Вот и минуло три месяца после завершения XV Международного конкурса им. П. И. Чайковского.
Страсти по поводу распределения мест у пианистов, традиционно вызывающего наибольшие споры, улеглись. Но и с этого временнóго расстояния общая оценка фортепианного конкурса не изменилась.
Я по-прежнему считаю его самым сильным по составу из тех, которые я слышал. А слышал я тринадцать из пятнадцати конкурсов – кроме Первого (1958) и Восьмого (1986).
Двухступенчатая система предварительного отбора – сначала по видеозаписям, а потом на предварительных прослушиваниях в живом звуке, дала свой положительный результат: слабых пианистов и «музыкальных туристов» на этом конкурсе не было.
Можно спорить о степени музыкальности и таланта того или иного участника, соглашаться или нет с персоналиями, допущенными к Первому туру или дошедшими до финала, но все они были профессионально очень здорово выученными. Точка отсчёта в оценках была заметно выше средней.
Но не это главное, чем запомнится Пятнадцатый конкурс.
А запомнится он явлением чуда в лице скромного французского юноши Люки Дебарга – как ни парадоксально, технически далеко не самого сильного пианиста, дошедшего до финала. (Это стало причиной присуждения ему всего лишь четвёртой премии). И, тем не менее, несмотря на скромность премии, я продолжаю считать явление Дебарга на XV конкурсе сродни явлению Вана Клиберна в 1958 году. Тогда фантастической кульминацией выступления на конкурсе стало исполнение им Третьего фортепианного концерта Рахманинова. К сожалению, запись этого выступления не сохранилась (скорее всего, оно и не записывалось). То, что мы видим и слышим сейчас, – это запись после выступления на третьем туре, бледная копия того триумфального исполнения, как утверждают свидетели, слышавшие финал.
У Люки Дебарга такой кульминацией стала сольная часть второго тура: Первая соната Николая Метнера и «Ночной Гаспар» Мориса Равеля. В одночасье Люка стал музыкальным лидером конкурса, любимцем московских слушателей. Исполнение этих произведений стало главной причиной присуждения Дебаргу премии Ассоциации музыкальных критиков Москвы.
И поклонники Люки Дебарга, и его критики с нетерпением ожидали первого его концерта после конкурса.
Долгожданный сольный концерт состоялся 18 сентября в Большом зале консерватории. Билеты на него были полностью даже не «распроданы», – сметены в течение часа. На самом концерте зал был забит по максимуму. Всюду, где только можно, стояли приставные стулья. Были плотно забиты все лестницы первого и второго амфитеатров. Не висели разве что на люстрах.
Градус ожидания был высочайший. Вот он-то и снизил общее положительное впечатление от концерта, особенно у некоторых особо пылких почитателей Дебарга. Многие из них жаждали повторения чуда его открытия на конкурсе. Но чудеса, если и происходят, то не повторяются. Это, как говорится, надо знать. Такое происходит только однажды. И Дебарг не Йорген, выдававший чудеса по заказу (к/ф «Праздник святого Йоргена»). Завышенные ожидания неизбежно приводят к снижению впечатления. Так произошло и на этот раз.
Из конкурсных произведений программа концерта содержала только Сонату № 7 Бетховена (плюс «Сентиментальный вальс» Чайковского, сыгранный на бис).
Начался концерт с четырёх сонат Доменико Скарлатти (К. 208; К. 24; К. 132; К. 141). С одной стороны, эти сонаты прозвучали в романтизированном ключе и очень красиво. Музыка Д. Скарлати очень подходит к этой особой, только Дебаргу присущей, манере прикосновения к клавишам. Но с другой стороны – в пассажах мне не хватало чёткости и артикуляции, их выигранности и ровности динамики к их завершению. Это было особенно заметно в сонатах ля мажор (К. 24) и до мажор (К. 132). Кроме того, в этих сонатах – впрочем, как и в бóльшей части программы – в разной степени всплывали проблемы построения формы целого.
Соната № 7 Бетховена получилась у Дебарга несколько иной, чем на конкурсе, – более строгой и драматичной во второй части Largo e mesto, но не утратившей прозрачности в целом.
