На днях в ЦМШ состоялся мастер-класс Заслуженного артиста России, главного дирижёра Московского академического музыкального театра имени К. С. Станиславского и В. И. Немировича-Данченко, художественного руководителя Камерного оркестра Московской консерватории Феликса Коробова.
После окончания мастер-класса нам удалось пообщаться с признанным маэстро.
— Вы не первый раз в гостях у ЦМШовцев, но впервые дали мастер-класс Симфоническому оркестру школы. Почему так долго не решались?
— Да, мы друзья с ЦМШ, но почему-то раньше эта идея не появлялась. Сейчас вот поступило предложение, и я с радостью согласился.
— Время мастер-класса было ограничено. Скажите, на что, прежде всего, Вы постарались обратить внимание оркестрантов?
— Мы работали с коллективом в течение часа, это нормальная оркестровая репетиция. В первую очередь хотелось поговорить с ними об общей слуховой культуре, потому что оркестр – это большой ансамбль.
Безусловно, ребята – замечательные, каждый из них – отличный солист, но, прежде всего, нужно научить их слушать друг друга, важно, чтобы появились некие штриховые навыки, элементы, чтобы они стали общими, естественными. Эти элементы зависят от тех художественных задач, которые ставятся в данном конкретном случае.
Сегодня мы репетировали увертюру к опере Моцарта «Идоменей». Над увертюрой очень удобно работать, потому что она состоит из очень маленьких фрагментов, где происходит моментальная смена настроения, смена штрихов. Соответственно, решение художественных задач определяет и технические средства выражения. И это должно быть в руках музыканта, чтобы он умел переключаться с одного звукоизвлечения на другое.
Даже спиккатто в сегодняшней увертюре представлено в трех видах, и нужно понимать, в какой момент необходимо использовать тот или иной штрих. Более того, делать это должна вся группа.
— Ребята уже были знакомы с материалом?
— Да, они замечательно подготовлены, но мне хотелось сделать эту штриховую работу более рафинированной.
–И какова Ваша оценка юных музыкантов?
— Они – чудесные! Я сам – выпускник Свердловской средней специальной музыкальной школы при Уральской государственной консерватории имени М. П. Мусоргского. Я понимаю, что это такое, учеба в ЦМШ, знаю, с какими задачами и трудностями ребята сталкиваются.
Школы, подобные Центральной музыкальной, воспитывают в своих учениках совершенно особое отношение к жизни, к своему инструменту. С самого раннего возраста эти ребята – профессионалы, что бы мы ни говорили, какие бы образовательные стандарты не принимали. Они отлично осознают, зачем пришли, скажем, в ЦМШ, зачем они здесь учатся. Это – уже совсем другой уровень общения, когда не нужны общие фразы, ты свободно говоришь о деле, чувствах, эмоциях, профессии, и ты видишь, что тебя понимают…
— Вы прошли тот же путь, что и нынешние ЦМШовцы?
— Да, в Советском Союзе была создана уникальная система средних специальных музыкальных школ-десятилеток. Всего по стране их было 15. Попадая в них, ребенок сразу начинал взрослую, серьезную профессиональную жизнь.
— Сейчас Вы – известный дирижер. Но Московскую консерваторию Вы окончили как виолончелист. Сейчас часто обращаетесь к своему инструменту?
— В моей жизни было 10 лет молчания. Я закончил работу в качестве концертмейстера в Госоркестре, съездил в Америку, сыграл в Сан-Франциско свой последний сольный концерт (Вариации на тему Рококо и Двойной концерт Брамса), вернулся в Москву, положил виолончель и 10 лет не мог к ней прикоснуться. Сам не знаю, почему.
Но прошло время, я вновь достал виолончель, начал заниматься и уже через месяц дал совместно с моими друзьями концерт. Сейчас все складывается так, что я веду активную виолончельную жизнь: недавно мы играли венских классиков в Зеркальном зале Москонцерта, у меня масса своих выступлений: к своему Дню рождения, в мае, планирую большой сонатный вечер с Варварой Непомнящей, она специально приедет из Германии, в апреле мы играем большую программу с Кандинской. Можно сказать, что я вернулся в настоящую виолончельную жизнь.
