Российский национальный оркестр начал серию выступлений, входящих в абонемент оркестра в Концертном зале имени Чайковского.
Программу из сочинений Игоря Стравинского представил главный приглашенный дирижер коллектива Владимир Юровский.
После концерта в интервью корреспонденту “Газеты” Илье Овчинникову он рассказал о некоторых принципах составления концертных программ и о своем отношении к Чайковскому и Стравинскому.
— Многие музыканты считают Стравинского самым ярким и оригинальным композитором ХХ века. Согласны ли вы?
— Стравинский – уникальный композитор не только в ХХ веке, но и вообще в европейской культуре. Для меня ХХ век немыслим также и без фигур Шостаковича, Шенберга, Лигети.
Однако Стравинский по композиторской изобретательности, по живучести и многоплановости превзошел всех. Это ясно, если посмотреть на продолжительность его жизни, на его плодовитость: у него практически нет слабых сочинений. Даже то, что написано явно из коммерческих соображений, как “Цирковая полька” для молодого слона или “Четыре норвежских впечатления”, демонстрирует удивительное разнообразие средств.
Стравинский был феноменальным воплощением ремесленника в том смысле, в каком понятие это существовало в XVII–XVIII веках. Он отрицал романтический культ гения, отрицал вдохновение. И в этом смысле он близок Петру Ильичу Чайковскому, который для меня тоже выдающийся ремесленник. Человек, которого вдохновение посещало достаточно редко; правда, чем позже, тем чаще оно приходило.
Но все, что писал Чайковский вне периодов вдохновения, удивительно интересно с музыкальной точки зрения. Даже если в этих сочинениях нет такой глубины и эмоциональной яркости, какая присуща последним симфониям или балету “Щелкунчик”. По этим причинам в моем фестивале, посвященном Чайковскому, будет звучать и Стравинский – балет “Поцелуй феи”.
— Ваш фестиваль Revealing Tchaikovsky открывается 22 октября в Лондоне. Почему его героем стал именно Чайковский?
— Когда я пришел в Лондонский филармонический оркестр (LPO) в качестве главного дирижера, то одновременно с этим начал постоянно работать с Оркестром эпохи Просвещения (OAE), специализация которого – игра на старинных инструментах.
Сразу задумался о проекте, который объединил бы усилия двух оркестров, и мне пришла в голову идея проекта, посвященного одному автору, творчество которого можно было бы исследовать и с одним, и с другим коллективом. Мне хотелось поставить Чайковского в контекст мировой музыкальной культуры, показать его предшественников в XIX веке, причем не только российских.
— Как сочетаются Чайковский и старинные инструменты?
— Старинные инструменты – это в первую очередь инструменты эпохи, в которую написана музыка. Оркестр существует более 20 лет, они хорошо научились менять инструменты разных эпох. Я с ними уже играл музыку XIX века – Глинку, Вебера, Шумана, Брамса и даже Вторую симфонию Бородина.
Чайковский для них, конечно, прыжок в холодную воду, требующий мужества. Но они с его музыкой справятся. Нам с коллегами удалось собрать довольно интересные программы. Из дирижеров кроме меня участвуют Геннадий Рождественский и Неэме Ярви.
Будет восемь концертов – два у Ярви, один у Рождественского, три у меня с LPO и два с OAE. Плюс концертное исполнение “Иоланты” и программа, которую исполнит хор Московской консерватории под управлением Бориса Тевлина.
— Как правило, вы привозите в Москву нестандартные программы. Как вы их составляете?
— Для меня составление программы – уже первый творческий шаг. Программа должна рождаться так же, как рождается сочинение. Рутина, инерция – беда не только российской концертной жизни, это можно наблюдать и в других странах Европы. Если у симфонических оркестров вообще есть будущее, оно лежит по ту сторону академического программирования концертов.
Если мы вспомним академии XIX века, когда давался монографический портрет одного автора, или собрания Российского музыкального общества, то концерты тогда были гораздо длиннее, чем теперь, гораздо разнообразнее, и благодаря этому сочинения подавались в более интересном и свежем контексте.
А из примеров нашего времени могу вспомнить легендарные концерты-лекции Геннадия Рождественского, которые я сам в Москве еще застал. Он мог исполнить, например, симфонию Русселя, предварив ее хоровыми сочинениями Пуленка, исполняемыми под рояль или а капелла, и попутно блестяще рассказывать о французской музыке и ее связи с живописью.
Я не считаю себя прирожденным оратором, но иногда беру в руки микрофон, особенно если речь идет о новом для публики сочинении. Когда я исполнял в Германии Пятую симфонию Сильвестрова, то вначале в течение пяти – десяти минут общался с публикой, старался подготовить ее к этому сочинению, и это дало очень хорошие результаты.
Илья Овчинников, “Газета”