— Echo Klassіk — это международная премия, фонд которой находится в Германии. Вручается она ежегодно в 21 номинации за лучшую запись года — за готовый продукт, который есть на рынке. Меня отметили за ораторию Ференца Листа «Христус» — малоизвестную не только у нас, но и в мире. Польский композитор Кшиштоф Пендерецкий, поздравляя меня по телефону, также признался, что впервые слышал об этом сочинении…
За четыре года постоянной работы в Германии наконец-то исполнил «Страсти по Матфею» Баха — с немецкими солистами, оркестром и хором. Также — гениальнейшее произведение Шенберга «Песни Гурре», крупное романтическое полотно, написанное еще до изобретения композитором 12-тоновой системы, известное, помимо всего прочего, тем, что в нем использован самый большой в истории музыки состав оркестра — десять кларнетов, три хора, всего более четырехсот человек. Переиграл почти всего ораториального Берлиоза.
— «Коронационная месса» Моцарта, подготовленная вами в январе с Киевским камерным оркестром, мужской частью камерного хора «Кредо», детским хором «Щедрик» и квартетом солистов, — попытка реализовать немецкий опыт на родине?
— Детский хор «Щедрик», к которому я имею «семейное» отношение (его основатель — моя жена Ирина Саблина, а последние несколько лет руководит хором наша дочь Марианна Саблина), летом был приглашен в Мюнхен для исполнения «Коронационной мессы» Моцарта. Естественно, и в Киеве ее хотелось показать — жалко, когда огромный труд проделывается ради одного исполнения.
— Говорят, что срок вашего контракта с Боннским симфоническим оркестром истек. Как долго вы еще будете жить на две страны?
— Идет пятый год пятилетнего контракта, он истекает в конце июля, а по странному стечению обстоятельств последнее выступление по этому контракту состоится 22 июня. За два года до того я должен был предупредить немецкую сторону, намерен ли продолжать работу. Я объявил, что нет — хочу быть более свободным. Из-за огромной занятости у меня очень сократились гастрольные выступления с другими оркестрами.
Тем не менее, это был замечательный опыт, сделано очень много интересного. Например, из шести премьер, которые ежегодно выпускает Боннская опера, две должен подготовить главный дирижер. В этом году мне достались «Отелло» Верди, которому осталось пройти два раза, и «Пиковая дама» Чайковского.
— Что значит «осталось пройти два раза»? Там спектакль идет заранее известное количество раз — независимо от успеха?
— Это кажется очень жестоким, но только так можно регулярно обновлять репертуар. В первый сезон я поставил «Макбета» Джузеппе Верди и «Лулу» Альбана Берга. Оба спектакля имели большой успех, но и они прошли то количество раз, которое было определено еще до премьеры. Если на второй год я ставил оперу Леоша Яначека «Из мертвого дома» по Достоевскому, не слишком популярную, то запланировали шесть спектаклей. «Евгений Онегин» в том же сезоне был показан шестнадцать раз. Полный зал был всегда, и, тем не менее, спектакли сняли.
С финансовой стороной дела связано это лишь частично, однако эти вопросы меня никогда не касались. Знаю только, что годовой бюджет театра, с оркестром включительно, составляет 11 млн. евро. Если эту сумму разделить на шесть премьер — то с затратами украинских театров это несопоставимо.
— В Киеве до конца сезона вы планируете исполнить цикл «Все симфонии Франца Шуберта». С их нумерацией пока не все ясно…
— Раньше все были уверены: у Шуберта девять симфоний, что «Неоконченная» — это Восьмая, а «Большая» до-мажорная — Девятая. Не так давно выяснилось, что Седьмой симфонии Шуберта не существует. То, что считалось ею, — всего лишь этюды и наброски к будущим симфониям. Я буду первым в Украине, кто назовет «Большую» симфонию Восьмой, а «Неоконченную» — Седьмой. Изюминкой цикла станет исполнение еще одной очень важной симфонии Шуберта — «Ненаписанной».
