5 декабря Юрий Башмет выступит как солист и дирижер со студенческим оркестром Московской консерватории. Этот благотворительный вечер продолжает серию концертов к 150-летию прославленного вуза.
─ Вы с энтузиазмом откликнулись на приглашение встать за пульт консерваторского коллектива. Он состоит из блестящих, но не слишком опытных солистов…
─ С молодежью я много встречаюсь — и руководя Всероссийским юношеским симфоническим оркестром, и проводя мастер-классы.
─ Буквально на днях открылся Ваш Культурно-образовательный центр в столице. Это важное событие, примите искренние поздравления.
─ Спасибо. Мне кажется, что я обладаю определенным набором средств, и готов поделиться ими с ребятами, объяснить, как решается та или иная техническая задача. Важно не просто сказать — играйте выразительно, но показать, какими средствами этого добиться. Хочется передать студентам свой опыт. А они пускай решают, подходят им мои советы или нет. Но память о нашем общении останется с ними на всю жизнь, как для меня незабываемы встречи с Фуатом Мансуровым, работавшим с консерваторским оркестром, с Мстиславом Ростроповичем, феноменально дирижировавшим Шестой симфонией Чайковского.
─ Это же был его прощальный концерт в Большом зале Консерватории накануне отъезда на Запад?
─ Да. Помню детально, как и что он советовал нам по интерпретации Шестой симфонии.
─ Вы же выбрали Пятую симфонию. Ваше кредо в отношении исполнения музыки Чайковского?
─ Уйти от любых традиций, даже самых гениальных, и максимально приблизиться к замыслу самого композитора. Петр Ильич все равно лучше знал, о чем его симфония. В этом я надеюсь убедить моих молодых коллег.
─ Прозвучит и увертюра-фантазия «Ромео и Джульетта». Чем обусловлен выбор?
─ Трагическая история двух влюбленных — для молодежи близкая и понятная тема. Такой уж возраст. При этом романтическую музыку, а Чайковский — это пик романтизма в России, ─ играть труднее всего. Важно сохранить чистоту вкуса. Надеюсь, у нас получится. Конечно, отметить юбилей можно было более праздничными опусами, но я посчитал, что к 150-летию Консерватории, носящей имя Петра Ильича Чайковского, уместнее всего выбрать его сочинения.
─ В Вашей программе заявлены два композитора по фамилии Чайковский…
─ Верно. С Александром Чайковским нас много лет связывает большая личная и творческая дружба, он написал для меня немало прекрасной инструментальной музыки.
─ А недавно посвятил Вам оперу.
─ Признаюсь, что на протяжении десятилетий за мной тянется шлейф «альтиста Данилова». В 1980-е, когда я уже приобрел «свою публику» по всему Советскому Союзу, во многих городах меня мучили вопросами: правда ли, что я послужил прообразом героя Владимира Орлова. Мне показалось, что Данилов мешает Башмету, и я решил посвятить одну из передач «Вокзала мечты» на канале «Культура» развенчанию этого мифа.
─ На самом деле прототипом являлся альтист оркестра Большого театра Владимир Грот, не так ли?
─ Да. Я пригласил его и писателя Орлова в студию, и получилась очень удачная программа: звучал альт, мастер Анатолий Кочергин двигал дужку, показывая, как меняется тембр инструмента. Все шло хорошо, но в конце эфира автор романа на прощание мне вручил книгу — 36-е издание «Альтиста Данилова», вышедшее на японском языке. На обложке вытеснен… мой портрет! Он, извиняясь, объяснил, что «в Японии так любят Башмета», что попросили разрешения поместить мое изображение. Так развенчание до конца не удалось.
Прошли годы, дискуссии поутихли… Но пару лет назад позвонил Саша Чайковский и спрашивает, могу ли я принять участие в премьерных спектаклях оперы «Альтист Данилов», сыграть вживую на альте. Поскольку оперу композитор посвятил мне, то, когда позволяет график гастролей, я действительно выхожу на сцену Камерного театра имени Покровского как герой постановки. Так Данилов настиг меня вновь.
