему дано природой и отточено школой: прыгучие прыгали, те, кто вращается, исполняли пируэты, мастера дуэтов демонстрировали головокружительные поддержки. Незамысловатость приема обернулась взрывной волной стиля – того, что принято называть “московским”: лихого, несколько необузданного, жизнелюбивого, оптимистичного.
Все рождалось из самого танца, разве что затуманенного на данной премьере костюмами и оформлением. В декоре вышла гремучая смесь танцевальной открытости и оформительской глобализации.
Опыт кутюрье Игоря Чапурина доказал, что творить для подиума и одевать балет – две разные профессии. Чапурин на презентации увлек философией цвета:
“Для нас первым цветом в этом балете является белый – цвет чистоты, цвет детства. Затем очередь зеленого – это цвет созревания. А потом синий. Убедительный цвет. Цвет стабильный, цвет брутальный”.
Оказалось, что графика двуцветия (в первоисточнике костюмы и оформление были выдержаны в черно-белой гамме и только пачка солистки играла бирюзовым цветом), как и традиционный крой пачек и юбок, точнее передает масштаб классического танца.
Темно-коричневый фон и “задрапированные” зеркала слишком отчаянно заслоняют светлую искренность танца. В таком пространстве комфортно грустить и философствовать, но не утверждать оптимизм московского балетного стиля.
Елена Федоренко, Газета “Культура”