Как и всякая революция, пермская культурная чревата непредсказуемыми последствиями — и в плюс, и в минус.
Пермский проект расширяет границы экспансии: решительно настроенные авторы культурной революции взялись за святая святых — Пермский театр оперы и балета.
В начале 2011 года его возглавил известный дирижер Теодор Курентзис, сменив на посту художественного руководителя Георгия Исаакяна, проработавшего в Перми 20 лет.
Пожалуй, еще никогда весть о смене театрального руководства не становилась предметом столь бурного обсуждения. О переходе Курентзиса из Новосибирского оперного в Пермский вместе с музыкантами созданного им там оркестра Musica Aeterna, о надвигающихся переменах и перспективах написали ведущие центральные газеты и интернет-издания.
Ажиотаж казался слегка искусственным, как хорошо спланированная пиар-акция: все-таки продвижением идей культурной революции в Перми занимаются профессионалы.
Еще до приезда дирижера в городе циркулировали невероятные слухи, царило невиданное возбуждение.
Словарь пермских журналистов, пишущих о культуре, обогатился как минимум двумя новыми словами, которые теперь бойко летят из-под перьев: аутентизм и стаджионе.
Первое обозначает движение в музыкальном исполнительстве, имеющее целью максимально точное воспроизведение музыки прошлого, чаще всего эпохи барокко: Курентзис считается одним из главных российских адептов аутентизма.
Вторым термином stagione (итал. «сезон») называют распространенную во многих странах Европы систему функционирования театра — антипод русского репертуарного: вместо большого количества спектаклей, сменяющих друг друга каждый день и играемых годами, стаджионе предполагает тщательный постановочный процесс и прокат одного спектакля до тех пор, пока он востребован публикой.
Перевод театра на европейскую систему вместе с организацией нового оркестра, хора был объявлен главным пунктом программы перемен.
Эти новости и вызвали сумятицу в умонастроениях. Пермский оперный театр всегда, а в последние годы — особенно, был одним из главных ньюсмейкеров российской театральной жизни: эксклюзивный репертуар, «Золотые Маски», мультикультурный Дягилевский фестиваль, выступление в Карнеги-холле.
Казалось бы, чего еще?
Наконец прибыл сам маэстро и с разницей в месяц дал два концерта — со своим оркестром Musica Aeterna и с обновленным симфоническим коллективом театра, положив на лопатки многих пермских меломанов.
Тем не менее в профессиональном сообществе мнений о том, что сейчас происходит с Пермским театром оперы и балета, ровно два, притом взаимоисключающих: уничтожение, развал, катастрофа — и революция, рывок, смена эпох. Прежде чем высказаться по этому поводу, пообщаемся с главным героем процесса.
Жить в опере
— Теодор, в чем суть революционных преобразований в Перми?
— Кроме столиц в России должен существовать альтернативный музыкальный центр, такой план В. Например, в Германии кроме Берлина существуют Штутгарт и Мюнхен. Или Вупперталь — маленький городочек, который благодаря Пине Бауш знает весь мир.
В России, к сожалению, есть только эти большие доисторические животные, два глобальных монстра — Большой и Мариинский театры. У них тысячи проблем, они не могут гибко двигаться, потому что все боятся за свои места и тому подобное. Там нельзя ничего изменить — возможно, но не принято.
А еще есть очень много провинциальных театров, которые хотят стать такими же гипертрофированными животными, но у них не хватает денег.
— Советской системой оперные театры в областных центрах так и задумывались: маленькие копии Большого…
— И это ошибка. Когда у тебя размер меньше, нужно пользоваться гибкостью, тогда легче взлететь. Конечно, нет этого бренда, но есть свободные руки-ноги, чтобы двигаться.
— Почему именно Пермь, что не сложилось в Новосибирске?
— Есть образец — федеральный театр. Его символы — Большой и Мариинский. Естественно, все остальные должны их копировать, но не имея такого же финансирования. Репертуарная политика одна для всех, она не зависит от топографии. И это ошибка: в разных городах все должно быть по-разному. Интенданты не имеют абсолютной свободы в стратегии: театры обязаны, например, быть репертуарными.
