Мы встретились с Сергеем Поляничко, директором Российского Центра духовой музыки и художественным руководителем Российского рогового оркестра, накануне открытия V Международного Фестиваля валторнистов.
Но прежде чем узнать о событиях фестиваля и концерте «Волшебный звук валторны», который состоится 16 ноября 2017 в эстонской церкви Яани Кирик, разговорились о Российском роговом оркестре.
Будто прислушиваясь к нашей беседе, в кабинете Сергея Александровича стояли, молчаливо поблескивая медью, десятки труб – инструментов этого уникального коллектива.
— Это и есть инструменты знаменитого Российского рогового оркестра?
— Это уже четвертое поколение инструментов нашего рогового оркестра – в 2006 году начинали с 74 труб, а сегодня в нашей коллекции сотни инструментов, из которых только 106 используем в концертах.
— Одиннадцать лет существует роговой оркестр – и уже четвертый раз меняете инструменты?
— Металл, даже такой, как медь, конечно, прочен – выдерживает и удары, и перепады температуры, и другие перегрузки. Однако важна не простая «сохранность» труб: важна чистота звучания, глубина тембра инструментов.
Репертуар оркестра усложнился: в старину охотничьи рога подавали условные сигналы, позже роговые оркестры стали играть пьесы и марши, а сегодня оркестр исполняет сложнейшие произведения – «Лунную сонату» Бетховена, «Шутку» Баха, «Времена года» Антонио Вивальди. Поэтому настойчиво ищем идеальную «формулу» каждого инструмента – размер, толщину, сплав металла.
— В роговом оркестре каждый исполнитель, как говорят, одна нота. В старинных, крепостных оркестрах, у музыкантов даже вместо имен были названия нот. А сегодня роговые инструменты создаются специально для каждого музыканта?
— Принцип «один музыкант – одна нота» сохранился в роговом оркестре с XVIII века, со времен создателей – Семена Кирилловича Нарышкина и чешского капельмейстера Яна Мареша.
Конечно, и тогда, и сегодня звучание оркестра зависит в первую очередь от таланта музыканта, но современные технологии помогают совершенствовать инструмент: даже мундштуки на последних рогах сделали с учетом индивидуальных особенностей исполнителей. Когда звучание рога чище, и играть на инструменте легче, мы можем расширять репертуар.
— Роговому оркестру подвластна любая музыка?
— Роговой оркестр – это исключительное явление русской культуры. Но, чтобы подготовить новое произведение для репертуара, нам нужно не менее полугода.
Первые репетиции «Времен года» Вивальди начались в 2007 году, а первое исполнение состоялось в 2014 года. Адажио Барбера, которое наш оркестр представит на концерте нынешнего фестиваля валторнистов, начали репетировать в 2008 году.
Это сложнейшие произведения, написанные для струнных оркестров. Чтобы исполнить переложения, роговому оркестру нужно много времени, сотни репетиций. Наша задача – воспроизвести безупречно в нужном порядке тысячи нот, а в оркестре играют только тринадцать музыкантов.
В партитуре Адажио Барбера, например, написана нота до-бемоль третьей октавы. Но в нашей коллекции не было такого инструмента, и этот рог пришлось сделать специально.
В нынешнем ритме творческой жизни позволить себе такой долгий процесс подготовки новых произведений невозможно, но для рогового оркестра это необходимость. Однако, когда работа завершена, звучание оркестра похоже на волшебство…
И все-таки, будем откровенны, симфонические произведения, даже в переложении, роговому оркестру неподвластны.
— Как возрождалась традиция жанра роговой музыки?
— У императрицы Елизаветы Петровны, было два оркестра, поэтому в XVIII веке роговая музыка считалась модным жанром, роговые оркестры содержали вельможи. Часто оркестры сопровождали хозяев в путешествиях по миру. Роговая музыка звучала и в парках, и над усадебными прудами. Над акваторией Невы оркестры играли прямо на плотах, чтобы музыку слышали жители и первые туристы Петербурга.
В Санкт-Петербурге пройдет V Международный фестиваль валторнистов
В XIX веке традиция роговой музыки прервалась и возродилась только при Александре III, при Николае II снова угасла.
При советской власти возвращалась разве что в фильмах для иллюстрации сцен охоты.
