В “Каменном госте” Александра Даргомыжского обнаружилось детективное начало.
Этой премьерой Большой театр отметил сразу два юбилея. В 1906 году опера Даргомыжского по одноименной “маленькой трагедии” Пушкина впервые появилась на его сцене, а в 1976-м вернулась со звёздным составом: Атлантов (Дон Жуан), Синявская (Лаура), Милашкина (донна Анна).
Кем через 40 лет останутся в истории театра нынешние исполнители – ещё вопрос, но уже сейчас можно отметить яркую певицу и актрису Агунду Кулаеву. Ее Лаура начиная с первого появления и до своей безвременной кончины держит зал в напряжении.
“Позвольте, какая кончина? – спросит знаток русской оперы. – Ни у Пушкина, ни у Даргомыжского об этом речи нет”. Все верно, но у режиссера постановки Дмитрия Белянушкина своё видение событий.
Вымышленную историю о наказании Дон Жуана он соединил с действительным жизнеописанием Хуана Тенорио – за убийство Командора, богохульства и буйный нрав с севильским аристократом расправились монахи-францисканцы.
К монахам режиссёр добавил представителей испанской знати. Готическое убранство сцены дополнил бесчисленными статуями Командора.
Получилась внушительная группа заговорщиков, как живых, так и каменных.
Те, что во плоти и крови, создают мобильную массовку, вторгаясь в действие в самые неподходящие моменты. Жертвой одного из таких визитов и становится Лаура.
Мстители врываются в её жилище в разгар свидания с Дон-Жуаном. Кавалер стремительно исчезает, а замешкавшаяся дама получает роковой укол шпаги.
Вся сцена идёт на фоне оркестровой интерлюдии, живописующей половодье любовного чувства.
Эффект от этого “минус-приёма”, мягко говоря, сомнительный, но другой музыки у режиссера нет. Вот и приходится преодолевать сопротивление материала. А то и вовсе его не замечать – как в финале, где мистическая смерть Дон-Жуана от руки каменной статуи оборачивается большим уличным приключением с участием всех действующих лиц.
Но одно дело – когда богохульника и нечестивца в момент абсолютного счастья настигает Божья кара, другое – если удачливого любовника решают проучить обиженные монахи и обманутые мужья. Даже самые благие режиссерские намерения вряд ли оправдывают такое снижение масштаба.
Высокая трагедия Пушкина-Даргомыжского в любом случае не сводится к тому, что в народе именуют “бытовухой”, а в театральных справочниках – житейской трагикомедией.
В музыкальном отношении к постановке придраться невозможно. Ну разве что в сцене поединка Карлоса и Дон Жуана оркестровая звукопись могла быть более сочной. В остальном исполнение “Каменного гостя” может служить учебным пособием по балансу инструментальной и вокальной составляющих.
Уже и не припомнишь оперные постановки, где так отчётливо звучало бы каждое слово.
К сожалению, в этой опере красивый тембр, безупречная интонация и отличная дикция еще не гарантируют правды образа. Даргомыжский написал музыкальную драму с обилием речитативов, и в отношении исполнителей действуют те же правила, что в драматическом театре. Голос, внешность, энергетика артиста должны слиться в единое целое и соответствовать персонажу. В противном случае “Не верю!” неизбежно.
Герои “Каменного гостя” довольно часто провоцируют на такую реплику. Не верю, что Дон Жуан одержал победы в десятках поединков – со шпагой персонаж Фёдора Атаскевича не в ладах. Не верю, что Дон Карлос (Николай Казанский) -“бешеный”, как характеризует его Лаура. Не верю, что донна Анна (Анна Нечаева) без памяти влюбилась в незнакомца…
Рецепт Лепорелло – включить воображение, которое “в минуту дорисует” недостающие детали, подходит не всем. Большинство посетителей оперы по старинке предпочитают вокал в согласии с драмой.
Светлана Наборщикова, “Известия“