Говорят, есть такой федеральный закон — и все должны подчиниться. Но даже в этих рамках мы в Новосибирске последние пять лет делали лучшую музыкальную и оперную продукцию в России.
А Пермь сейчас — именно та территория, где все возможно. Во-первых, здесь театр местного подчинения. Во-вторых, собралась большая команда людей, объединяющая лучших специалистов, музыкантов из России и Европы.
В принципе мы готовим самый амбициозный проект, из когда-либо планировавшихся в этой стране. И главное: Париж, естественно, красивее, чем Пермь, но самое лучшее место — где можно воплощать то, что невозможно в других местах.
Посмотрите на халтуру, возведенную в систему: когда люди вообще перестают по-настоящему интересоваться музыкой, искусством. У каждого человека наступает момент в жизни, когда нужно выбирать: опустошенную столицу или обогащенную пустыню.
— Насчет «халтуры»… Это не раз прозвучало в ваших интервью. Вы всерьез считаете: все, что было в пермском театре, — «халтура»?
— Это театр, который находился на очень низком уровне.
— Неправда, просто это был другой театр, режиссерский прежде всего…
— Но играть с чистой интонацией должны все. Что значит «другой»? Не может быть оправдания вроде «мы получаем малые деньги, поэтому фальшиво играем». А что, завтра получат большие деньги и станут чисто играть? Мы говорим об общей музыкальной атмосфере театра: она была статична.
— Недостаточно высокий уровень оркестра — это проблема кадров, нехватка профессиональных музыкантов: в Перми никогда не было консерватории…
— Вот это самое главное. Сейчас все наши усилия направлены на то, чтобы в Перми сделать консерваторию. Чтобы театр выжил, нужен рынок музыкантов. Не может город быть культурной столицей России и Европы, не имея консерватории.
— По поводу stagione: вы уверены, что западную модель можно внедрить на российской почве без потерь?
— А что лучше: показывать разные фильмы низкого качества, но каждый день, или раз в неделю по три сеанса фильм, получивший «Оскар»? Естественно, второе…
Хороший репертуарный театр сегодня не сделать даже в Большом: нельзя полноценно репетировать. После этого зритель приходит не музыку слушать, а декорации смотреть. Нужно создать такую систему, которая бы обеспечивала музыкальное качество, и приучать людей: что хорошо, что плохо.
Когда люди аплодируют низкому качеству — это ужасно.
— Это вопрос воспитания публики, в том числе и посредством профессиональной экспертизы. А у нас пиар и реклама заменили профессиональную оценку…
— Мы планируем уникальные проекты: будем работать в копродукции с мировыми театрами, делать записи, вести трансляции на канале «Меццо».
Чтобы зрители «догоняли», будем их готовить: создадим оперный клуб, бесплатную фонотеку, организуем лекции, встречи с режиссерами.
— Любой периферийный оперный театр, поскольку он единственный в городе, должен удовлетворять запросы разных сегментов аудитории: один спектакль — для продвинутых зрителей, другой — для широких масс, третий — для детей. Как будет складываться ваша репертуарная политика?
— Я хочу работать по трем направлениям. Первое — современная режиссура. Черняков, Варликовский, Марталер, Кастелуччи, Терзополос, Анатолий Васильев — режиссеры, которые меня интересуют прежде всего, с ними мы собираемся делать постановки.
Второе — аутентизм не только в музыкальном исполнительстве, но и в режиссуре. Интересно ставить оперы так, как в XVIII веке: с натуральным светом, роскошными платьями, сказочными декорациями. Занавес открывается и люди сидят с открытым ртом!
Есть специалисты, которые реставрируют спектакли XVII — XVIII веков, воссоздается невероятная атмосфера.
— Это для любителей барочной оперы.
— Не только для гурманов, всем будет интересно, детям тоже.
Третья линия — меня интересуют традиции XX века, связанные с психологическим театром, например, реконструкции каких-то опер. У нас есть список потрясающих работ, которые не были поставлены. Речь идет прежде всего о спектаклях Мейерхольда.
— Пермский культурный проект осуществляется уже несколько лет. Есть ярые сторонники и серьезные оппоненты. У вас будут аргументы для убеждения?
