Венера Гимадиева: «Я заново отстраиваю свою международную карьеру»

Венера Гимадиева – о спектаклях в Глайндборне и Нижнем Новгороде, новом репертуаре и овациях мужу на концерте Нетребко.

«Да никто не помнит уже, Венера. Повторяем»

— Венера, вы уже выступали в Казани с ГОНИ РТ Анатолия Шутикова в 2019 году. Честно говоря, тогда очень запомнились композиции в вашем с оркестром исполнении, особенно «Любовь останется» Гаврилина. А вы помните тот концерт? Программа нынешнего будет с ним пересекаться?

— Конечно, помню прошлый концерт! Если честно, программа, в принципе, та же самая, добавится номера три-четыре. Там, наверное, вальс Джульетты был, «Здесь хорошо» Рахманинова, «Не пой, красавица». Мне кажется, было. А «Пленившись розой» Римского-Корсакова и ария Снегурочки? Не помню (смеется).

Точно помню, что пела Яхина, спою и сейчас, Штрауса — тоже.

Вообще, я предлагала добавить еще новых вещей, но Анатолий Иванович Шутиков, шутя, сказал: «Да никто не помнит уже, Венера. Повторяем» (смеется). Но прямо сейчас я учу арию Русалки из оперы Дворжака, никогда ее не пела. Будут «Испанское болеро» Кьяра и Casta diva Беллини.

— Прилетите в Казань только накануне?

— За день до концерта. В последний раз я была в Казани летом, на каникулах. У нас была встреча с курсом, юбилей — 20 лет с окончания музыкального училища. Причем из 15 человек собрались 12. Мы молодцы!

Знаете, из них многие поют, просто в разных жанрах. Например, Айгуль Хайри, которую вы прекрасно знаете, — мы с ней с одного курса, дирижерского. Розалия Шигапова сейчас поет авторские песни, более эстрадные. Кто-то работает в музыкальной школе, преподает, кто-то служит в хоре театра.

Самое интересное, что у нас ребята меняли профессии. Надоедала им музыка, уходили в юриспруденцию, продавать окна, но все равно вернулись к музыке, к преподаванию. Почему? Потому что другие профессии не наполняют, а музыка наполняет.

— Есть какая-то специфика для солиста, привыкшего работать с симфоническим оркестром, выступать с оркестром «народников»?

— Да, звучание другое, при этом, подчеркну, полноценное. Что касается специфики, то тут просто надо привыкнуть к этому звучанию «в ушах». Например, народные песни, композиции Пахмутовой больше ложатся на оркестр народных инструментов, потому что мы привыкли к этому, знаем, как они звучат.

А когда это оперные арии, тут тонкость в том, что должны звучать струнные, солист знает, когда вступать просто по звучанию. У «народников» другой инструмент, и ты не всегда это считываешь быстро. А, например, в случае, когда в концерте два персонажа — рояль и исполнитель, — это уже другое. Здесь всегда переложение делается так, что какие-то голоса теряются. Но ко всему можно привыкнуть, со всем научиться работать.

«Очень хотела быть с семьей какого-то театра»

— Многих удивило, когда в прошлом году стало известно, что вы стали солисткой Нижегородской оперы. Чем было вызвано такое решение? И какие у вас взаимоотношения с театром, вы должны там отработать какое-то определенное количество концертов и спектаклей?

— Быть солисткой какого-то театра — это ответственность определенная, обязательства, с одной стороны. С другой, стабильность для певца — и материальная, и репертуарная. Времена ковида показали, особенно нам, артистам, насколько профессия наша нестабильна в этих двух параметрах.

А мы, как спортсмены, которые должны постоянно выступать на соревнованиях, участвовать в чемпионатах, тоже должны быть в форме, на сцене. Если заниматься исключительно в классе, можно потерять себя как артиста. Потому что сцена дает совершенно другую зарядку, открывает возможные грани. Плюс адреналин, аудитория, масштабы зала — это все влияет на исполнителя.

