«Воспоминания и размышления» повествуют о детстве, творчестве и политических взглядах русского музыканта.
«Пусть твоя тревога станет моей».
Так Эмилия, мать русского пианиста Евгения Кисина, пыталась оградить его от «внешнего мира». И в то же время создала все необходимые условия для того, чтобы невероятный талант ее сына стал достоянием планеты.
А раскрылся он, когда мальчику было всего 11 месяцев: родители заметили, как малыш напевал тему фуги ля минор из второй части «Хорошо темперированного клавира» Баха, которую разучивала на фортепиано его старшая сестра Аллочка.
Кисин — одно из самых недавних явлений пианиста-вундеркинда в долгой череде других имен, начало которой положил непревзойденный Вольфганг Амадей Моцарт, писавший симфонии, когда ему еще не было десяти.
Если в одиннадцать месяцев Женя напевал, то в два года, по свидетельству близких (Эмилия была учителем фортепиано), уже импровизировал на пианино. В шесть лет мальчик попал к преподавателю Анне Павловне Кантор в специальную музыкальную школу имени Гнесиных в Москве, где родился и жил.
Анна Кантор по сей день является его бессменным учителем. В десять лет Кисин впервые выступил с оркестром, исполнив 20-й концерт Моцарта; в 11-летнем возрасте отыграл свой первый сольный концерт в Москве.
А в 1984 году, в возрасте 13 лет, дебютировал в престижном Большом зале Московской консерватории, исполнив два концерта Шопена вместе с оркестром Московской государственной филармонии под руководством Дмитрия Китаенко.
В последующие месяцы в Советском Союзе было выпущено пять записей его живых выступлений. В 1987 году, в возрасте 16 лет, Кисин уже давал концерты в Восточной Европе, Японии, а кульминацией его гастролей стало выступление на Берлинском фестивале в 1988 году, где он играл вместе с «Виртуозами Москвы» Владимира Спивакова — в том же году в декабре он дебютировал с Гербертом фон Караяном на концерте Берлинского филармонического оркестра.
Заключавший контракт только с одной звукозаписывающей компанией Deutsche Grammophon, Кисин оставался для широкой публики своего рода сфинксом. Выдающийся пианист, законный преемник великих русских музыкантов, таких как Рихтер и Гилельс, тщательно скрывал подробности своей личной жизни.
Один из ценителей музыки, уроженец Сан-Паулу и завсегдатай самых известных европейских летних фестивалей классической музыки, рассказал, что Кисин стал «более земным», вырос как человек и «даже обзавелся невестой».
Свадьба с Кариной Арзумановой, состоявшаяся 11 марта в Праге, и публикация этого букета личных и творческих откровений завершают нынешний облик пианиста.
В недавно опубликованной автобиографии Кисина «Воспоминания и размышления», которая состоит из трех частей («Детство, молодость и разное»), читатель найдет такие признания пианиста:
«говорят, что меня в раннем возрасте заставляли играть на фортепиано. Неправда. Я сам все время рвался к инструменту, хотел играть, импровизировать…»
«…меня все время спрашивают, кем бы я стал, если бы не выбрал музыкальное поприще: гидом или внештатным журналистом. Эти профессии объединяет то, что они позволяют делиться с другими тем, что самому человеку дорого, важно и интересно».
Помимо более близкого знакомства с пианистом еще важнее для нас понять, каким образом исполнительские интерпретации Кисина обретают столь личный, проникновенный характер.
Всякий, кто присутствовал на его концерте в Сан-Паулу два года назад, осознал, какой риск берет на себя пианист. Он доводит до предела драматизм Бетховена, подчеркивая и без того разительные контрасты между лиризмом и неистовством, которые сменяют друг друга в его мощном прочтении Appassionata (соната № 23, опус 57), и в то же время держит слушателя в страшном напряжении.
После концерта я долго размышлял о причинах столь необузданной (и именно потому замечательной) версии исполнения.
Ответ нашелся в этой книге. В ней Кисин пишет о том, что Бетховен, играя свои сонаты, менял темп в соответствии с музыкальным настроением, это общеизвестный факт.
«Но в России, даже среди самых уважаемых музыкантов, по сей день непоколебимо предубеждение, что „венских классиков следует исполнять в одном и том же темпе”».
Из другого отрывка мы узнаем, что музыкант любит декларировать стихи и прозу.
«Дома у меня есть записи того, как в три года я читал „Трех медведей” Толстого на разные голоса.
Я регулярно провожу поэтические вечера, читаю стихи на русском и идише. На одном из таких вечеров мне довелось участвовать с Жераром Депардье: я читал русские и еврейские стихотворения в оригинале, а он читал их подстрочные переводы на французский».
Именно Депардье побудил Кисина заняться декламацией. Любопытно, что Кисин, стоя под душем, не поет, а читает статьи и стихи:
«Это мой способ расслабиться».
Уже на протяжении 20 лет Кисин выходит на сцену с талисманом в кармане.
«Сразу же после моего концерта в Карнеги-холл ко мне подошла старшая дочь Артура Рубинштейна Ева и вручила платок с инициалами „А. Р.”, сказав: „Вы единственный пианист, чье исполнение напоминает мне отца”».
Кисин носит с собой еще один талисман, которым, к счастью, поделится с нами в сентябре.
После 25 лет с Sony Classical пианист возвращается к Deutsche Grammophon и выпускает альбом по своему вкусу: двойной альбом, посвященный Бетховену, с записями только живых выступлений на концертах по всей планете.
В репертуаре, разумеется, Appassionata (Амстердам, 2016), а также четыре другие наиболее известные сонаты композитора: Лунная, опус 27, № 2 (Нью-Йорк, 2012), Прощальная, опус 81, № 26 (Вена, 2006), опус 2, №. 3 (Сеул, 2006), 32 вариации на оригинальную тему (Монпелье, 2007) и соната-завещание, опус 111, №. 32 (фестиваль в Вербье, 2013).
Жоау Маркуш Коэлью (João Marcos Coelho), перевод – ИноСМИ