30 ноября 2017 российскому композитору Эдуарду Артемьеву исполнилось 80 лет.
Это интервью было опубликовано пять лет назад, накануне 75-летия композитора.
Юбиляр рассказал РИА Новости об опере “Преступление и наказание”, хоккеисте Харламове, кабинетных крысах, интернете и теплом лете.
На счету современного российского классика Эдуарда Артемьева музыка более чем к двумстам фильмам, добрая половина которых вошла в “золотой фонд” отечественного кино — “Солярис”, “Зеркало”, “Сталкер”, “Свой среди чужих, чужой среди своих”, “Раба любви”, “Сибирский цирюльник”, “Сибириада” и многие другие.
В академических кругах Артемьева неизменно называют лидером русской электронной музыки — он первым стал сочинять пьесы для синтезатора.
Впрочем, в его композиторском “портфеле” сегодня есть сочинения самых разных жанров для самых разных составов. Особое место занимает в нем опера “Преступление и наказание” по Достоевскому — сочинение, объединившее классическую традицию и рок-культуру.
Артемьев работает в небольшой, очень уютной домашней студии, буквально начиненной аппаратурой. Именно здесь, не выходя из дома, он предпочитает и общаться.
Дядя Федя — страдалец земли русской
— Эдуард Николаевич, 75 лет — серьезная дата. Я думала, будет фестиваль, ретроспектива ваших фильмов. А ничего подобного нет. Как так?
— Ну, это не ко мне вопрос, но вообще я не люблю все это. Мне было бы очень неловко и неудобно. Вот как все есть — так и замечательно.
— Но один большой юбилейный вечер все же запланирован — в Санкт-Петербурге?
— Да, 11 декабря. Впервые мой концерт состоится в Большом зале Петербургской филармонии, и это для меня большая честь: там Чайковский, Стравинский играли свою музыку.
А идея возникла совершенно неожиданно. В мае в Петербурге проходит ежегодный фестиваль — встреча почетных граждан разных городов. Так как я почетный гражданин города Балтимора, США, меня вспомнили и пригласили.
Там зашла речь о том, что у меня будет юбилей, и вот тогда мне и предложили такой концерт. А я уже раньше работал с дирижером Игорем Пономаренко.
— Часто композиторы используют юбилей, чтобы впервые исполнить новые произведения. У вас какие-то премьеры будут на этом концерте?
— Так как это филармонический зал, то в первом отделении будет симфоническая музыка разных лет, не связанная с кино: сюита “Хороводы”, симфоническая поэма “Океан” (она была сделана после написания музыки к картине “Солярис”), часть Концерта для фортепиано.
В общем, в первом отделении только премьеры и будут, так как в Питере публика всего этого еще не слышала. А во втором отделении зазвучит уже музыка кино, но специально адаптированная для исполнения в концертах.
Эдуард Артемьев: «Кончаловский хотел делать спектакль по следам событий на Болотной»
— Многие ждали, что к вашему юбилею наконец-то поставят “Преступление и наказание” — сочинение, которому вы отдали более 30 лет своей жизни.
— Это вообще очень тяжелая на подъем вещь оказалась. Как она долго сочинялась, с большими трудностями, такая, видно, и судьба у нее. С постановкой очень сложно.
У нас же несколько раз все срывалось. Собирались делать в театре Станиславского, но все рухнуло из-за дефолта 2008 года.
Сейчас идут переговоры, чтобы сделать концертное исполнение в зале Чайковского. Но это целая история тогда будет — большой оркестр, рок-группа, репетиций нужно будет много. Но я бы очень хотел ее услышать.
Я недавно был в поездке по Дальнему Востоку, были встречи со студентами колледжей Владивостока, Хабаровска, Южно-Сахалинска. Я показывал отрывки из “Преступления и наказания”, и их очень живо воспринимали!
Так что, я думаю, это все-таки возможно, тем более что интерес-то к этой опере есть. Московские театры, правда, не предлагали, а вот питерский театр “Рок-опера” просто мечтает ее поставить.
В Екатеринбурге театр тоже просил, шли переговоры. Но мой продюсер Александр Вайнштейн говорит, что предлагаемые условия его не устраивают. Они с Кончаловским хотят это сделать на уровне Бродвея. Но это огромные деньги.
— “Преступление и наказание” всегда с вами: на одной стене вашей студии большой цветной постер с презентации пластинки, на другой — прямо перед глазами – портрет Достоевского.