Поэтому в ковидное время, когда мы все «сели»… Правда, я тогда еще была беременна, у меня имелось оправдание, что я не просто так «сидела»… Тогда мне пришлось от многих проектов за границей отказаться, а затем и сами театры начали закрываться, так как коронавирус уже распространился массово. Получилось, что финансовой стабильности никакой, несмотря на то что зарубежные театры, молодцы, платили неустойку, это во-первых.

Во-вторых, не было большой сценической практики. Ну а сейчас СВО и остальные события. До сих пор есть трудности с визой.

Дело не в том, что международные театры не хотят работать с русскими, это не так. Да, был период «отмены русской культуры», но это коснулось больше театров ближнего зарубежья. Европейские, та же Англия — там я такого не наблюдала. Например, в феврале 2022 года, когда начались события вокруг Украины, я была в Австралии. Абсолютно дружелюбное отношение, никто никого не выгонял. После я была в Гонконге, Голландии, Германии. Мне просто еще повезло, что у меня была виза.

Повторю, самая большая проблема для артистов сейчас — виза. Летом я была в Англии, и нам, всей моей семье, каким-то чудом повезло получить английскую визу даже на больший срок, чем мы просили, — на 3,5 месяца. К сожалению, моим некоторым коллегам ее не дали. Тут на кого попадешь. Поэтому театры боятся работать с русскими певцами. Если человек не получит визу, придется искать другого певца. До сих пор так. Не знаю, когда это исправится.

Еще одна серьезная проблема — передвижение. К примеру, в Дрезден я летела обычно 2,5 часа — прямой рейс из Москвы. Это было так удобно, комфортно! А сейчас я летела то ли через Стамбул, то ли через Баку или Сербию…

Кстати, хорошо, что сербы открыты, но у них перегружен аэропорт в Белграде и они теряют багаж. Мы две недели прождали, пока его вернут. Они не справляются с потоком пассажиров.

Так вот, в этот Дрезден несчастный я летела не 2,5 часа, а 25 часов. Если лететь через Армению, надо переночевать где-то… В общем, всех артистов это коснулось, как и всех, кто летает по работе. Мало того что это сложно, так еще и стало дороже раза в 3–4.

— Все это заставило вас обратить внимание на Нижний Новгород.

— Тогда мне поступило предложение от Алексея Трифонова (художественный руководитель Нижегородского государственного академического театра оперы и балета им. Пушкина — прим. ред.) примкнуть к их команде… Алексея я лично не знала, но слышала о нем по Курентзису (Трифонов был директором оркестра Теодора Курентзиса musicAeterna — прим. ред.)., он был его менеджером, они вместе объездили весь свет, подняли Пермскую оперу, достигнув высочайшей планки. Поэтому я быстро приняла решение, если честно.

Плюс это хорошие условия, не нужно было переезжать. Я живу в Москве, приезжаю только на проекты в Нижний Новгород.

Кроме того, очень хотела быть с семьей какого-то театра. Хотела ощутить себя частью большого организма, микрофлоры. Захотелось снова тех ощущений, когда театр живет своей жизнью, а ты — часть ее.

— Нижегородского театра оперы и балета еще несколько лет назад практически не было на оперной карте России. Но сейчас есть ощущение, что это один из самых бурноразвивающихся региональных театров. В оперной труппе теперь вы, Надежда Павлова, Диляра Идрисова, другие заметные артисты. У вас есть понимание, какие задачи перед собой сегодня ставит этот театр?

— Театр действительно развивается, я вижу это и однозначно понимаю его задачи. У них на самом деле грандиозные планы. Пополнение репертуара, приглашение разных интересных режиссеров. Конечно, до СВО среди них были такие имена (пусть на уровне идей), как Барри Коски и другие. Главное, чтобы этим планам ничего не мешало, чтобы все получилось, чтобы их поддерживало нижегородское правительство, мэрия. Тогда это будет один из ведущих театров России.

Дирижер Дмитрий Синьковский (музыкальный руководитель и главный дирижер Нижегородского оперного театра — прим. ред.) тоже задает мощную планку. Все-таки он международного уровня и певец, и дирижер, и скрипач, он знает много языков, заточен на международный стиль. А это важно в том плане, что мы исполняем не только русскую музыку, а поем произведения на итальянском, французском, немецком языках, нам нужно учиться петь их правильно. Поэтому мы путешествуем в эти страны, чтобы учить языки в том числе. Так как сейчас с подобным непросто, мы должны приглашать коучей, которые бы нам помогали освоить эти стили и языки.

