Виолончелист Евгений Тонха – о погоде в Лос-Анджелесе, Леонарде Коэне, Тони Бенетте, Мэрилин Монро, Давиде Герингасе, фрилансе и о том, кем он хочет стать, когда вырастет.
– Вы в Лос-Анджелесе уже 5 лет, как бы вы коротко описали это место?
– Это город, где сбываются самые смелые мечты. Или разбиваются полностью.
– А как обстоит дело с вашими мечтами?
– Я в процессе реализации. Думаю, это наиболее благоприятная ситуация.
Понимаете, здесь вся индустрия настолько заточена на успех, что его “атмосферное давление” постоянно ощущается, чем бы ты ни занимался.
Это может и серьёзно разрушить психику, если постоянно будешь сравнивать свою карьеру с карьерой с Леонардо ди Каприо или Джона Вильямса, но может и очень помочь, если правильно и адекватно сформулировать собственные задачи.
К тому же очень помогает, что из-за жуткой конкуренции все стараются делать своё дело как можно лучше. Знаешь, что если начинаешь работать с кем-то, то все будут выкладываться на 100 процентов.
– Вы упомянули индустрию. Когда речь идёт о Лос-Анджелесе , то, как правило, под индустрией подразумевают индустрию кино – Голливуд.
– Да, так и есть.
– Но вы же виолончелист. Какое отношение киноиндустрия имеет к тому чем вы занимаетесь?
– Здесь всё настолько пропитано кино, что постоянно ощущаешь себя внутри фильма, и если кто-то над ухом вдруг крикнет “- Стоп! Снято!” – почти не удивишься. Почти каждый день на улице или в кафе сталкиваешься с процессом съёмок – камеры, свет, фургоны, костюмы – ощущение, что даже вне съёмок каждый играет какую-то роль: один играет полицейского, другой – успешного бизнесмена.
Я играю роль музыканта. И, кроме того, я регулярно записываю музыку для кино, поэтому каким-то образом тоже являюсь частью кинопроизводства.
– А как это происходит? Есть какой-то постоянно существующий кинооркестр?
– Нет, постоянного оркестра нет, есть несколько контакторов, которые нанимают на работу музыкантов и, в зависимости от проекта, это либо гигантский оркестр, если музыку пишет Ханс Циммер, либо, может быть, несколько человек или только виолончель, если это документальный фильм.
А ещё записи дисков для певцов – отдельная история – и много чего ещё.
– Вы закончили Гнесинку, потом в Берлине учились у Герингаса, играли в оркестре Берлинской Филармонии и вдруг – запись киномузыки в Лос Анжелесе. Вам это действительно интересно?
– Знаете, когда я только приехал в Лос-Анджелес, относительно киномузыки я был настроен весьма скептически – да и вообще с сомнением воспринимал этот странный город. Но постепенно стереотипы начали рушиться, чему я очень рад.
Во-первых, Аня Друбич, с которой мы вместе сюда переехали, изменила моё мнение. Она пишет музыку и для кино, и концертную музыку.
Несмотря на то, что у кино и концертной музыки несколько разные задачи, её требования к себе, как к профессионалу, всегда очень серьёзные. Так что в результате получается разная, но очень хорошая музыка.
Музыка Губайдулиной к «Маугли» или к «Кошке, которая гуляла сама по себе» совершенно замечательная сама по себе. Когда сталкиваешься с таким серьёзным и профессиональным подходом к написанию музыки, то исполнять её «левой ногой» как-то не хочется.
Эннио Марриконе, Нино Рота, Исак Шварц – всё это прекрасные композиторы, известные в основном сочинительством кино музыки.
Ещё очень сильно изменили мои представления о не-классической музыке артисты, с которыми я сотрудничал. Леонард Коэн – мы начали записывать его последний альбом, к сожалению так и не дописали – он был очень болен и умер через несколько дней после начала записи – потрясающий автор и исполнитель. При внешней несложности, у него какая-то особенная мощь внутреннего содержания его музыки.
Я много общался с его продюсером, он рассказывал, что Леонард работал днём и ночью, не придавая значения времени суток – работал, потом пару часов спал, снова работал и так далее.
Эрика Баду – феноменальная певица, которая на первой же репетиции блестяще знала не только свою партию, но и партии всех инструментов. Она делала настолько точные и профессиональные комментарии по динамике и штрихам, что я был просто поражён.
Тони Беннет, легенда эстрады, в свои 80 лет 3 часа репетировал и 2 часа пел «вживую». И пел по-настоящему здорово!
В общем в Лос-Анджелесе можно работать очень интересно в самых разных жанрах, и всё это может быть на высочайшем профессиональном уровне. Такие вещи очень расширяют кругозор и раскрепощают сознание.
– Ну, а на классическую музыку время остаётся?
