Ольга Бородина, выступающая на крупнейших сценах мира, отмечающая в этом году 25-летие своей творческой деятельности, выступила на родной сцене Мариинского театра в партиях Марины Мнишек в “Борисе Годунове” Мусоргского в постановке Андрея Тарковского и Далилы в “Самсоне и Далиле” Сен-Санса в концертном исполнении.
Оба вечера у пульта стоял Валерий Гергиев. В интервью “Российской газете” Ольга Бородина рассказала о том, почему сегодня публика так нуждается в опере.
— В последний раз партию Марины Мнишек вы пели на этой сцене еще в начале 1990-х. С какими ощущениями вернулись к ней?
— Я спела ее после утомительных гастролей, где исполняла Реквием Верди с маэстро Риккардо Мути, и голос совсем не успел отдохнуть. Но во всем, что касается партии, ничего не изменилось: я специально посмотрела старую запись и восстановила свою сцену так, как было двадцать лет назад.
Тогда спектакль с нами репетировала ассистентка Андрея Тарковского, приезжавшая из Лондона. Новая версия “Бориса Годунова” на фоне классических спектаклей, шедших в репертуаре Мариинского, вроде “Хованщины” или старого “Бориса Годунова” была прогрессивной, интересной – настоящим модерном и очень нравилась мне своим решением.
— В последнее время вы дважды участвовали в двух постановках режиссера Дэвида МакВикара в Ковент-Гардене – “Аиде” и “Адриане Лекуврер”. Вам нравятся его работы?
— “Адриана” – очень хорошая, интересная, классическая постановка. Правда, со мной работал почему-то ассистент режиссера – сам режиссер, вероятно, боялся моего характера, хотя зря – конфликта бы не было. “Аида” мне понравилась меньше, но имеет право на существование.
Меня изначально не устроило то, как должна была выглядеть Амнерис – с синим гримом, жуткой прической и костюмом, словно инопланетянка. Я сказала, что живу на этой планете. Мне пошли навстречу и кое-что переделали в образе Амнерис.
Моими партнерами были Роберто Аланья и украинское сопрано, молодая певица Людмила Монастырская с очень хорошим голосом, делавшая от спектакля к спектаклю большие успехи.
— Были в вашей карьере партии, от которых вы отказывались?
— В Метрополитен-опера меня до сих пор терзают по поводу Азучены в “Трубадуре”, но я не считаю, что это моя партия, потому что она слишком драматическая для моего голоса. Мой голос лирический. Я никогда не пела и Вагнера, потому что это не моя музыка. Перестала петь даже Принцессу Эболи в “Дон Карлосе”. Сейчас я нахожусь в том периоде, когда свой голос я должна щадить, чтобы не петь, как бабушка.
— Кажется, вы всегда разумно подходили к использованию своего голоса.
— Я стала разумно подходить к этому не так давно, а первые десять лет карьеры я работала фактически без отпуска, без перерыва, что было неправильно. Все-таки нельзя забывать, что помимо театра есть жизнь, дети, которым нужно уделять время, и вообще жить нормальной человеческой жизнью, мне кажется, это важно.
— Среди певиц прошлого у вас есть кумиры?
— Кумиров у меня никогда не было – “не сотвори себе кумира”. Но было потрясение от выступления Монсеррат Кабалье в “Норме”, которое у меня, тогда еще советской школьницы вызвало шок, – эта картинка у меня до сих пор перед глазами: огромная, гениально поющая тетя, стоящая неподвижно.
Конечно, наша любимая Ирина Архипова, выдающаяся русская певица, всегда была примером интеллигентности и культуры пения. Она принимала участие в моей судьбе.
— У вас есть страничка на Facebook. Интернет играет свою роль в вашей жизни?
— Да, сегодня я без него не живу. Каждый день открываю компьютер, смотрю, что мне интересно, проверяю тот же Facebook. Компьютер – часть моей жизни и большая помощь, Мне кажется, что это большой прогресс.
— Какие настроения ощущаете в мире?
— Во всяком случае, оперные театры люди посещают с большим удовольствием и наверняка по причине нехватки духовности. В последнее время там, где я выступаю, все театры набиты до отказа. Народу необходимы позитив и духовная энергия. По моему стойкому убеждению, работа оперных певцов заключается в поддержке духовной вибрации земли, чем я занимаюсь.