В год сорокалетия знаменитого ансамбля Les Arts Florissants («Цветущие искусства») и 75-летия Уильяма Кристи, главы «Цветущих искусств», Концертный зал имени Чайковского предоставил сцену для показа очередных достижений вокальной академии Le Jardin des Voix («Сад голосов»).
Это особый образовательный проект: молодые (до 30 лет) певцы из разных стран раз в два года приезжают во французскую провинцию Вандея, где у Кристи дом семнадцатого века и при нем большой сад, воссозданный образец садово-паркового искусства, Сад и дал название всему проекту. Так объединились три страсти Кристи – старинная музыка на исторических инструментах, идея сада как парадиза и желание передавать опыт и знания молодежи.
Месячное интенсивное обучение музыке и пению – в обширном диапазоне от барокко до венских классиков – заканчивается постановкой спектакля в полуконцертной версии, с которым Кристи, его оркестр и молодые солисты отправляются в гастрольный тур. На этот раз в Москву привезли «Мнимую садовницу» Моцарта. Сочинение восемнадцатилетнего Моцарта, опера, действие которой происходит в саду, история про юных влюбленных, спетая и сыгранная их ровесниками.
История трех любовных пар (две – господа, одна – слуги) сложно запутана в либретто. Маркиза, переодевшаяся садовницей, чтобы отомстить – а на самом деле простить – слишком ревнивому жениху, пырнувшему ее ножом и уверенному в ее смерти. Этот жених-граф, ополоумевший от внезапной встречи с «покойницей» и заново воспылавший страстью.
Новая невеста жениха, которую безответно любит ее преданный (во всех смыслах слова) поклонник. Дядя невесты, старый ловелас, ухажер мнимой садовницы. Служанка дяди, кокетничающая со слугой маркизы вплоть до самой свадьбы. Вернее, трех свадеб.
Персонажи кружатся в водовороте любовных интриг, комических положений, классовых надменностей, недоразумений в темноте ночи, непонимания и горя, чтобы к финалу обрести счастье. На сцене есть маленький, вполне условный сад, в виде пары-тройки цветущих деревцев и подиумов, увешанных гирляндами.
Режиссер Софи Дейнман как бы ничего и не придумала: ну, становятся на колени, хватаются за сердце, простирают руки, пылают гневом, предаются кокетству. Рыдают и хохочут в резиновых сапогах и садовых перчатках. А впечатление, как от полноценного спектакля – так все толково и осмысленно. Да и ввести в действие умеют сразу: слуга-садовник, уже в образе персонажа, предложил публике выключить мобильные телефоны, игриво-уместно смешав жизнь и театр, а также помянув по-русски – в качестве примера любви – Петра и Февронию из Мурома.
Публика в зале улыбалась не только музыкальным прозрениям и дорожкам в собственное будущее автора «Так поступают все», «Дон Жуана» и «Свадьбы Фигаро». Юный Моцарт написал такую музыку, что традиция хэппи-эндов в опере восемнадцатого века нам сейчас кажется не искусственно-бодрой реакцией века, верящего в разумное добро, а единственно возможной. Как будто нам хотели сказать, что человек рожден для счастья. Всегда и во что бы то ни стало.
Так что изумленно–улыбчивое выражение лица, с которым люди слушали «Садовницу», проистекало от переживания этого дефицитного чувства. И остроумия, с которым Моцарт и его либреттист рассказали ( в опере – буффа) историю любви, живучей, как сорняк. Где, например, ветреный жених сравнивается с подсолнухом, который качается туда-сюда. Кстати, аналогии с садом получал и сам автор музыки, как раз по поводу «Садовницы»: современник прозорливо писал, что,
«если Моцарт — не тепличное растение, он, несомненно, станет одним из величайших композиторов, которые жили когда-либо».
Ну, и исполнение, конечно.
“Не знаю, кто сверху на нас смотрит, но кто бы там ни был, очевидно, мы ему нравимся”,
– сказал Кристи на пресс-конференции. Не знаю, кто вложил в руководителя «Цветущих искусств» и «Сада голосов» так много таланта, вкуса и энтузиазма, но результат всем нравится.
Это, как и в случае с относительно недавними московскими гастролями Джона Элиота Гардинера, не подлежит обсуждению, поскольку максимально приближается к объективной истине.
«Я хочу, чтобы Моцарт звучал очень по-новому»
– кредо дирижера, в которое входят не только стремительные, как рост вьюнка, темпы оркестра, упомянутая в либретто «сладость флейт и гобоев», программная легкость атаки струнных, внятное позвякивание клавесина в «секко», взаимное внимание музыкантов к парадной камерности исполнения и единство общего музыкального дыхания.
Ни одна барочная валторна не врала, а говорят, что такое невозможно. И поразительно, как выпукло и «вкусно», и вместе с тем непринужденно доносит оркестр программную «изобразительность» моцартовских шалостей. Все эти моменты суеты и переполоха, головокружение страсти, крики о жестокости судьбы и сладость победы, нарочитую иллюзию пасторали в сцене «безумия» или объяснения в любви в иностранной манере, когда герой от отчаяния «переходит на французский и английский языки, а музыка подхватывает эти попытки, пародийно воспроизводя «чужестранные» стилистические идиомы». В общем, прав один из героев оперы: всё «разыграно, как по нотам».
В части пения – выверенный баланс певческих голосов, отменная дикция, точность голосоведения, внятность речитативов, общий стильный шарм, одновременно смешливый и лирико-драматический. Главное, – шарм, тонкое поэтическое лукавство, стилевое попадание в яблочко, исключающее парадоксы типа тех, о которых саркастически рассказывал Кристи: для некоторых певцов, которых ему довелось слышать, Моцарт как будто жил после Верди и Малера. А тут не знаешь, кто лучше, хотя слуги, так уж получилось, пели чуть менее выразительней, чем господа. Но это если ловить блох. А если не ловить, то просто назову имена.
Рори Карвер – кудрявый и бодрый «старик», Мариасоле Майнини (та самая садовница, раздираемая плохими воспоминаниями, с теплым, глубоким тембром голоса), изумительно звонкий контартенор Тео Эмар (отвергнутый поклонник невесты, партия, написанная Моцартом для сопраниста), Дебора Каше (расчетливая невеста, угрожающая садовыми ножницами, когда терпит крах в любви, но контраратенор ее утешит). Мориц Калленберг (граф с сочным, гибким тенором, сперва – галантный пижон а-ля Дон Жуан, потом – оголенный нерв). И пара вполне пробивных, но чувствующих (по системе «и крестьянки любить умеют») слуг – Сретен Манойлович и Лори Лодж–Кемпбелл.
Легкие, подвижные, искрящиеся голоса плюс недюжинные актерские навыки и раскрепощение на сцене. Интернациональная арт-тусовка, ставшая единым целым, словно символический образ объединенной Европы, выраженный в искусстве совместного пения. Ведь оперный ансамбль есть гармония взаимопонимания. Или, как говорит Кристи о необходимом в «Садовнице» чувстве общего,
«команда, где никто не пихает друг друга локтями. Моцарт такого не вынесет».
Следующим проектом Академии «Сад голосов» будет опера Генделя «Партенопа». Надеюсь, что ее гастрольный тур тоже пройдет через Москву.
Майя Крылова