Почему-то пословица «Яблоко от яблони недалеко падает» имеет отрицательную коннотацию. Хотя плоды порою бывают как раз прекрасного качества.
Знаменитый дирижер и педагог Виктор Сергеевич Попов, который на протяжении многих лет руководил Московским хоровым училищем, воспитал целую плеяду замечательных и даже, можно сказать, выдающихся музыкантов, которые продолжили его великое дело – дело служения Музыке. На страницах этого издания читатель уже мог познакомиться с творчеством некоторых из них, в частности Василия Ладюка и Дмитрия Корчака, российских певцов, сделавших блистательную карьеру.
Для них открыли свои двери первые оперные театры мира: Ла Скала, Метрополитен-опера, Ковент-Гарден, Опера Гарнье, ну и конечно, Большой и Мариинский театры. Из воспитанников Попова вырастали музыканты, но не только певцы.
Один из ярких и самобытных последователей Попова нашел свой путь в другой области музыкального творчества: Денис Власенко выбрал для себя профессию дирижера, успешно сочетая работу в оперных театрах с руководством симфоническими оркестрами без преувеличения по всему миру. Он желанный гость во всех странах и на всех континентах. Его охотно приглашают знаменитые оркестры и театры. Выдающиеся певцы являются его партнерами.
Мирус Холланд: – Ваш первый учитель Виктор Сергеевич Попов неоднократно повторял, что хоровое училище и Академия хорового искусства готовят не певцов и не дирижеров-хоровиков, а музыкантов. Как вы это понимаете?
Денис Власенко: – Всю жизнь буду помнить эту его фразу. Это означает отношение к профессии в целом.
Московское хоровое училище им. Свешникова не готовит узких специалистов, но воспитывает музыкантов широкого кругозора и интересов. В этом есть свои плюсы и минусы.
Думаю, для каждого человека невероятно важно получить качественное фундаментальное образование именно в детстве. В этом смысле мы, выпускники МХУ, были счастливцами. Наша концертно-гастрольная жизнь и наше обучение разительно отличались от обучения наших сверстников, которые учились в обычных школах.
– Почему после получения базового образование с вокальной и дирижерско-хоровой специализацией вас потянуло все же в сторону оперно-симфонического дирижирования?
– Я, как и большинство ребят, увлекался пением. После мутации был долгий период поиска «своего голоса». Мне безумно хотелось петь. Я изучал разные школы, читал много вокальной литературы, слушал огромное количество музыки и певцов, занимался с разными педагогами по вокалу. Одновременно шло мое развитие и как хорового дирижера.
Но на каком-то этапе я понял, что мне просто не хватает вокальной природы, чтобы сделать серьезную карьеру оперного певца. В то же время мой дирижерский путь складывался куда более успешно. Я понял, что мне нужно идти в этом направлении.
Только годы спустя и особенно сейчас я понимаю, как много мне дали изучение вокала и индивидуальные занятия им для понимания природы пения и работы с певцами.
– Виктор Сергеевич, выдающийся музыкант и крупный педагог, был влюблен в свою работу и глубоко предан ей. Он обожал своих учеников – всех: и хороших, и не очень удачливых. По сути, они были его семьей. И все же были среди них такие, кого он выделял особо. В частности, и вас. Он обладал поразительным чутьем на талант. У вас было ощущение семьи, братства в училище?
– У Виктора Сергеевича, безусловно, было чутье на талант. Поскольку, как он сам говорил, «у нас других и не берут», то старался быть внимательным ко всем ребятам в нашей «хоровушке».
Естественно, у него были свои любимчики, в которых он верил и за развитием которых наблюдал c особым вниманием. Но в целом условия для всех были равны. Не могу сказать, что было ощущение “семьи”, “братства” – да.
– Один из принципов системы воспитания и профессиональной подготовки Попова предполагал сочетание обучения и концертной деятельности, в частности на большой сцене с большими артистами в нашей стране и за границей. Оправдала ли себя, на ваш взгляд, эта система?
– Как я уже сказал, одним из главных достоинств нашего обучения являлась активная концертная деятельность. Тот опыт, который мы приобрели, выступая с ведущими музыкантами мира, пройдя через огромный репертуар и многочисленные концерты в детстве, служит серьезной основой, дает знания и мотивацию для дальнейшего овладения профессией.
