Знаменитая американская сопрано Дебора Войт, лауреат IX Конкурса Чайковского, принимает участие в работе жюри нынешнего конкурса в номинации “сольное пение”.
В историю мировой оперы она вошла как лучшая исполнительница многих вагнеровских партий, в том числе Брунгильды, записанной на “Дойче граммофон” (“Кольцо нибелунгов” в постановке Робера Лепажа).
Во время первых туров конкурса, проходящих у певцов в зале Мусоргского Мариинки-2, Дебора Войт дала интервью.
─ Вы впервые принимаете участие в жюри конкурса Чайковского?
─ Я была в жюри многих других вокальных конкурсов, но на конкурсе Чайковского – впервые. Я очень счастлива, что нахожусь здесь, в таком прекрасном городе, как Петербург. Тем более, что подтверждение о том, что я буду работать на конкурсе, я получила в последний момент. Я уже знала от друзей, что меня пригласили в жюри конкурса Чайковского, но оказалось, что приглашение мне отправили на неправильный адрес. И когда, наконец, все прояснилось, мне пришлось срочно менять свой довольно плотный график.
─ График у вас не стал немного свободней: оперных ангажементов не меньше, чем раньше?
─ Скорее, график стал даже плотнее. Несмотря на то, что в нем действительно меньше оперных выступлений, никуда не делись концерты, преподавательская деятельность, ведение радиотрансляций и много других перемещений по миру.
─ Что вы оставили для себя из оперных спектаклей?
─ У меня есть предложения, которые еще не подтверждены, поэтому до осени я не могу о них говорить. Есть партии, которые я исполняла лет десять назад, но на которые сейчас уже не соглашаюсь, потому что знаю, что мой голос изменился и они прозвучат не так хорошо, как раньше. В моих планах – немного сбавить темпы, чтобы заняться тем, чем всегда хотелось, но я не могла, потому что вся моя жизнь была целиком посвящена опере. Мне бы хотелось исполнить Американскую книгу песен, поработать над мюзиклом, да и много чего другого, что мне очень интересно.
─ А как в свое время вы пришли в оперу?
─ Я оказалась в ней как-то незаметно, само собой. В моей семье не было ни оперных певцов, ни музыкантов. Но я стала брать уроки вокала у оперной певицы, после чего и выяснилось, что мне можно идти в эту сторону. Первой партией, которую я исполнила на оперной сцене, была Сестра Анжелика в одноименной опере Пуччини.
─ Сегодня молодым певцам труднее построить успешную карьеру?
─ Да, может быть, сегодня им сложнее в сравнении со временем моей молодости. Выучиться петь, вероятно, менее сложно. Но, если говорить о США, то там повсеместно урезаются бюджеты, и оперным театрам приходится очень непросто.
─ Где вы сейчас преподаете?
─ Я даю мастер-классы по всему миру – везде, куда приезжаю с концертами. В Россию пока не приглашали, но я бы с радостью прилетела. Но все же пока я еще достаточно много пою и не хочу полностью уходить в педагогику.
─ К вам обращаются за тем, чтобы вы научили определенному репертуару?
─ Иногда меня приглашают заниматься с определенным типом голоса. Но, например, в Вашингтоне, где я довольно долго преподавала, ко мне приходили студенты, каждый из которых приносил свой репертуар. Так что я работаю с разным репертуаром.
─ Каким остался в вашей памяти конкурс Чайковского в 1990 году, в котором вы стали лауреатом первой премии?
─ О, вспоминается очень многое! Прежде всего, другие времена в вашей стране. Для меня, как американки, это было испытанием – оказаться в СССР. Но я и не подозревала, что будет такой высокий уровень участников. То, что помнится более всего – это сотни людей, которые каждый день с трепетом встречали нас у служебного входа в ожидании автографов. Я чувствовала тогда больше энтузиазма со стороны публики, чем сейчас. Было ощущение, что все они любят каждого из нас.
Правда, в этот раз я не участница, а член жюри. И я вижу, как все тщательно организовано, но не вижу такого отношения со стороны общественности. Может быть, потому что все имеют возможность смотреть в интернете, по телевидению, хотя и тогда ведь были трансляции.
─ Уверяю вас, если бы прослушивания вокалистов проходили не в камерном, а в большом зале, атмосфера была бы иной, публика бы устраивала еще более громкие аплодисменты и страстные шумные обсуждения.
─ Да, на мой взгляд, прослушивания и должны проходить только в большом зале, чтобы с первого тура нам, членам жюри, было понятно, как в нем звучат голоса, особенно крупные. Большой голос нуждается в другом пространстве, потому что в таком маленьком зале они могут показаться более жесткими. Жюри, конечно, приходится применять весь свой огромный опыт слушания, чтобы понять, вообразить, додумать, как голос певца мог бы звучать.
─ Что вы можете сказать об общем уровне участников?
─ Я бы пока воздержалась от конкретных комментариев, но уже могу сказать, что я услышала несколько человек вполне международного калибра. Требование первого тура – ария XVII-XVIII веков – очень интересное, но не все певцы с этим справились. Я, к примеру, когда-то пела арию Come scoglio из “Так поступают все” Моцарта, но поняла, что это не мое. Членов жюри поразило, насколько разумно многие выбрали репертуар, потому что и среди барочной музыки нашлись удобные арии их голосам.
Мне бы очень хотелось послушать на этом конкурсе певцов из Америки и Европы. Не знаю, в чем причина, может быть, в недостаточной рекламе, может быть, в том, что не все знают, что этот конкурс знаменит не только пианистами, скрипачами и виолончелистами, но еще и вокалистами. Может быть, иностранных певцов смущает необходимость разучивания произведений на русском языке, который очень сложен.
Но когда я участвовала, музыкантов из США и Европы было не в пример больше. Честно говоря, я не вращаюсь в академических кругах и не совсем владею информацией, но я все же знаю о таких вокальных конкурсах, как “Бельведер”, в Метрополитен опера, в Кардиффе.
─ После конкурса Чайковского вам доводилось петь музыку этого композитора?
─ Нет, только те два конкурсных романса я и знаю. Я всю жизнь посвятила немецкой и итальянской музыке, пела Вагнера, Верди и Пуччини. Для разучивания русского языка мне понадобилось бы много времени. Хотя сейчас, слушая на конкурсе его романсы, я понимаю, как они мне нравятся, насколько в нем много романтического, драматического и психологического, как они разнообразны по настроению и как мне бы хотелось их исполнить.
Владимир Дудин, “Российская газета”