Второе отделение началось Балладой № 4 Ф. Шопена, которую Дебарг сыграл неплохо, даже скорее хорошо, романтично и вполне приемлемо технически. Но форма, форма!.. Перефразируя Мандельштама: «Дана нам форма! Что нам делать с ней?». Проблемы формы стоят перед музыкантами и более зрелого возраста… Они получают разрешение только здесь и сейчас – это самое тонкое и трудное в исполнительстве. (Тем более, что подчас на исполнителя ложится тяжёлое бремя правки недостатков формы у композитора.)
Как ни странно, не так много технических огрехов допустил Люка в Мефисто-Вальсе Ф. Листа, хотя исполнял он эту пьесу в нормальных темпах. Мефистофель представился в трактовке Дебарга совершенно непривычным – уж очень не страшным, и даже иногда смешным. Говоря современным сленгом, этакий «Мефистофель-Light». Но всё прозвучало вполне убедительно.
Кульминацией программы стало исполнение Дебаргом сонаты № 4 Александра Скрябина. Здесь у меня нет никаких претензий ни к технике, ни к форме, ни в общей музыкальности игры Дебарга. Это было по-настоящему самобытное исполнение, свободное от навязшего в ушах «эталона», обязательного для исполнения в России в лице Софроницкого и его эпигонов.
Единственный бис этого вечера – «Сентиментальный вальс» Чайковского – прозвучал у Дебарга еще сентиментальнее, чем на конкурсе. Мне это показалось данью прошлому, воспоминанием о конкурсном отрезке его жизни и прощанием с ним.
А теперь предложу неожиданное.
Предлагаю забыть всё выше сказанное. Или не обращать внимания на придирчивый разбор исполнения Люкой Дебаргом отдельных произведений.
Мне кажется, что на сегодняшний день правильнее оценивать его творчество интегрально, в целом, не цепляясь за отдельные технические ляпы. И с такой позиции – рецензируемый концерт Дебарга произвёл на меня очень сильное впечатление. Это было полное погружение в стихию музыки.
Дебарг – музыкант харизматичный; он затягивает в сферу своего воздействия не отдельными, даже очень хорошо исполненными произведениями, а создавая общую атмосферу творчества. Это большая редкость.
Надолго ли сохранит Дебарг эту свою способность, в чём-то сродни магии, покажет только время. Сейчас, с одной стороны, ему надо серьёзно заниматься техникой, с другой – в меру, но только в меру, интенсивно концертировать и активно наращивать концертный репертуар, не сломаться эмоционально под грузом свалившейся на него славы. Ведь испытание медными трубами оказывается самым трудным. Хочется, чтобы успех Люки Дебарга на конкурсе Чайковского не стал высшим уровнем установленной им самим «планки», как это, увы, случилось с Клиберном.
Как я и обещал, в каждом материале, в котором упоминается хотя бы косвенно Конкурс им. П. И. Чайковского я буду требовать проведения соревнований по всем четырём специальностям в Москве. Разделение конкурса между Москвой и Петербургом не в два раза, а намного больше уменьшило его международный и российский масштабы и резонанс в обществе.
Когда разделение произошло впервые в 2011 году, как объяснили обществу из-за боязни, что к конкурсу не успеют отремонтировать Большой зал консерватории, Гергиев клялся, что это явление разовое и следующие конкурсы им. Чайковского по-прежнему будут проходить в Москве. Но цену этим клятвам Гергиева мы узнали четыре года спустя, когда разделение конкурса было преподнесено как уже само собой разумеющееся.
Раньше Конкурс Чайковского становился событием сначала всесоюзного, а после распада СССР, всероссийского значения. В те годы ход конкурсов в значительной мере освещался в новостных программах российского телевещания. В этот раз конкурс освещался регулярно только телеканалом «Культура». Правда весь Конкурс транслировался по каналу medici.tv., но это не может заменить новостную информацию.
Конкурс им. П. И. Чайковского должен быть целиком в Москве!!!
Владимир Ойвин