Уже тогда благодаря такой системе обучения мы, можно сказать, уже были в определенном смысле профессионалами.
– У Попова и академии были налаженные связи, в частности с Национальным филармоническим оркестром России и его руководителем Владимиром Спиваковым, с которыми вам довелось выступать еще в пору обучения. Это как-то повлияло на выбор профессии?
– Нет, не повлияло. Меня пригласили в стажерскую группу НФОР, уже когда я был студентом Московской консерватории, в которую я поступил после окончания Академии хорового искусства.
– Вам нужно было получить специальное образование? По существу, вы начали свою деятельность в качестве дирижера в Новой Опере. Этот театр стал в свое время, можно сказать, новым словом в оперном искусстве нашей страны. Поэтому название в какой-то степени символично. В чем была, по вашему мнению, его новизна?
– Я начал свою дирижерскую деятельность немного раньше. Меня пригласили в Новую Оперу, уже когда у меня были контракты в Италии.
К сожалению, я не застал Колобова, но почти все мои коллеги, успевшие поработать с ним, с восхищением отзываются о нем как о дирижере. Что касается его редакций опер, то лично я всегда предпочитаю оригинал. И не вижу смысла в “улучшательстве” уже созданных шедевров.
С другой стороны, название этого театра, как никакое другое, обязывает браться за произведения современных композиторов и осуществлять смелые режиссерские постановки.
– Начало вашей международной карьеры связано с музыкой Россини, с постановкой его оперы «Путешествие в Реймс», причем в родном городе Россини. Это была случайность или осознанный выбор?
– Во всем, как всегда, виноват его величество случай. Через своего друга я познакомился с агентом, который показал записи моих выступлений маэстро Альберто Дзедда, ушедшему, к сожалению, от нас в этом году, и именно Дзедда пригласил меня на фестиваль в Пезаро. Таким образом я дебютировал в Италии, после чего последовали и другие ангажементы.
– Является ли Россини для вас особым композитором или одним из…? Для слушателей музыка Россини представляется ажурно-воздушной, легкой. Певцам, чтобы добиться этого легкого, ажурного звучания, нужно много и упорно потрудиться Труд, честно говоря, адский. А какой она представляется дирижеру?
– Россини, безусловно, один из моих любимых композиторов, и я многим ему обязан. То, о чем вы спрашиваете, и является, на самом деле, задачей дирижера – добиться такого звучания, работая с оркестром и с певцами, научить их чему-то, если необходимо. Мне кажется, этим и ценен дирижер.
– Я наблюдал за судьбами художников, ну, в широком смысле, и у меня сложилось впечатление, что часто Бог отпускает человеку определенную меру таланта, и когда она израсходована, художник выдыхается. Такое я замечал у творческих людей, включая артистов, писателей. Классические примеры – тот же Россини, Шолохов. Есть и другие примеры. Как вы считаете, в вашей профессии такое возможно? Она ведь не менее творческая.
– Думаю, возможно. Я наблюдал за карьерами людей, блестяще начинавших в молодости и деградировавших творчески и этически в зрелом возрасте. Такое происходит, к сожалению, нередко: никто от этого не застрахован. Профессия и успех постоянно тебя испытывают на прочность.
– Человек в своем творческом развитии до определенного момента идет по восходящей, и каждое новое дело ему настолько интересно, насколько оно что-то ему в этом отношении дает. Что вам дает проект Большая опера? Ну не из-за денег же вы пошли туда?
– Ну конечно же не из-за денег. Их там, кстати, не так уж и много (смеется).
Для меня прошлогодний проект стал как раз хорошим «испытанием на прочность». Я, естественно, смотрел отдельные выпуски предыдущих сезонов и видел работу моих коллег. Но до конца не представлял всей «кухни» этого процесса.
Надо сказать, что работа на телевидении имеет особую специфику: очень сжатые сроки, огромный репертуар, большое количество людей, с которыми приходится общаться, масса условий, не учитывать которые ты не имеешь права. Всего этого я не знал, пока сам не столкнулся с этим в период съемочного процесса.
Вот в такие моменты понимаешь, как важно быть профессионалом в своем деле. И я рад, что прошлый сезон вышел весьма удачным на канале «Культура» и в этом году программа была номинирована на премию ТЭФИ.
