В его репертуаре: сочинения И.Брамса, С.Франка, И.Хандошкина, С.Прокофьева, И.Стравинского, М.Мусоргского, П.Чайковского, К.Сен-Санса, Ж.Бизе, Х.Родриго, Д.Шостаковича, А.Шнитке, И.Штрауса, А.Копланда, а также произведения А.Кусякова, В.Семёнова, В.Подгорного. Из произведений с симфоническим и камерным оркестрами – музыка К.М. фон Вебера, С.Губайдулиной, Д.Гершвина, А.Пьяццоллы. На концерте в Сыктывкаре музыкант исполнил в основном музыку русских композиторов: Шествие князей из оперы-балета "Млада" Римского-Корсакова, песню Варлаама из оперы "Борис Годунов" ("Как во городе было во Казани") Мусоргского, Романс f-moll Чайковского, концерта для альта с оркестром C-dur Хандошкина, фрагменты из балета "Пульчинелла" Стравинского и другие произведения.
Зал аплодировал исполнителю стоя. Музыкант, размяв уставшую левую руку, исполнил ещё один номер — вне программы. Кстати, свою программу он назвал редчайшей.
– Что же особенного в вашей программе?
– Впервые на баяне исполняются знаменитые фортепианные транскрипции, шедевры оперной и симфонической музыки, а также концерт для клавишных и ударных инструментов. На баяне обычно не рискуют играть такие произведения, особенно русскую классику. Русская классика тяжела тем, что требует исполнителя целиком. Если западную музыку можно играть «головой», достаточно хорошего знания нотного текста и немного темперамента. Русская классика умирает от холода, она требует тысячеградусного горения сердца, всех твоих душевных резервов и энергетики. Она буквально выпивает тебя, съедает! Зато это музыка для сердца, как она проникает в самую душу, не спросясь, без стука входит в сердце.
– Сколько произведений в вашем репертуаре?
– Если учесть, что каждые год-два я обновляю программу, очень много. Программу, которую я представил сегодня, исполняю уже два года. Она завершит свою «жизнь» в апреле. Я уже работаю над новой программой.
– Сколько часов в день вы проводите с инструментом?
– Всё свободное время: минимум шесть часов. Для меня важно, чтобы день прошёл не зря. Было время, когда занимался 12 часов в день, но сейчас из-за большого количества концертов – почти 100 в год – это невозможно.
– Как много времени уходит на то, чтобы произведение было готово?
– По-разному. Сегодня играл сюиту Стравинского из девяти частей. Её я разучивал четыре месяца. А обычно требуется максимум двадцать дней. Я размышлял, почему так происходит: одни произведения даются легче, а другие сложнее. И, наверное, нашёл ответ: потому что написана эта сюита не сердцем, а головой. Композитор изобретал «нечто», создавал музыкальную конструкцию, чтобы было не как у всех, а как-то по-особенному.
– Сегодня зрители увидели в вашем исполнении игру правой рукой на басах и прочие «фишки». Это есть в партитурах или ваше привнесение?
– Я играл музыку для балета, которая не звучит сама по себе, а имеет визуальный ряд: танец. Чтобы компенсировать недостаток танца, изобразить что-то, я стал играть обеими руками на левой руке. Были эффекты, которые есть в партитуре: поскрипывания, похлопывания, изображающие марш солдат и так далее.
– Сколько вам было лет, когда вы впервые взяли в руки баян?
– Семь. Мой дядя, баянист-любитель, показал мне навыки игры. Потом была музыкальная школа и далее, как положено.
– Какими ещё инструментами владеете?
– Фортепиано, аккордеоном, ударными, балалайкой, но не на таком уровне, как баяном.
– Вам приходилось выступать в составе оркестра, ансамбля?
– Я практически не играю в ансамбле с баянами, зато играю в ансамблях с оркестрами. Прежде всего потому, что мой инструмент немножечко выше настроен, чем другие баяны. Начинаешь играть «хором», и слышна нестройность. Мой баян настроен под симфонический оркестр. У оркестра нота «ля» очень высокая — 444 герца, а у обыкновенного баяна — 440. Мой баян настроен на 443,5 герца.
– Сколько у вас баянов?
– Один. Он со мной повсюду: и в автомобиле, и в кафе, и гостинице, и на сцене. Но инструменты не вечные — 10 лет, и начинают изнашиваться. За время своей творческой деятельности я сменил уже шесть баянов. Сложно привыкать к новому, приходится его обуздывать под себя. Инструмент всегда чувствует, когда с ним собираются расстаться, начинает ломаться. Был случай, когда баян упал на пол с кресла, хотя я всегда слежу за тем, чтобы он устойчиво стоял.
– Есть ли у вас ученики?
– Преподавательской деятельностью не занимаюсь. Самое большее – даю мастер-классы. Я — исполнитель.
– Вы много концертируете. Различается ли публика в зависимости от географического положения континента, страны, города?
– Конечно! Это, знаете, как на теле: есть органы, которые могут быть холодными даже летом, как живот; а вот шея всегда тёплая. Также и с людьми. Где-то воспринимают более тепло, где-то менее. Самое страшное, что может случиться на концерте, – отсутствие обмена чувствами. Если у меня нет контакта со зрителями, то музыка может не прийти. Порой зовёшь её изо всех сил, а она капризничает. Музыка имеет женский характер. Ей нужно уметь служить. Нужно быть её рыцарем.