— Я абсолютно уверен, что нужно делать свое дело, давать искусство для всех. В театре будут спектакли разного стиля, но лучшего качества. Я, например, не поклонник психологического театра, но могу признать, что есть шедевры в этом стиле. Если мне не нравится, это не значит, что не может быть гениально.
— Поддержка власти у вас есть. Что вы ждете от пермской публики, от местного бизнеса?
— Оперный театр — это не мой театр, это наш театр. Наше общее дело. Мы все должны работать как одна команда. Все эти споры, дискуссии — чепуха. Если мы любим театр, мы должны это доказать. Администрация это понимает и нам помогает. Но жалко, что бизнес не поддерживает главный источник культуры в городе.
— У театра всегда были попечители, фонд «Жемчужина Урала»…
— Да, но спонсорская поддержка сейчас не такая. «Уралкалий» — одно из самых важных предприятий в Перми, а у нас никаких отношений с ним нет. Это очень странно: люди, которые могут спонсировать Большой театр, не захотели спонсировать Пермский.
— А реакцией публики на два прошедших концерта вы довольны?
— Почему я должен ответить «нет»? Я очень люблю пермскую публику, здесь чистые люди.
— Удалось ли ближе познакомиться с городом?
— Последние десять лет я живу в театре, я — театральный кот. Однажды я не выходил на улицу 45 дней: ни одного шага не сделал. Просто репетировал с оркестром.
— Что должно остаться в Перми через пятилетку (на такой срок подписан контракт), что здесь будет?
— Здесь будет город-сад… Я хочу, чтобы Пермь стала городом, где есть все самое интересное, оригинальное, прогрессивное в России. Чтобы в Пермь съезжалась публика из разных городов. Чтобы пермяки были людьми высокого вкуса, выше, чем в столице.
Здесь должен быть высококлассный театр, с традициями, с отличным оркестром, со стажерской труппой, с педагогами и коучами, с постоянной новой сменой. С правильным отношением к театру, пониманием, что это не просто символ города, а его сущность, не музейный экспонат, а место, где мы живем и делаем искусство.
Мечтать не вредно
Если даже четверть из того, что обещает Теодор Курентзис, осуществится, Перми уготовано немало художественных встрясок. Город на ближайшие пять лет станет точкой бурления и прикует внимание всех и вся. Собственно, ради этого и зван харизматичный дирижер, автор громких акций, экстравагантный персонаж.
Недавно стало известно, что один из идеологов пермского культурного процесса, ныне вице-премьер краевого правительства Борис Мильграм представил пакет поправок к бюджету, и Заксобрание края, не моргнув, одобрило выделение почти 600 млн рублей в течение этого и двух последующих лет «на создание экспериментальных постановок в Пермском академическом театре оперы и балета».
При всей значительности этой суммы падать в обморок нет смысла: два нестоличных федеральных оперных театра страны, Новосибирский и Екатеринбургский, с 2009 года получают специальные гранты правительства РФ: 165 и 141 млн рублей соответственно. Так что 200 миллионов в год для Пермского оперного «просто» перекрывает их ради решения амбициозной задачи, поставленной губернатором Олегом Чиркуновым: добыть Перми к 2016 году статус культурной столицы Европы.
Курентзиса, в отличие от его работодателей, интересует не только результат, но и сам процесс. Идеями и подвижничеством он способен вдохновить и повести за собой музыкантов, проделывал это уже не раз и с разными оркестрами.
Несмотря на богемный имидж и вхождение в модную столичную тусовку, он — из когорты трудоголиков и перфекционистов. Итоги его трудов мне приходилось наблюдать и в Москве, и в Новосибирске, и чаще всего они вызывали если не восхищение, то колоссальное уважение.
В Перми идеалист Курентзис надеется претворить в реальность мечты, зачастую кажущиеся полной утопией: театральная продукция ручной сборки в век конвейеров?
Греза о настоящем музыкальном качестве в эпоху рыночного прагматизма и ФЗ-83 «О бюджетных учреждениях»? Но даже если в Перми дирижеру создадут тепличные условия и обеспечат карт-бланш (а судя по обсуждению в инете его зарплаты и всех прихотей, так оно и есть), останется несколько серьезных «но».