В начале XXI века возвращение роговой музыки стало возможным, благодаря петербургскому мастеру Владимиру Головешко, который возродил технологию создания инструментов и изготовил усовершенствованные копии старинных рогов – конечно, и для наших музыкантов. Однако в своем развитии наш оркестр идет собственным путем: у нас нет опыта предшествующих поколений, поэтому ищем, экспериментируем, открываем новое.
А роговой оркестр – это «живой оргАн», в котором каждый музыкант играет только одну ноту, но это очень ответственно. Подумайте только: «Лунная соната» для музыкантов рогового оркестра – это последовательность из 1862 отдельных нот, и лишь безошибочное воспроизведение каждой ноты превращает эти отдельные звуки в музыку Бетховена.
Публика чувствует, что то, что происходит на сцене, – за гранью человеческих возможностей. А музыканты оркестра пересекают эту грань на каждом концерте, работая в области сверхспособностей.
— Но ведь кто-то, наверное, приходит на концерт рогового оркестра, чтобы просто увидеть что-то необычное, диковинное?
— На концертах я каждый раз наблюдаю поразительный эффект. Действительно, сначала слушатель просто видит нечто необычное – этакий разобранный по трубам орган в руках у музыкантов. Но, когда звучит музыка, визуальное перестает иметь значение – всё сосредоточивается на звуке. И это завораживает, люди погружаются в звучание рогового оркестра.
Происходит невероятное: человек «очищается» музыкой. Слушатели, плачущие на наших концертах, привычное явление.
— Это похоже на музыкальный катарсис?
— Вероятно, близко. Люди душевно исцеляются. Звучание рогового оркестра избавляет от душевной боли, и человек переживает своеобразное душевное перерождение. При этом никакой магии – только физика. Это происходит под влиянием вибрации инструментов, а люди звукопроницаемы.
Роговой оркестр – это уникальный, божественный инструмент. Мне кажется, что он даже не придуман человеком, а дан нам свыше. Мой отец, дирижер Александр Поляничко, однажды сказал:
«Музыка должна возносить над действительностью».
Думаю, что роговая музыка создана, для того чтобы возносить нас. А сам роговой оркестр настолько совершенен, что не мы совершенствуем его, но он совершенствует нас.
— Вы как музыкант пришли к роговой музыке через валторну и стали художественным руководителем фестиваля валторнистов. Что ждет публику на нынешнем, пятом фестивале?
— Так сложилось, что сначала я обучался профессионально как валторнист. Само название инструмента «валторна», кстати, переводится как «лесной рог». У этого инструмента яркие краски звука, и ему свойственно теплое, выразительное звучание.
Петербург, где проходит фестиваль, – это ледяная красота. Вероятно, именно поэтому в Северной Венеции так полюбили теплое звучание валторны. На нашем Фестивале традиционно собирается хор валторн.
В конце XX века хор валторн собирал наш учитель – валторнист Виталий Михайлович Буяновский. В память о нем и этот фестиваль, и хор валторнистов. На нынешнем фестивале в этом хоре будут участвовать солисты из Италии, Финляндии, Швейцарии и, конечно, из России.
— Как и в прошлые годы, роговой оркестр участвует в финальном концерте фестиваля. Какой сюрприз ждет слушателей?
— Конечно, премьера «Адажио» Самюэля Барбера, а еще в этом году вместе с роговым оркестром будет звучать армянский дудук. Это инструменты, сопоставимые и по древности, и по звучанию.
На дудуке будет играть замечательный музыкант и мой педагог Вардан Арутюнян.
Четыре года назад роговой оркестр выступал в Ереване, и там мы впервые «зазвучали» вместе с дудуком. Я так полюбил этот инструмент, что привез его из Армении и здесь, в Петербурге, начал учиться играть. Теперь у меня в сумке всегда лежат три важнейшие для меня вещи: дирижерская палочка, дудук и фотоаппарат.
— Когда вы достаете дирижерскую палочку и дудук, понятно. А когда и что фотографируете?
— Достаю фотоаппарат только тогда, когда понимаю, что столкнулся с неповторимым. За много лет накопилось не так много снимков, на которых остались чувства, время, люди. Но каждый из них для меня важен.
Ирина Тарасова