— Да это из детства еще портрет. У моей тети он висел над кроватью. Я, помню, спросил ее маленьким мальчиком, лет семь мне было: “А кто это такой?” Она мне ответила: “Это дядя Федя, страдалец земли русской”. Я это запомнил на всю жизнь. Никогда не думал, что меня судьба вот так с ним сведет.
Главное — это услышать режиссера
— Знаю, вы зиму страшно не любите. Планируете после петербургского концерта поехать в теплые края, отдохнуть?
— Зиму я не выношу, это правда, но сейчас у меня большая работа. Компания “ТРИТЭ” предложила написать музыку к фильму “Легенда № 17” о Харламове. Меньшиков там играет тренера Тарасова.
Хороший, кстати, фильм получился, режиссера Николая Лебедева я могу поздравить. Хотя для меня картина оказалась очень трудной — там огромное количество музыки, я просто задыхаюсь под прессом времени.
Впрочем, легких работ у меня вообще не было, потому что это всегда большая ответственность. Тебе доверяет режиссер, множество людей надеются на тебя. Подвести их — страшный грех для меня, поэтому я всегда выкладываюсь до конца.
— Сколько у вас картин? Можете назвать точную цифру?
— Где-то 190 художественных, еще мультфильмы есть. Всего около двухсот.
— Вы как-то сказали, что без киномузыки не состоялись бы как композитор. Поясните: это значит, что вас бы не исполняли, или же что у вас не было бы необходимого опыта, благодаря которому вы стали тем, кем стали?
— И то, и другое. Когда пишешь все время “в стол”… лично меня это очень угнетало. Я прошел обычный путь, который проходили все начинающие композиторы в советское время: министерство культуры, издательства, радио.
И везде был отказ, никого моя музыка не интересовала. Видимо, она действительно была нехороша в то время (смеется). А вот в кино все получилось: познакомился с Михалковым, потом с Тарковским.
Мой “отец” в кино Самсон Самсонов убедил меня, что я могу это делать. Так и пошло дело, в кино я смог реализоваться. И потом это ежедневный тренаж, возможность слушать свою музыку. Благодаря этому я неплохо знаю оркестр и другие смежные музыкальные культуры — электронику, рок-музыку.
Все это я изучал, пропускал через себя. Это неоценимый опыт. И если бы не это, то жар сочинительства у меня, скорее всего, угас бы. Я преподавал тогда в Институте культуры, вот так бы и остался, наверное, преподавателем.
В кино я решаю локальные задачи. Они бывают разными, в этом-то особый интерес и заключается. Я работаю во всех жанрах — буквально вплоть до пожарных оркестров. И мне это всегда любопытно.
Никита Михалков: «Мы говорим – музыка, подразумеваем – Артемьев»
— В каждом интервью вас спрашивают, как вам работалось с тем или иным режиссером. Вы отвечаете, что Тарковский мечтал снять фильм вообще без музыки, что Кончаловский очень привередлив, а Михалков заражает нужной эмоцией, но, так или иначе, легких отношений тут не бывает.
А нарисуйте воображаемый портрет идеального режиссера, с которым композитору Артемьеву работалось бы комфортно и приятно?
— Это два типа режиссеров. Первый, который не вмешивается и принимает все, что я делаю безоговорочно. Все-таки я не просто с потолка беру музыку — я чувства вкладываю, у меня контакт с картиной.
Но таких режиссеров нет, обязательно они чего-нибудь да хотят (смеется). А второй вариант — это человек, как Михалков, который командует: “Тут вот так, тут так и тут вот так”. Это я тоже очень люблю.
— Вас это не ущемляет?
— Совершенно не ущемляет. Когда-то Самсонов мне сказал: “Внимательно слушай, что тебе говорит режиссер, он один знает, чего он хочет. Иногда словами это не высказать — нужно показать, чужой пример привести или даже заставить”.
Я эти слова запомнил навсегда, хотя поначалу сам с ним пытался спорить. Сейчас для меня это железное правило: главное – это услышать режиссера.
— Разные режиссеры, разные картины. Как удается настраиваться на нужную волну, делать в музыке именно то, что стопроцентно совпадает с экранным образом?
— Материал сам все делает: смотришь его, и он на тебя воздействует. Мне дана способность мимикрировать от фильма к фильму. Я себя чувствую свободно, могу и люблю работать в разных стилях.