Очень многие пермские музыканты (в том числе и автор этих строк) уехали учиться в консерватории других городов и на родину уже не вернулись. Создание высшего учебного заведения элитарного типа, где обучение по большинству дисциплин — индивидуальное, требует не только лицензий, программ, согласований. Главное — кто будет преподавать?
Президент же, как известно, объявил курс на сокращение и слияние вузов, так что время для создания консерватории в Перми сейчас не самое благоприятное. Может, альтернативой станут частные студии, где приглашенные Курентзисом из столиц и Европы музыканты, прежде всего духовики, будут давать мастер-классы?
Перейти к системе stagione и контрактам с артистами (заветное желание многих театралов) мешает не только пресловутая привычка цепляться за национальную гордость — русский репертуарный театр. Все гораздо проще и суровей: отсутствие законодательной базы и свободного рынка артистов и музыкантов.
Стаджионе, как известно, хороша для мегаполисов с большим количеством театров и туристическими потоками. Пермь к таковым, увы, пока не относится. Гораздо более разумной кажется идея кооперации, давно практикуемая в мире: два-три театра вскладчину выпускают премьеру, а затем по очереди, с разными исполнителями прокатывают ее на своих площадках.
Копродукция подразумевает объединение сил и бюджетов, а результатом имеет удешевление расходов на постановки и больший международный резонанс. Однако вряд ли Пермь сможет кооперироваться с мировыми музыкальными столицами, искать придется театры поменьше. (Первая премьера следующего сезона и постановочный дебют Курентзиса — как раз копродукция с фестивалем в Баден-Бадене «Так поступают все» Моцарта.)
Идея кооперации российских театров не выглядит бессмысленной, но почему-то это никак не происходит (исключение, пожалуй, — опера «Мазепа», сначала поставленная, а позднее выкупленная из Екатеринбурга Исаакяном).
Система функционирования Пермской оперы скорее всего будет миксом из репертуарного театра, элементов стаджионе, блочной системы показа спектаклей и проектных принципов, свойственных фестивалям. И вряд ли можно сказать, что это случится впервые в России.
В этом, и во многом другом, хочет этого Курентзис или нет, идеал просматривается ясно: смутный объект желания вырастает во вполне конкретную фигуру подражания — это Валерий Гергиев и его холдинг под названием «Мариинский».
Абсолютная власть, международное паблисити, непререкаемый авторитет плюс гигантский оркестр, театр и концертный зал — то, что многим не дает покоя.
Смущает то, что Курентзис, несмотря на всю европейскость (и в происхождении, и в карьере), удивительным образом обнаруживает чисто русскую привычку зачеркивать все ему предшествующее и в очередной раз начинать с нуля.
Возможно, многие его поспешные оценки услужливо подсунуты людьми из ближнего и весьма плотного окружения, в то время как его самого больше интересует процесс работы над музыкой. И бороться он собирается не с «халтурой», а с рутиной, свойственной многим российским бюджетным учреждениям культуры, темп развития и денежное обеспечение которых не поспевают за временем.
Вопрос, что же останется после пятилетки Курентзиса, — не праздный. Новый симфонический оркестр, который ему назначено создать, будет скорее фестивального типа: собираться на конкретный проект и гастролировать по миру за востребованным Курентзисом и под маркой Пермской оперы: этакий летучий голландец со своим кораблем. Никто из европейцев пускать корни на Урале не будет.
В то же время местному оркестру и труппе назначена незавидная роль статистов. Тем, кому некуда деваться, придется терпеть социальное унижение (кроме несопоставимых зарплат есть еще творческие амбиции), а вот перспективных музыкантов, ведущих солистов, из тех, что не глянулись Курентзису и его помощникам, Пермь может не досчитаться, когда эпоха эйфории и праздников закончится.
Пермскому оперному театру — более 140 лет, он самый солидный по возрасту из всех периферийных, на его сцене многое случилось впервые в стране. И вот, поди ж ты, век от веку театру выпадают крутые виражи!
Как распорядятся уникальным шансом — беспрецедентным вниманием властей к театру — новые пермские культуртрегеры? Мы будем и наблюдать за процессом преобразований, и — с большим удовольствием — писать о музыкальной сути проектов Курентзиса.
Лариса Барыкина, “Эксперт“