─ Почему в юности Вы остановили свой выбор на Московской консерватории?
─ Еще школьником понял, что хочу учиться в столице. В 14 лет показывался Федору Дружинину — родители думали перевести меня в ЦМШ. Но мой будущий консерваторский педагог отсоветовал: «Зачем мальчику бросать семью, жить в интернате. Его прекрасно учат во Львове, пусть оканчивает школу и приезжает поступать».
Так и произошло, но на выпускном экзамене председателем Госкомиссии оказался Вадим Борисовский, тогда заведующий кафедры альта и арфы в Московской консерватории. Он оценил мою игру на «отлично» и пригласил поступать к нему в класс. Получилось неловко, но судьба распорядилась так, что спустя год Борисовский ушел из жизни, и я перешел в класс к Дружинину. Надо отдать ему должное — он тактично не вспоминал о моей невольной «измене». Бывало всякое, меня даже исключали из Консерватории, но такие эпизоды стираются из памяти на фоне счастья от того, что я имел возможность общаться со множеством выдающихся музыкантов.
─ Вспомним время, когда Вы — беззаботный первокурсник и впереди только радужные мечты…
─ Как и сейчас, большинство студентов готовилось на конкурсы, но когда я поступил в Консерваторию, не существовало еще состязаний для альтистов, и творческие перспективы мне представлялись равными нулю. Какой выход? Я организовал квартет, позвав туда моих лучших однокурсников. Но официально предмет «квартет» начинался позже, не с первого года.
Я подумал: почему не попросить о досрочных уроках, и пошел к известному консерваторскому профессору Асатуру Петровичу Григоряну. Он с радостью откликнулся и согласился заниматься с нами на «шефских началах». Мы все вечера и ночи проводили в репетитории студенческого общежития на Малой Грузинской, изучая разные квартеты. Моими единомышленниками стали скрипач Михаил Вайман и виолончелист Иосиф Фейгельсон — они давно живут и работают за границей.
А примариусы в квартете менялись: начинал с нами Сергей Гиршенко, ныне концертмейстер Госоркестра, а спустя какое-то время мы стали сотрудничать с Александром Винницким. Очень скоро нам удалось завоевать репутацию лучшего студенческого квартета, и кафедра струнного ансамбля без прослушивания рекомендовала нас на международный конкурс «Пражская весна». Нас к тому времени уже хорошо знали, поскольку мы переиграли массу новых сочинений композиторов, преподававших в Консерватории — Карена Хачатуряна, Евгения Голубева…
─ Теперь Вы сами профессор, заведующий кафедрой, причем реформировали систему образования альтистов.
─ Альтисту, чтобы полноценно реализовать себя в профессии, очень важно иметь навыки игры в ансамбле и в оркестре. Поэтому в 1996 году я предложил открыть параллельно с существующей кафедрой альта и арфы экспериментальную, где бы ансамблевая игра специально изучалась под руководством опытных музыкантов — квартетистов, концертмейстеров оркестров. Ребята проходят альтовые партии самых знаменитых ансамблей, изучают оркестровые соло. С 2005 года мы объединили обе кафедры в единую структуру, а арфе предоставили автономность.
Когда я учился, Московская консерватория была лучшей в мире, только Джульярдская школа могла конкурировать с нами, хотя, если коснуться истории, то фундамент скрипичной школы и там заложен выходцами из России. Но прошедшее время здесь неуместно: Московская консерватория по-прежнему остается лучшей. Те, кто работал ассистентами, теперь знаменитые музыканты, уважаемые профессора, крупные творческие личности. Разумеется, я могу назвать прекрасные учебные заведения в других странах, например, Консерваторию Новой Англии в Бостоне. Но при всех достижениях, там нет такого широкого и комплексного подхода к музыкальному образованию, как в моей альма-матер.