Например, я буду в декабре вводиться в «Свадьбу Фигаро» в Нижнем Новгороде, где дебютирую в партии Графини. Специально для этого я ездила в Италию к прекрасному коучу Джулио Дзаппа.

«Все артисты в постановке «Дона Жуан» Глайндборнского фестиваля родились в Советском Союзе»

— Кроме Графини в «Свадьбе Фигаро», что еще поете в этом сезоне в Нижнем Новгороде?

— Я дебютировала в партии Микаэлы в «Кармен» и в сентябре спела ее повторно. В этом ноябре ввожусь в «Травиату», здесь, в Нижнем Новгороде, ее еще не пела, также в планах на следующий год мой камерный сольный концерт. Затем едем с гастролями в Москву с нашей «Кармен», ведь она заявлена в номинациях в премии «Онегин».

— Кстати, многие хвалили ваше появление в «Травиате» в прошлом году в родном Большом театре. В каких еще российских театрах в этом году вас можно будет увидеть?

— Знаете, сейчас нет таких далеко идущих планов. В России вообще не очень любят планировать заранее. Вернее, планируют, но певцы об этом не знают (смеется). Поэтому все не слишком предсказуемо, даже в зарубежных театрах. Хотя больших солистов, таких как Нетребко, конечно, «планируют» заранее.

Со всеми международными событиями я сейчас, можно сказать, заново отстраиваю свою международную карьеру, в новом голосе в том числе.

— Вы меняете свой репертуар?

— Да. Например, Микаэлу я не спела бы даже лет пять назад. Теперь буду петь в «Турандот» партию Лиу в Брюсселе. Это будет май – июнь в театре Ла Монне. Раньше я бы ни за что не взялась за эту роль.

Есть желание ввестись в роль Татьяны в новой постановке «Онегина» Нижегородской оперы, хочу взяться за Мими в «Богеме». Конечно, оставляю и высокие партии типа Виолетты в «Травиате», кроме Лючии. Тут я свое отпела.

— Кстати, довольны ли вы своим дебютом в «опере опер», «Дон Жуане» Моцарта, на Глайндборнском фестивале в Великобритании? Что это был за спектакль, насколько вам близка ваша донна Анна?

— Об этой партии я мечтала много лет. Очень рада, что она теперь есть в моем репертуарном листе. В ней меня порадовало все. Это тот случай, когда все сходится, творческий процесс идет на подъеме.

Кстати, все артисты в постановке родились в странах бывшего Советского Союза: Дон Жуан — Андрей Жилиховский (с ним мы вместе учились в консерватории) из Молдавии, Дон Оттавио — Алексей Пальчиков из Киева, правда, он давно живет в Гамбурге с женой, которая пела с нами Эльвиру, она родом Армении. Я и баритон Миша Тимошенко из России.

На замену Жилиховскому на несколько спектаклей приезжал Андрей Бондаренко, он тоже из Киева, но сейчас ему пришлось перебраться в Вену. И уже упомянутый Джулио Дзаппа, который прекрасно владеет русским языком. Все мы общались на русском. Режиссер с дирижером даже говорили: «Нам тоже надо русский учить уже, потому что мы не понимаем, о чем вы говорите». Получилась очень дружеская обстановка.

Для меня это был первый Моцарт, не считая Барбарину в «Свадьбе Фигаро», которую я пела в студенчестве. И то я ничего помню из этого, потому даже можно не считать. Так что это первый такой серьезный Моцарт.

То, что было сделано, — колоссальная работа на самом высоком уровне! Певцы, все-все, настолько подходили на свои роли, им так шли их образы, характеры персонажей. Все друг другу помогали, поддерживали. А сама я чувствовала, что расту там. Хотела бы, чтобы такие проекты у меня были всегда. Не только себе этого желаю, но и всем артистам. Чтобы у каждого было такое пристанище для эмоционального, артистического роста.

— Меняется ли как-то этот фестиваль с тех пор, как вы там пели в «Травиате»?