Что мне дал этот проект? Новый опыт, который всегда полезен.
– В определенном смысле вам повезло: вы выросли и сформировались в то время, когда уже не было ограничений на выезд, т. е. у вас была возможность с детства, а позднее и в работе познакомиться с мировыми исполнительскими традициями. К последователям какой школы вы себя причисляете?
– Мое формирование как музыканта складывалось из близкого общения с моими педагогами и концертным опытом в составе хора училища им. Свешникова. Всегда буду помнить наши репетиции и концерты с Евгением Федоровичем Светлановым. Пожалуй, он оставил самый незабываемый след в моей памяти. Одно слово – глыба!
– Я имел возможность познакомиться с творчеством выдающихся дирижеров. Самое большое впечатление на меня произвели Евгений Мравинский и Клаудио Аббадо. Кто из коллег по цеху интересен вам? Не в том смысле, чтобы подражать или учиться, а так отвлеченно, с позиции слушателя, у которого сердце может заходиться и дыхание перехватывать.
– Несмотря на то, что сегодня маркетинг, пиар и бизнес очень плотно вошли в классическую музыку и стало все сложнее отличать стоящее от поддельного, есть дирижеры, за творчеством которых я наблюдаю с интересом. Например, Владимир Юровский мне представляется просто выдающимся дирижером современности, заслуживающим еще более высокое положение в мире, чем то, которое он уже занимает. Думаю, что со временем так и будет.
Более того, сегодня уже есть целое поколение молодых артистов (певцов и дирижеров), которые ярче и талантливее тех, кого мы привыкли постоянно видеть на афишах филармоний и оперных театров.
И все же путь каждого музыканта и его карьера неисповедимы… (улыбается).
– Одаренные люди могут и в иной сфере проявить свой необычайный талант. Так, Рудольф Нуреев и Пласидо Доминго в конце карьеры стали за дирижерский пульт. И отзывы уважаемых коллег из дирижерского цеха были вполне комплиментарны.
Прошлым летом я был свидетелем дебюта вашего однокашника Дмитрия Корчака, сделавшего блистательную карьеру тенора бельканто, в качестве дирижера на музыкальном фестивале в швейцарском Сионе. Нужно признать, что он был очень убедителен.
Мне интересно ваше мнение. Это баловство, «профессиональная прихоть», пусть и талантливая, к которой нужно относиться снисходительно – талантов такой величины, как правило, принимаешь во всех ипостасях, – или все же это серьёзно?
– Мне кажется, что Дмитрий Корчак, как никто другой, имеет право дирижировать (смеется). Начнем с того, что он дипломированный дирижер-хоровик. У него прекрасные и понятные руки, он большой музыкант с огромным исполнительским опытом. Видно, что ему это нравится и что он хочет расти дальше. Почему нет?
Он, точно, будет это делать лучше многих «профессиональных» дирижеров. А его имя будет ему только помогать.
– Что вас больше привлекает – оперная или симфоническая музыка? Нужна ли при этом специализация?
– Это все равно, как спросить, что вы больше любите – кофе или вино? И то, и то прекрасно.
В работе с симфоническим оркестром и с коллективом музыкантов оперного театра есть своя специфика, которая, соответственно, требует особого подхода. Мне интересно и то, и другое. Главное – найти общий язык с оркестром при исполнении музыки, передавая заложенный в нее автором смысл… со всеми нюансами.
– Композицией не балуетесь?
– Не балуюсь (смеется). Нет ни тяги к этому, ни особого таланта.
– Я наблюдал одно явление, я видел дирижера, в частности Клаудио Аббадо, на репетиции, а затем в концерте. Признаюсь, первое для меня было интереснее. Кстати, я нашел подтверждение этому в книге Анатолия Эфроса «Репетиция – любовь моя».
А у вас какое отношение к репетиции? Где, на самом деле, рождается искусство?
– Сложно сказать. Думаю, это все очень индивидуально. Я тоже наблюдал одного весьма модного у нас дирижера, у которого репетиции были интереснее, чем сам концерт. И наоборот, видел работу другого маэстро, который мало репетировал, но на концерте было полное ощущение большой проделанной работы. Загадка.
