17 февраля 2019 года в Соборной палате состоялся очередной концерт камерной капеллы «Русская консерватория».
Выступления коллектива, созданного Николаем Хондзинским – ярчайшее явление современной музыкальной жизни России. Это один из немногих отечественных коллективов, который (без страха впасть в агиографическое преувеличение) можно сравнить с аналогичными европейскими составами.
https://www.classicalmusicnews.ru/interview/nikolay-hondzinskiy-zvuk-sozdan-bogom/
Примечательно, что несколькими днями ранее Москву посетил один из лучших ансамблей, специализирующихся на «историческом» исполнительстве – Orchestra of the Age of Enlightenment (Великобритания). Джованни Антонини (руководитель другого выдающегося коллектива – «Il Giardino Armonico») дирижировал программой, в которой солировала блистательная Магдалена Кожена.
Трудно удержаться от сравнения знаковых февральских концертов в «Зарядье» и «Соборной палате», поскольку и тот и другой оставили в душе неизгладимый след. К тому же, в оркестровых разделах обоих концертов прозвучала самая известная и, увы, самая «заигранная» симфония Моцарта (№ 40). При том, что различает интерпретации Антонини и Хондзинского, они близки по уровню первозданного, так сказать, «сверх-филармонического», нестяжательного отношения к партитуре.
И все же уникальными эти концерты стали благодаря участию солистов, искусство которых даже в наше «звездное» время воспринимаешь не только как образец высочайшего профессионального мастерства, но и как откровение. И если в первом случае (Магдалена Кожена) это было вполне ожидаемо, то в случае с Александрой Довгань – одиннадцатилетней пианисткой, солировавшей во Втором фортепианном концерте Бетховена, слушатели имели возможность наблюдать настоящее чудо.
Оценивая выступление пианистки, менее всего хочется использовать привычные атрибуции – «вундеркинд», «юное дарование», «лауреат премий и фондов» и т. д. По словам профессора Московской консерватории Юрия Абдокова, присутствовавшего на концерте,
«воспитанница Миры Марченко – состоявшийся художник, для которой звук и музыкальный образ воплощают ценности абсолютного порядка.
Восхищает не только феноменальное мастерство пианистки, но – и это главное – способность мыслить, проникая в онтологическую суть исполняемой музыки. Это удел избранных.
Есть художники от рождения “власть имеющие”, входящие в искусство, если так можно сказать, с врожденным чувством своего стиля. Жить им от этого легче не становится. Приходится бороться за этот стиль – прежде всего с собой, а не только с тем, что рядом и около. И если судьба складывается не в метании от одного эстетического идола к другому, не в резонансе модных веяний, а в точном следовании своему голосу, то это и есть то, что называют высокой судьбой в искусстве.
Меня по-хорошему поразила полная, как мне кажется, природная отстраненность пианистки от эстрадной аффектации, ставшей в последние времена (и у детей, и у взрослых) расхожим симулякром яркости. Пианистическую культуру А. Довгань я бы сравнил с утонченной живописью.
Феноменальная акустическая ровность октавных сопряжений, символизирующих максимальную прозрачность, графическая чистота агогики, фантастическая тембровая и динамическая палитра – все это для пианистки не средства изощренного ремесла, а уникальные способы живописной лессировки, благодаря которым звук обретает неповторимые объем, вес, цвет, текстуру.
Признаюсь, мне было немного страшно, когда в звенящей тишине зала-храма зазвучал Бах. Такой – по качеству игры и смыслу – бис я слышал разве что на концертах Альфреда Бренделя и Григория Соколова. Озвученная тишина – не вакуум, а безмолвие подлинно религиозного свойства.
Потрясает благородство тона Александры Довгань. Свойство это реликтовое и не оценивается с позиций возраста.
Вы спрашиваете – что можно пожелать пианистке? В свете сказанного ранее, пожалуй, лишь одного – Божией помощи, чтобы совладать с собственным даром и тем, что может помешать сохранить сопричастность к бытийной тишине в наше громогласное и, увы, обывательское время.
Труд это каторжный. Но что-то подсказывает – Александре Довгань это по силам…»
Добавлю, что ансамбль Александры Довгань и «Русской Консерватории» по-настоящему редок. Работу Николая Хондзинского трудно назвать обыденным аккомпанементом. Это удивительный, весьма многомерный и практически не встречающийся в современной исполнительской практике резонанс музыкального дыхания солиста.
Отказ Григория Соколова от сотворчества с оркестрами многие воспринимают как чудачество гения. Так ли это? В соотношении оркестра и солиста на концерте в Соборной палате был найден не только идеальный звуковой, акустический и в целом стилевой баланс, но и нечто большее – то, без чего даже эксклюзивная работа музыкантов остается всего лишь работой.
Хочется верить, что этот счастливый ансамбль еще не раз порадует слушателей, неизбалованных явлениями столь яркого и чистого художественного свойства.
Георгий Борисов