— Тем не менее, Вы много сил отдаете дирижированию. Почему не сделали это своей первой специальностью?
— Моя мудрая мама мне посоветовала: «Чтобы тебе никто ничего не мог сказать, сначала кем-то стань, а потом начинай учиться дирижированию». Так и получилось: сначала я окончил Московскую консерваторию как виолончелист, затем аспирантуру по струнному квартету, параллельно с этим я занимался на оперно-симфонической кафедре.
— Тот факт, что Вы сами являетесь солистом, помогает Вам лучше понимать оркестрантов?
— Да, конечно. Но даже не тот факт, что я сам – солист, а мой богатый опыт работы в хороших оркестрах. Я был концертмейстером виолончели в Свердловском оперном театре, приехав в Москву, пять лет проработал концертмейстером в Государственной Академической Симфонической Капелле под руководством Валерия Полянского, затем перешел в Госоркестр.
Психологию оркестранта я знаю очень хорошо, вынес на собственном опыте. Конечно же, это помогает в моей нынешней деятельности: во-первых, я имею лишних 15 минут перед репетицией. Это то время, когда музыканты тестируют дирижера: что он слышит, что нет, и что можно себе позволить. Меня проверяли неоднократно, но флер концертмейстера Госоркестра сразу все ставит на место. Люди понимают, что я – свой человек, да к тому же, неслучайный.
Во-вторых, мой опыт помогает непосредственно во время репетиции – ты спиной чувствуешь, когда нужно дать отдохнуть, когда можно пошутить, а когда наоборот, надо работать безостановочно. Ты можешь почувствовать некую усталость коллектива, а ведь в нашей профессии это самое главное!
Вспоминается такой случай из жизни Евгения Мравинского: сейчас это трудно представить, но однажды у него не получилась репетиция. Он вышел из зала недовольный, расстроенный. Оказавшись в своей гримерке, он начал всех подряд спрашивать, в чем задача дирижера. Народу было много, и люди стали отвечать, что дирижер должен интерпретировать автора, быть учителем для оркестра и т.д.
Все эти варианты Мравинскому казались неправильными. В итоге он встал, затушил сигарету и сказал: «Задача дирижера – создать атмосферу». И это – самое главное в нашей профессии. Ты никогда не создашь нужной атмосферы, если у тебя нет хорошего образования, ты не понимаешь, что ты делаешь. Зачем выходить к пульту, если тебе нечего сказать?
— Как появилась идея стать дирижером?
— Я мечтал об этом с раннего возраста. Скорее всего, это результат атмосферы моей семьи, с которой я жил в Свердловске. В годы моего детства он был уникальным городом. В то время там работали фантастические виолончелисты: Герц Давидович Цомык, например, который преподавал в Свердловской консерватории, заведовал кафедрой струнных инструментов, а кроме того, являлся концертмейстером Симфонического оркестра Свердловской филармонии.
Я помню, как мы приходили к нему в гости. После обеда он тихонько брал меня за руку, отводил на кухню, доставал виолончель и начинал играть. Параллельно с Герцем Давидовичем в Свердловске работал Марк Израилевич Паверман, симфонический дирижер, который создал Уральский филармонический оркестр.
Кроме того, существовал струнный Квартет имени Мясковского, работавший при филармонии. Тогдашний состав квартета — скрипачи Лев Мирчин и Лев Тышков, альтист Георгий Теря и виолончелист Герц Цомык – Заслуженные артисты РСФСР. Культурная жизнь города была очень активна: благодаря тому, что названные музыканты практически постоянно находились в Свердловске, к ним часто приезжали московские исполнители, которым было важно услышать мнение наших корифеев.
Я помню такие концертные сезоны, что нам завидовали Московская или Питерская Филармонии, потому что все дирижеры приезжали поработать с Уральским филармоническим и поздороваться с Марком Паверманом. У нас обыгрывали свои программы Квартет имени Бородина, Виктор Третьяков.