– Вы принимали участие в постановках опер в разных странах. Как складывались ваши отношения с режиссерами с учетом возрастания их роли в процессе создания спектакля?
– Вы знаете, мне доводилось общаться как с выдающимися мэтрами, такими как Грэм Вик или Роберто де Симоне, так и с весьма слабыми режиссерами, которые иногда даже не понимали смысла того, что они ставят… В последнем случае приходилось брать инициативу на себя и помогать артистам на сцене.
За работой Грэма Вика я наблюдал открыв рот, потому что он мастер экстра класса и работает очень детально, можно сказать, по школе Станиславского.
– Ваше отношение к «режопере» и современным тенденциям в оперном искусстве? «Травиата» в Ла Скала и «Снегурочка» в Опера Бастий Чернякова, «Тангейзер» Кулябина в Новосибирской опере, «Пиковая дама» Александрова в Новой Опере? Вы же еще имели возможность видеть спектакли Покровского. Что вас больше греет?
– К режиссерам у меня отношение простое: он должен быть РЕЖИССЕРОМ, и у него должен быть ТАЛАНТ. Точка. Что касается современных постановок, искажающих смысл произведения, и вечного спора о том, что и на какой сцене должно идти, я считаю, что в таком городе, как Москва, например, есть место под солнцем и режиссерскому театру, и музейным академическим постановкам. А уж Большой театр, располагающий двумя сценами, точно может совмещать это, как никакой другой.
У зрителя всегда должен быть выбор, на что пойти. Если вы продвинутый слушатель и вам уже скучно на «академических» спектаклях, вы идете на смелые постановки скандальных режиссеров. Но если вы совсем молоды и решили впервые посмотреть, скажем, «Евгения Онегина» Чайковского, то я считаю, лучше начать с хрестоматийной постановки. И тот же Большой театр обязан вам предоставить эту возможность.
– Если несколько отойти от оперы, какие виды искусства вас привлекают?
– Я очень люблю архитектуру и скульптуру… больше, чем живопись. Прозу больше, чем поэзию. Фотографию очень люблю.
– А драматический театр? Какой театр, какой режиссер и почему?
– Театр очень люблю, но время – его катастрофически не хватает. Я в опере-то не все успеваю посмотреть, а уж драматический театр и подавно…
С детства люблю Малый театр, Мастерскую Фоменко, Сатирикон, МХТ… К сожалению, повторюсь, не всегда есть возможность попасть на хорошие спектакли.
– Что питает ваш творческий порыв?
– Любовь.
– Для ответа на мой вопрос маловато, но многозначительно.
– Говорю, как думаю.
– Ваше образование и исполнительский опыт с детских лет дают вам преимущество по сравнению с другими дирижерами – вы хорошо знаете обе стороны. Чего скрывать, многие дирижеры плохо слышат певцов, часто заглушают их. Я слышал вас в концертах, где пели ваши однокашники Ладюк, Татаринцев, Диденнко. С ними проблем нет. А с не своими как? Я знаю, у вас предстоят концерты с Марией Гулегиной. Авторитет не давит?
– Солисты бывают разные. У каждого свой характер, и к каждому нужен особый подход. С кем-то моментально складываются хорошие отношения и взаимопонимание, к кому-то нужно привыкнуть. Ну, бывают и такие, что уж скрывать, с которыми больше не хочется встречаться.
А вот с Анной Нетребко, например, мы впервые выступили вместе этим летом в Ташкенте. Несмотря на то, что было очень мало времени для репетиций, мне кажется, у нас был хороший контакт на сцене.
С Марией Гулегиной мы познакомились два года назад, когда у нас случился стихийный, но очень хороший концерт в Большом зале Московской консерватории, после которого мы и подружились.
И Мария, и Анна обладают невероятным сценическим магнетизмом, который очень важен для любого артиста. Работа с Марией меня захватывает целиком и полностью. Авторитет не давит, потому что, несмотря на то, что она выдающаяся певица с мировым именем, на сцене мы партнеры и коллеги. И она как настоящий партнер дает это понять.
С нетерпением жду снова наших концертов – 1-го ноября в Москве и 15-го ноября в Санкт-Петербурге.
– Это, очевидно, как раз тот случай, когда любовь питает творческий порыв. Желаю вам побольше таких творческих встреч и любви.
Мирус Холланд, “Living Italy“