Фильм «Прокофьев: во время пути» – это одновременно и видеодневник одиннадцатого Пасхального фестиваля, с комментариями Валерия Гергиева, и история жизни Сергея Прокофьева, блистательно рассказанная Константином Хабенским.
«Начинаю такую запись. Пожалуй, что дневник».
Эти слова – первая строчка в дневнике Сергея Прокофьева, датированная третьим сентября 1907 года. Прокофьев вел записи 26 лет, и за эти годы дневник стал самым верным компаньоном в его жизненном пути. Творческие искания, гастроли, концерты – и тут же забавные, порой даже анекдотические истории.
«Гуляя по полям, сочинял «Классическую» симфонию. Когда наши музыканты и профессора услышат эту симфонию, то как они завопят о новой прокофьевской дерзости! О том, что он и Моцарта в гробу не оставил, и к нему полез со своими грязными руками, пересыпая чистые классические перлы грязными прокофьевскими диссонансами.
Но истинные друзья поймут, что стиль моей симфонии – именно настоящий, моцартовский, классический. И оценят.»
«Я зачеркнул финал моей симфонии, который показался мне тяжелым. Асафьев (Борис Асафьев – композитор, музыковед, музыкальный критик), как-то развивал мысль, что в русской музыке нет настоящей радости.
Запомнив это, я написал новый финал – живой и до того веселый, что во всем финале не было ни одного минорного трезвучия, одни мажорные. Мне становилось ужасно весело, когда я его сочинял».
«Маринуется мой «безрукий концерт», которого никак не может осмыслить заказавший его пианист.
Вы должны понимать, как страдает композитор, сочинение которого погребено со дня рождения. Хоть вещь не имела случая вам понравиться, я думаю… нет, я убежден, что она обладает несомненной ценностью».
«Репетиция «Классической». Я дирижировал сам, совершенно в импровисте и забыл партитуры. Боялся, что выйдет скандал, но оказалось – ничего: звучит прелестно и именно так, как задумано.
Когда я стал за пульт, то из верхнего окна луч Солнца упал мне на голову. Это приветствие Солнца солнечной симфонии и мне».
«До двух часов сочинял концерт, а затем мы с Максом (Макс Шмидтгоф, ближайший друг Прокофьева), решили прогуляться пешком. Погода была то солнечная и грязная, то закручивал отвратительный снег… дул ветер: и было ужасно холодно.
К Путиловскому заводу мы замерзли. Решив, что в таком виде трогаться в пеший путь нельзя, полезли в какой-то гадкий трактирчик и спросили, нет ли коньяку и заказали себе обед. Голод – лучший повар, а потому обед был очень вкусен и съеден без остатка. Выпив по рюмке, мы ощутили теплоту в наших жилах и пошли по шоссе…»