Жизнь была фантастическая, и с детства я находился в этой удивительной атмосфере. Родители постоянно брали меня на концерты, мы семьями дружили и с Паверманами, и с Цомыками. Мой путь в музыкальную десятилетку был практически прямой – я не представлял себе, чем еще могу заниматься, если не музыкой. Моя мама – дирижер хора, и когда я был маленьким, она часто репетировала со студентами дома, соответственно, я все это впитывал. Таким образом, работу дирижера я видел с раннего детства, и все это мне очень нравилось.
— Сейчас Вы не только известный дирижер, но и педагог. Одна деятельность другой не мешает?
— Наоборот, помогает: в педагогике ты отдыхаешь от театра, в театре – от педагогики. Всегда очень приятно видеть, что ты можешь что-то отдать, чему-то научить, передать какой-то опыт. В Московской консерватории я веду Камерный оркестр, в следующем году у нас юбилейный сезон – я 10 лет руковожу этим коллективом, а самому оркестру исполняется 55 лет.
Мне кажется, передо мной стоит очень важная задача. Каждый из музыкантов мечтает о сольной карьере, но надо понимать, что у многих будущее будет связано, если повезет, с камерным ансамблем или с квартетом, но большая часть попадет в оркестры. Так вот, от того, насколько исполнители подготовлены, насколько они осознают, что их ждет в творчестве, зависит то, в какой оркестр они попадут, а также уровень, на котором они будут находиться.
Мы очень много выступаем, играем большое количество концертов. Когда я брался за руководство Камерным оркестром, один мой коллега предупреждал меня: «Репертуар очень ограничен, будешь играть одно и тоже из года в год. Тебя надолго не хватит». Сейчас, спустя 10 лет, я очень горжусь тем фактом, что за все это время мы сыграли около 80 программ, в которых не повторили ни одного произведения.
— В чем секрет такого творческого долгожительства?
— В постоянном поиске. Главное – не скучать в профессии.
— Вы довольны тем, как складывается Ваш творческий путь?
— Трудный вопрос. С одной стороны, мне грех жаловаться, с другой – я уже 16 сезон являюсь главным дирижером в театре, и сейчас мне приходится работать в основном с театральным репертуаром, а ведь я – симфонический дирижер, я этим живу. С третьей стороны, у меня, к счастью, сложились очень теплые отношения с Питерской филармонией, мы делаем интересные концерты, программы. Конечно, у меня есть творческие задумки, мечты. Мечтать надо, ведь если ты перестал это делать, ты остановился.
Наше досье
В шестилетнем возрасте начал играть на виолончели и поступил в Свердловскую среднюю специальную музыкальную школу при Уральской государственной консерватории имени М.П. Мусоргского в класс профессора С. Ф. Пешкова.
Окончил Московскую государственную консерваторию по специальностям: «Виолончель» в 1996 году по классу профессора Марии Чайковской и «Оперно-симфоническое дирижирование» в 2002 году по классу профессора Василия Синайского). В 1998 году там же окончил аспирантуру по специальности струнный квартет (класс профессора Андрея Шишлова). Среди его учителей выдающиеся педагоги Московской консерватории — Т. А. Гайдамович, А. З. Бондурянский, Р. Р. Давидян, К. С. Хачатурян.
В разные годы работал концертмейстером группы виолончелей Екатеринбургского Малого оперного театра и концертмейстером группы виолончелей Государственной академической симфонической капеллы России под управлением Валерия Полянского.
В 1999 году начал карьеру дирижёра в Московском музыкальном театре имени К. С. Станиславского и В. И. Немировича-Данченко.
В 2000 — 2002 — ассистент главного дирижёра Государственного академического симфонического оркестра России, с которым подготовил ряд программ с участием Пласидо Доминго, Монсеррат Кабалье, Мстислава Ростроповича, осуществил ряд записей на CD и в качестве дирижёра вёл концерты в Большом зале Московской консерватории и Концертном зале имени П. И. Чайковского.
В 2003 году был приглашён для работы в театр «Новая опера», в 2004 — 2006 годы — главный дирижёр театра.
С сентября 2004 года — главный дирижёр Московского музыкального театра имени К. С. Станиславского и В. И. Немировича-Данченко.