Скоро вот проект с Михалковым будет — фильм “Солнечный удар” по Бунину. Михалков захотел, чтобы главной темой была ария Далилы из оперы Сен-Санса “Самсон и Далила”. Где-то в бунинском наследии он прочитал, что писатель любил эту арию. Мне это очень понравилось, я сам люблю эту музыку.
И у меня уже опыт был такой с Михалковым в фильме “Несколько дней из жизни Обломова”. Там из “Нормы” Беллини ария знаменитая Casta Diva, я весь фильм делал на вариациях этой музыки с огромным удовольствием.
— Вы много лет работаете с Кончаловским и Михалковым, ваши фильмы стали классикой. Но их относительно недавние ленты провалились: “Утомленные солнцем-2” и “Цитадель” Михалкова собрали ужасную критику, “Щелкунчик и крысиный король” Кончаловского тоже был встречен крайне прохладно.
Вашу работу, впрочем, не ругали. Но вы переживали за коллег?
— С Михалковым это чистая политика, к искусству никакого отношения не имеет. Это просто безобразие, беспредел и свинство. Да вы почитайте, что в интернете пишут — какое-то сведение счетов, вкусовщина сплошная.
Михалков сделал две замечательные картины, потом они так же войдут в классику. Все это в России уже было: чем больше ругают сейчас, тем потом будут больше хвалить. Для меня это совершенно ясно.
С Кончаловским все немного сложнее. Он полностью пересмотрел концепцию, и в этом была причина неприятия. И еще это ошибка продюсирования. Когда один продюсер, молодой парень, мне об этом сказал, я просто обалдел.
Если бы это была не рождественская сказка, а фильм к Хэллоуину, где вся изнанка, обратная сторона востребована, то у фильма был бы огромный успех — он сделан мастерски. Но неправильный ориентир поставил его вне нужного ряда. Это поразительная ошибка и режиссера, потому что Андрон делал продолжение волшебной сказки, а получился совсем другой мир.
— Так вы переживаете, когда подобные неуспехи случается?
— Да нет, ну что там переживать. Это же не адские муки (смеется). У меня был в свое время чудовищный провал — фильм “Чудный характер” режиссера Воинова. Эдвард Радзинский написал сценарий для Татьяны Дорониной.
Мы с таким треском провалились! Обругали тогда всех поголовно. Меня обычно не ругают, но тогда досталось и весьма. Ну и что? Все прошло. Остался такой вот смешной факт биографии.
172 часа музыки. А нет ли еще?
— Судя просто даже по нашему разговору, фильмы у вас идут потоком. Вы его прерываете хоть иногда?
— Прерываю, потому что уставать стал. Сейчас, Бог даст, две картины сделаем. Еще одну предложили в Голливуде, после нового года я должен дать ответ.
Скоро будет столетие Рудольфа Валентино, знаменитого героя-любовника немого кино, суперкрасавца. Поразительное лицо, удивительный актер. И очень рано умер. Вот решили сделать фильм о нем, часть сцен будет в стилистике немого кино. Мне уже прислали требования, это очень интересно.
https://www.classicalmusicnews.ru/interview/eduard-artemev-vozmozhnosti-muzyiki-bezgranichnyi/
— Вы себя как-то назвали кабинетной крысой и заявили, что, ваша бы воля, вы всю зиму не выходили бы из дома. Не боитесь информационного голода?
— Нет, интернет не даст скучать. Хотя я его не люблю, потому что это в подавляющем большинстве случаев машина для “пудрения мозгов” и впаривания разных товаров. Вот сейчас пишут, что будет конец света, значит, явно хотят протащить какую-то сомнительную идею или что-то впарить. И срочно.
— В защиту интернета скажу все же, что в нем много музыки, в том числе редкой.
— Ну, это да. Есть даже музыка, которая когда-то записывалась в кинотеатрах на кассетные магнитофоны. Мне тут как-то написал один молодой человек: “Эдуард Николаевич, у меня 172 часа вашей музыки… А нет ли еще?”
— Просидеть дома всю зиму… Может уехать туда, где тепло?
— Знаете, я некоторое время жил в Лос-Анджелесе, там вечное лето. С тех пор моя мечта жить в вечном лете. Но в России так устроено, что вся работа почему-то случается зимой. Поэтому мечта пока что остается мечтой.