Заложники количества
– Сегодня, с появлением формата МР-3, каждый человек может хранить у себя на компьютере буквально годы звука. Есть мнение, что это убивает музыку. Так?
– А записи конца ХIX – начала ХХ века на каком-нибудь восковом валике – они убивают или достоверно воспроизводят музыку? МР-3 – технически самый удобный формат, и главное тут не в особенностях звуковоспроизведения на компьютере. Конечно же, музыку, соль которой находится больше в тембровой плоскости (а такой довольно много), компьютерный формат кастрирует. Музыка, которая больше структурирована логически, от него практически не страдает. Мы становимся заложниками не качества, но количества. Когда одновременно можно хранить неограниченное количество музыкальной информации, нужное теряется, и мы становимся к ней индифферентны. При этом конечно, свободное копирование и распространение знаний – безусловный двигатель прогресса. Если человек живет в городе, где нет музыкального магазина с устраивающим его ассортиментом, он может скачать и слушать в свое удовольствие то, что ему нравится. Я поощряю пиратство, и на моем сайте записи моих произведений выложены для свободного скачивания. Конечно, если какая-то запись коммерчески издана, то я обязан закрыть к ней доступ по условиям контракта. По этой причине я убрал с сайта некоторые свои ноты.
– Среднестатистический слушатель потерял интерес к композиторской музыке. Это произошло, потому что ее вытеснила музыка популярная, исполнительская, или по какой-то другой причине?
– Когда мы говорим о среднестатистическом слушателе, то очень важно уточнить – из какой он страны. В Европе масса решительно предпочитает Pet Shop Boys или Nirvana всей той «какафонии», которую производят современные композиторы. Но там больше возможностей для получения информации, анализа и выбора. Большинство хочет слышать легкую музыку – easy listening, и это совершенно нормально. За последние несколько месяцев я дважды был в Берлине на большом фестивале современной музыки. В Берлинскую филармонию на каждый концерт приходило по полторы тысячи человек. И аншлаг был не только на выступлениях знакового американского композитора Стива Райха, но и на концертах гораздо менее известной и трудновоспринимаемой музыки. И этот интерес существует наряду с интересом к классике.
– Говорят, что маленькие дети более открыты к восприятию разной необычной музыки, чем взрослые. У тебя подрастают два сына, по ним это видно?
– Разумеется. У нас дома звучит очень много самой разной академической музыки, от средневековой до ультрамодерна. Они готовы совершенно непредвзято воспринять самую разную музыку, у них пока нет никакого культурного кода. Конечно, они воспринимают ее неадекватно, как мы слышим звуки незнакомого языка – как птичий щебет. Им нравится, для них это новое впечатление и опыт. Они не хотят высказать об этом суждение, не хотят ничего от этого поиметь, положить эту музыку к себе на чердак – они просто в ней существуют. Им важен сам процесс слушанья – это и есть ключ к пониманию новой музыки.
Если человек хочет понять музыку, он должен пробовать слушать самые разные вещи и пытаться понять их непредвзято, с открытыми ушами. Если ты заранее уверен, что черное, а что белое – ты рискуешь промахнуться. Надо быть очень самонадеянным человеком, чтобы свой вкус полагать ориентиром для самого себя.
– Практика концертов как организованного прослушивания музыки группой людей уходит в прошлое?
– Статистически – может быть, но и это зависит от страны. В той же Германии, стране с огромным рынком записей, где доступно значительно больше, чем в России, люди ходят на концерты гораздо чаще. И концертов больше в десятки раз. Воспринимать живой звук важно в зале, живьем музыка протекает в реальном времени и один раз, она звучит совершенно не так, как даже в самой дорогой и качественной записи. В чем сила новых медиа – в их способности бесконечно воспроизводить некий звуковой эталон. Но в том же их слабость. Сила концерта в обратном – это однократное событие, подверженное разного рода случайностям, живой контакт с музыкой и музыкантом.
Топтание скрипки и сжигание рояля
– В академической музыкальной среде сегодня возможен скандал, аналогичный тем, которые были с Джоном Кейджем или с Игорем Стравинским?
– Мне кажется, сегодня в условиях, подразумевающих полное отсутствие цензуры, политической или эстетической, он возможен только в связи с какими-то немузыкальными действиями музыкантов на сцене. В 2004 году в Амстердаме я был на выступлении австралийского композитора Антонио Патераса, невероятно талантливого парня. Это была шумовая, авангардная пьеса для ансамбля инструментов с электроникой, в конце которой скрипач положил скрипку на пол и начал ее очень сосредоточено топтать ногами. Можете себе представить, ансамбль продолжает играть, при этом скрипка хрустит, реально ломается. Это была именно часть пьесы, не акция! Это был действительно шок, потому что – неожиданное, абсолютно чуждое действие. Это насилие было вписано в музыкальное целое. Лично на меня произвело крайне тяжелое впечатление, музыка – это ведь по определению нечто ненасильственное, свободное. При этом я понимаю, что автор так хотел, и этот вандализм сочиненный, от которого музыке ничего не стало. Напротив, она вобрала в себя это, сделала это своей частью. Смысловое поле и язык музыки вбирает в себя все, нет ничего, что бы не могло служить музыкой.
