Перед третьим визитом в Россию Томас Хэмпсон рассказал о любимых ролях и о том, почему собирается в Москве исполнять американскую музыку.
— Вы радеете за межкультурную коммуникацию, и даже сейчас, когда отношения между Россией и Америкой охлаждаются, выступаете у нас с программой американской музыки.
— Эта музыка была и остается актуальной.
Если мы, представители разных культур, не научимся понимать друг друга, то всегда будем относиться друг к другу со страхом и недоверием. Нам будут мерещиться враги в обычных людях, которые, как и мы, с утра кормят детей кашей и идут на работу, предвкушая, как вечером отдохнут. Прежде всего, мы все – люди. И все мы должны изучать культуры, которые отличаются от нашей собственной, и стремиться их понять и принять.
Я точно так же был бы счастлив возможности познакомить американскую публику с российской культурой. Неважно, что происходит или чего не происходит в сфере политики. К нам это не имеет отношения.
— Но вы и поете в Москве оперу о политике, об американском президенте.
— Для меня в американском искусстве не было фигуры важнее, чем Уолт Уитмен, а в политике – чем Авраам Линкольн. Я могу назвать еще много имен, но это два титана, в которых заключено все лучшее, за что Америку будут помнить в веках. Майкл Доэрти написал свою оперу «Письма от Линкольна» на тексты, вышедшие из‑под пера самого Линкольна. Получилась очень яркая и далекая от политики вещь. Это дань уважения Аврааму Линкольну, величайшему гуманисту своей, да и любой другой эпохи.
Я несколько раз пел эту оперу в Германии, и все восхищались тем, как она превозносит силу человеческого духа. Когда мне предложили исполнить ее в России, я удивился и с удовольствием согласился. «Письма от Линкольна» хорошо демонстрируют, что война – это инструмент политики.
Я очень рад, что познакомлю русскую публику с «Письмами». Чувствую, что они многих заставят задуматься. Не важно, о чем именно будут эти мысли – думать всегда полезно.
— Вы вообще исполняете много современных произведений.
— Я чувствую своим долгом поддерживать современных композиторов – я ведь и сам современный артист. Когда мы, исполнители, хотим поддержать новые проекты, нам приходится тратить много времени и сил: ведь партию нужно учить с нуля. Но иначе современной оперы вокруг будет все меньше и меньше, а это изрядное упущение. Я хочу быть частью современного зрительского опыта, хочу отразить времена, в которые живу. А если произведение написано в наши дни, то даже когда его сюжет не принадлежит к нашей эпохе, мироощущение композитора и либреттиста – принадлежит.
— Но и от классического репертуара вы не отказываетесь. В прошлом сезоне вы пели Дон Жуана в Ла Скала. До того вы в последний раз выходили на сцену в этой партии на Зальцбургском фестивале в 2006 году.
— Даже не знаю, почему я забросил Дон Жуана. Очень люблю эту роль. После того спектакля в Зальцбурге было много других странных постановок этой оперы, так что я решил взять паузу и заодно расширить свой оперный репертуар. Если смотреть на даты, то да, кажется, будто я перестал петь Дон Жуана после спектакля Мартина Кушея, но «после» – не значит «из‑за».
Мне вообще нравится играть все время разных персонажей, играть на сопротивление. В тот период я пел Мандрыку в «Арабелле» Штрауса – это одна из сложнейших моих партий. Мне даже Ганса Сакса предлагали спеть, но я отказался, конечно. Это все к тому, что мой репертуар постоянно расширяется, я участвую в новых оперных проектах, и какое‑то время «Дон Жуанов» среди них не было. Затянулась моя пауза. Так что я был рад вернуться, и вернулся успешно – больше того, это был мой оперный дебют в Ла Скала.
— Но концерты вы там уже давали.
— Да, и сольные, и совместные. Я люблю этот театр, люблю Милан, а директор Ла Скала Александр Перейра – мой близкий друг и наставник. Мы двадцать лет работали бок о бок в Цюрихе, и я очень благодарен ему за то, что он крепко верит в мои силы.
— К старым ролям не охладеваете?
— Я всегда радуюсь, когда меня приглашают исполнять партии в операх, которые я люблю. В «Травиате» Верди моя роль – не главная, но я люблю эту музыку и историю, мне нравится быть ее частью. Я стараюсь, чтобы мой Жермон был сильным партнером для главных героев. Эта роль всегда честь для меня, и она не может мне надоесть. То же самое с Симоном Бокканегрой. «Бокканегра» стоит у Верди в одном ряду с операми по Шекспиру. В чем‑то она более шекспировская, чем «Макбет». Я много пел Макбета в свое время, но теперь уже напелся. Не то чтобы мне больше не нравится партия, просто хочется теперь сосредоточиться на другом.
— Вы организуете множество образовательных проектов. Ваш фонд Hampsong Foundation сделал сайт, посвященный песне как жанру искусства, со свободным доступом к огромному количеству материалов – от аудиозаписей до нот и съемок мастер-классов.
— Мой фонд – небольшая частная организация, которая в первую очередь работает с певцами, и да – в основном с теми, кто исполняет песни. Наша целевая аудитория – молодые люди, и наш сайт помогает, в том числе, тем из них, кто хочет петь в опере. Самые лучшие оперные певцы становились только лучше от умения общаться со слушателем через песню. Я хочу, чтобы песни помогали молодежи из разных стран обмениваться культурным опытом, и наш сайт полезен не только певцам – на нем могут найти много ценного и другие музыканты, и просто слушатели.
Свободный доступ очень важен. Не только тем, кто поет песни Малера, необходимо понимать их смысл. Слушатели тоже должны знать, почему написана та или иная песня. Поэтому я говорю: откройте двери и окна, пускайте людей на выступления и мастер-классы. Это нужно и певцам, и тем, кто их слушает. Невозможно понять «Евгения Онегина», не зная ничего об истории России. А с другой стороны, чтобы понять чувства не только тогдашних, но и сегодняшних россиян, нужно знать «Евгения Онегина».
Ая Макарова, “Музыкальная жизнь”