— Главное, что отличает Глайндборнский фестиваль, — подход к музыкальному материалу. Не во всех европейских театрах так. Я участвую здесь всего второй раз, но меня это снова поразило. Конечно, дирижеры работают и любят работать с певцами… Дирижер должен присутствовать на постановочном процессе, это обязательно. У нас этим пренебрегают часто.

Постановочный процесс в Глайндборне длился чуть больше месяца, и каждый день мы оттачивали слова на итальянском, произношение, динамику, с нами работала вся команда — дирижер, режиссер, коуч Дзаппа, педагог по вокалу. И отдельно итальянский педагог по языку. В нас оттачивали стиль.

Режиссер «Свадьбы Фигаро» Марьям Клеман, наполовину француженка, наполовину иранка, — настолько позитивная. Никто ни на кого не давил, там всегда люди собираются для того, чтобы делать искусство. Это просачивается в каждом слове, движении. Там начинают процесс с представления певцов, продукции, а люди, ответственные за технику безопасности, постановочную часть, говорят: «Мы здесь, чтобы вам помочь. Пожалуйста, если вам что-то нужно — обращайтесь».

Это не пустые слова, там действительно все — режиссер, дирижер, — трудятся, чтобы нам помочь. Никто не кричит: «Что ж ты это не делаешь?!» Все на позитиве. Поэтому получается высший уровень искусства. Никто не находится в состоянии стресса, страха. Все за то, чтобы творить чудо. Мало где такое увидишь.

«Мой муж аккомпанировал Анне Нетребко, а я сидела и гордилась»

— Ваш супруг, Павел Небольсин, регулярно аккомпанирует Анне Нетребко на ее сольных концертах. Судя по соцсетям, вы сами недавно летали в Италию на такое выступление. Понимаете, в чем феномен этой артистки? Почему слава выбрала именно ее в качестве главной оперной примадонны последнего времени?

— Знаете, просто Нетребко — это сосуд, в котором есть все: артистизм, красота, причем не только внешняя, обаяние, голос, техника, энергия, умение общаться, что немаловажно. Она открытая, жизнерадостная. Она уникальна. Я общалась с разными певицами, хотя такого уровня их мало, но… Всех, кто добился таких высот, определяют те черты, которые я уже перечислила.

Даже то, что она умеет танцевать, вот эти пируэты делать… А как она сделала колесо после одного из спектаклей, когда вышла на поклон? Покажите мне еще одну певицу, которая может сделать колесо (смеется). Я когда была помладше, тоже училась, но это не так-то просто. Я не смогла, хотя ходила в балетную школу. Наверное, надо было дольше поучиться.

И она танцевала на концерте в Неаполе, на котором мне посчастливилось побывать. Я была так счастлива, потому что в последний раз слушала ее в партии Элеоноры в Вене в спектакле «Трубадур» лет 5–6 назад. А здесь сольный концерт…

Это был такой моноспектакль. В одном блоке восточная музыка с арией Шемахинской царицы и так далее, были романсы Рахманинова, Римского-Корсакова, блок Чайковского — блок страстей, где она дала волю своим чувствам, эмоциям, танцевала во время исполнения серенады. Не останавливаясь в эмоциях в некоторых частях выступления, она начинала следующую. Все это смотрелось очень органично. Но так органично это смотрится только у нее. Она делает это вкусно, не пошло.

Самая отличительная ее черта от других певиц: несмотря на то что Анна Нетребко на сцене только с пианистом, она охватывает весь зал, ходит по всей сцене, она нестатична. Она отдается на 200 процентов эмоционально и физически. Любой жест ее — это жест на 100 процентов, если она протягивает руку — это протянутая рука до конца. Может быть, я говорю такие элементарные вещи, но когда ты видишь ее на сцене, то понимаешь, что вот так это должно быть.

Я была очень счастлива за своего супруга. Он так гармоничен был с Нетребко, настолько гармоничен музыкально. Сорвал овации на Чайковском! Из зала кричали: «Павел, браво!» Это концерт Нетребко, а ему отдельно «пускали браво» в таком театре. Я сидела и очень гордилась.