В прошлом сезоне для гастрольного выступления с оркестром Дармштадта мне заказали «Renderіng» Лучано Берио — сочинение, название которого можно перевести как «Толкование». Оказывается, Шуберт оставил после себя наброски еще одной симфонии, которые так и остались набросками. Что сделал Берио? Ему хватило ума и такта не дописывать за Шуберта. То, что уже было, он инструментовал в шубертовском стиле, а промежутки заполнил своей музыкой, современной, но без претензии на самодостаточность, на привлечение внимания к себе.
— Значит, вы не приветствуете попытки дописать неоконченное?
— Все, что делается профессионально и талантливо, должно приветствоваться. Но «влезть» в Шуберта нельзя. Если ты стал Шубертом, то должен заболеть сифилисом и умереть от него. Вот тогда можно и писать, и дописывать…
— Насколько важна для вас шубертовская лирическая доминанта?
— Шуберт вне лирики не существует. Точка. Четвертая симфония — из нее лирику можно пить без конца. Пятая симфония — это дань моцартианству. Во время ее написания у Шуберта был прекрасный период в жизни, которых на самом деле у него было очень мало: две несчастных любви и поход в публичный дом — и это весь его личный «лирический опыт». Ни одну из своих симфоний он не увидел изданной… Шестая — совершенно гениальная симфония, которая в Киеве не известна. Впервые с большим волнением я ее исполнил в прошлом сезоне — в Зальцбурге, Линце и Граце.
— На что можно надеяться после «Всех симфоний Франца Шуберта»?
— В следующем сезоне хотел бы сыграть все симфонии Иоганнеса Брамса и Роберта Шумана. Потом, надеюсь, будут «Все симфонии Яна Сибелиуса». Циклы дают возможность слушателям за короткий промежуток времени достаточно хорошо узнать композитора.
— Слушателя нужно воспитывать?
— Слушателя всегда и всюду нужно воспитывать, даже в таких странах, где, казалось бы, действительно много знают. Воспитывать нужно, но воспитать нельзя. Точно так же, как нельзя научить — можно только научиться. Что для этого нужно в условиях бывшего Советского Союза? Нужно воспитать тех, кто имеет отношение к руководству, финансированию. Но это безнадежно. Если Бетховен посвящал квартет какому-нибудь эрцгерцогу, который при первом исполнении брал в руки скрипку, садился за второй пульт и играл сочинение «с листа», то можно было о чем-то говорить. У нас тоже Жданов играл «Собачий вальс» на рояле, Молотов играл на альте, но всем им больше подходил автомат Калашникова…
— Однако и сейчас приходится слышать, что у Сталина якобы был идеальный художественный вкус…
— Ложь! У бандитов не бывает художественного вкуса. Разговоры о его «вкусе» — это все остатки нашего лизоблюдства.
— На своем 70-летии вы сказали, что главное качество для вас — терпение, а самые важные жизненные установки — не бояться и не завидовать. Что-то изменилось за четыре года жизни за рубежом?
— Нет. Можете не верить, но у меня нет никаких жизненных правил. Есть то, что я не могу сделать — физически, психологически. Я от рождения вегетарианец, не могу съесть кусок мяса. А то, что могу, — делаю и ни в чем себе не отказываю.
— А мечтаете о чем?
— Мечты есть, но все они неосуществимы. Хотел бы иметь в Украине свой симфонический оркестр, свой оперный театр — хотя бы потому, что в Германии очень многому научился и теперь отлично понимаю, как работает оперный механизм и как он бы мог работать здесь, и при этом не нужны какие-то глобальные реформы или огромные затраты. Хотел бы иметь здесь свой фестиваль, но на фестиваль нужно ходить и просить денег, чему я не научен. Хотел бы иметь в Украине то, что имел в Европе, — это было бы более логично и для меня более приятно. Будучи киевлянином в нескольких поколениях, я все самое важное сделал не здесь.
Беседовала Юлия БЕНТЯ, "Голос Украины"