– Вопрос дилетанта. Если в музыкальной пьесе скрипку крушат ногами или происходит что-то другое немузыкальное, как это записывается в партитуре?
– Так и записывается: «Положить скрипку на пол и топтать ее ногами». Если это синхронизируется с чем-то еще, то будет указано – куда и когда ударить ногой и с какой длительностью. Скрипка – звучащее тело, из нее можно извлечь звуки в определенном ритме. Хотя здесь мы имеем дело, пожалуй, с самым экстремальным способом звукоизвлечения.
– А все эти немузыкальные действия как-то связаны с роком в лице крушащей инструменты группы The Who или Джимми Хендрикса, поджигавшего во время игры гитару?
– Такое было не только в роке. У греческого композитора Яни Христу есть утопический «Мистерион», в конце которого 1000 исполнителей разрушают свои инструменты. У литовца Горгаса (Джорджа) Мачюнаса есть произведение, где в рояль забивают гвозди.
Недавно на каком-то фестивале главный редактор «Музыкального обозрения» Устинов устроил акцию и сжег старый рояль. В интернете на форуме «Классика» после этого большинство посетителей страшно кипятились, вплоть до того что призывали и его самого сжечь или на худой конец – привлечь к уголовной ответственности. Это смешно. Люди просто не уверены в том культурном багаже, который они так яростно защищают. Им кажется, что человек покусился на великую фортепианную традицию, на саму музыку, на рояль как культурный символ, который тянет за собой множество смыслов. Эти люди – идолопоклонники, которым нужна постоянная подпитка их культа. Лично я очень люблю фортепианную музыку, и она останется со мной, она не умрет, если где-то сожгут рояль.
Без эстетизации
– Проект «бздмн» был написан на аутентичные тексты питерских бездомных. Это тоже может кого-то шокировать.
– Проект придумал мой коллега Володя Раннев, который давно хотел написать музыку на них. В результате он просто написал музыку в такой бомжовой и экстремальной (для него) эстетике на стихи питерского поэта Николая Кононова. А я взял книжку «Расскажи свою историю», которую выпустил в 1999 году фонд «Ночлежка», и вытащил оттуда два совершенно убийственных фрагмента, которые мне захотелось столкнуть. Первый – унылые и невнятные вирши про Россию и про духовность, написанные пожилой бомжихой Валентиной Васильевной. «Бездомность – это безысходность. / Бездомным можешь жить в родной семье. / Бездомность – это бездуховность, / Когда нет храма и в душе. / Бездомность! Как мне это все знакомо: / Всю жизнь я чувствовала тебя всегда. / Бездомность так гнетет и унижает, / И жизни нет бездомному нигде и никогда…»
Другой текст – полное богохульство и кликушество, как вопли безумца в переходе, только это было в письменном виде – буквально записанная речь лжепророка. Цитирую: «По желанию трудящихся, пенсионеров, калек, ветеранов, воров, проституток, наркоманов, секс-меньшинств, здоровых и больных, больших и малых Рай сам придет в движение вам навстречу. Платить за это удовольствие будет Бог. Я вам его покажу, ибо вижу Святое Семейство каждый день. Хотя они такие же грешники, как и мы. Рай пуст, господа! Все святые балдеют в Аду. Судите, да судимы будете…»
Эти два отрывка разделяются частью, где произносится текст из Нагорной проповеди, откуда выкинуты все гласные, «Блаженны нищие духом» стали «Блжн нщ дхм». Звучит все очень контрастно. В зале раздавались смешки – нормальная защитная реакция.
«Бздмн» и сочинение Володи «Немое» соседствовали в программе с двумя очень благостными, подчеркнуто благозвучными и смиренно-православными сочинениями Александра Кнайфеля и Александра Вустина. Это авторы старшего поколения, и мы поставили наши сочинения рядом, чтобы показать две нищеты духа.
В Питере ужасающее количество бездомных, ситуация до такой степени чудовищна, что единственный способ говорить об этом – кричать. От невозможности молчать – с одной стороны, и от невозможности что-нибудь сказать – с другой. Здесь нет места эстетике, искусство само по себе следствие некого избытка. Каким бы надрывным и честным оно ни было. На концерте был организован сбор теплых вещей для бездомных, но все равно музыка и чудовищная реальность разделены намертво, и невозможно это увязать.
Беседовал Леонид ЗОЛЬНИКОВ
Наша справка
Борис ФИЛАНОВСКИЙ – композитор, экстремальный вокалист, чтец. Родился в 1968 году в Ленинграде. В 1995 году окончил Санкт-Петербургскую консерваторию. Член Союза композиторов России. Член группы композиторов Сопротивление Материала (СоМа). Художественный руководитель eNsemble Института Про Арте, в репертуаре которого как классика ХХ века и поставангард, так и старинная музыка. В музыке, по его собственным словам, старается избегать любой предзаданной эстетики или техники в поисках агрессивной чувственности, формальной строгости и спонтанности сложного жеста.
Основные сочинения: «бздмн» (для мужского голоса, струнного трио и аккордеона на документальные тексты бездомных), «Шмоцарт», «Aalto functions», «Нормальное» (для голоса и ансамбля, на текст Владимира Сорокина).