– Да, конечно! Мы вместе с моим другом, бизнесменом и прекрасным скрипачом-любителем Натаном Франкелем (Nathan Frankel) организовали серию концертов, которую назвали “K17”. Почему? Как говорится в анекдоте – “пусть это останется загадкой”.
Изначально идея была привозить в Лос-Анджелес музыкантов со всего мира, которые здесь по разным причинам редко или вообще не выступают. Кто у нас выступал можно посмотреть на нашем сайте.
Потом к этому добавилась идея проводить концерты в архитектурно или исторически интересных местах. Так, например, наш последний концерт был в доме, где жила Мэрилин Монро – абсолютно психоделический получился замес!
Представьте огромный пустой дом, в котором когда-то жила «душечка» из «в джазе только девушки» и звучит трио ор. 100 Шуберта. И всё это в Беверли Хиллз, то есть в самом эпицентре Голливуда. В общем, получилось очень здорово.
В Лос Анджелесе вообще самые не сочетаемые на первый взгляд вещи, вступая во взаимодействие, находят странную гармонию.
Недавно открыл ещё одну концертную серию в Палос Вердес. Это небольшой город недалёко от Лос-Анджелеса.
– Трудно в городе, где всё про кино, организовывать классические концерты?
– Вообще что-либо организовать, как я теперь понимаю, не просто. Но большой плюс Лос-Анджелеса в том, что здесь любую идею можно довольно быстро реализовать.
Если есть представление о том, что хочешь сделать, то почти всегда найдутся люди, которые помогут с воплощением. В этом смысле это очень открытый город, здесь совершенно не боятся экспериментировать.
И, кроме того, здесь существует очень правильная система поддержки культуры и образования; меценаты, поддерживающие культуру и образование, на 80-90 процентов от жертвуемых сумм освобождаются от налогов.
– А существует государственная поддержка?
– Насколько мне известно, в области культуры всё существует на пожертвования меценатов.
– А публика? Меняются ли принципы формирования программ в зависимости от того, играете ли вы в Москве или в Лос-Анджелесе?
– К счастью, у меня есть возможность играть то, что я хочу. И на музыкантов, которых я приглашаю, я тоже не «давлю». В этом случае свобода выбора всегда интереснее, чем просить что-то играть или чего-то не играть.
Когда Давид Герингас сказал, что будет играть весь концерт соло – это, кстати, был первый концерт в нашей серии – я был слегка обеспокоен возможной реакцией публики. Слушать весь концерт только виолончель, да еще и произведения конца XX и начала XXI века…
В итоге был совершенно феноменальный концерт, и именно современные сочинения вызвали самый большой энтузиазм публики.
Хотя я не вижу ничего зазорного и в исполнении каких-то сочинений, которые заведомо понравятся публике.
– В чем для вас самое большое различие между Москвой и Лос-Анджелесом?
– В погоде. Как бы ни было паршиво на душе, выходишь из дома – солнце! И как-то становится веселее. Я думаю, что именно из-за солнца и океана здесь жили Рахманинов, Хейфец, Пятигорский, Фейхтвангер и много кто ещё.
Первое время, месяца, наверное, три-четыре, я не мог осознать, что я не на каникулах – настолько здесь всё расслабленно-солнечно. Но потом начали приходить счета и стало понятно, что это всё-таки не совсем курорт.
– Часто получается выезжать из Лос-Анджелеса?
– К сожалению, нет. Я довольно много езжу по Калифорнии, иногда доезжаю до Нью-Йорка, был на прекрасном фестивале Мальборо в Вермонте, но дальше – трудно, очень много чего происходит здесь.
Это и плюс, и минус. Всё время должен быть “on call”. В этом году даже пропущу свой любимый фестиваль “Возвращение”!
– Трудно выживать музыканту на фрилансе?
– Я, честно говоря, не считаю, что слово «выживать» отражает нашу действительность.
Мы все – в России, Европе, Америке – по большому счёту не страдаем от холода и голода. Нельзя это сравнить с теми местами, где люди действительно выживают – какие-то африканские страны, где голод и война, Сирия… Ну, может, бывает трудно, но это всё же совсем другое дело.
В Лос-Анджелесе фриланса больше, чем в других местах, где мне приходилось работать, и он гораздо более разнообразный.
Фестиваль камерной музыки «Возвращение» пройдет в Москве в 21-й раз
– Вы можете себя представить кем-то ещё, не музыкантом?
– Ну, конечно, да. Но поскольку я музыкант, да ещё и потомственный, это не только профессия, но и образ жизни, мыслей, то сказать, кем бы я хотел стать, когда вырасту, затрудняюсь. Могу только сказать, что мы занимаемся очень хорошим и важным делом.
Беседовал Виктор Панов