В театре «Новая опера» прошел традиционный Крещенский фестиваль, в нем три программы. Концертное исполнение «Золушки» Массне, «Перевернутый концерт», где публика сидела на сцене вместе с музыкантами, и вечер с ораторией Кайи Саариахо «Страсти Симоновы» и музыкой Бриттена и Хиндемита.
Новый музыкальный руководитель «Новой оперы» Валентин Урюпин считает, что фестиваль-2022 обнимает
«несколько столетий музыкальной культуры и разные жанры, от оперы до оратории, от камерных произведений до электронной музыки: образ Женщины, обрамляющий программу, и неожиданный перевертыш в середине».
Нынешний фестиваль небольшой, но у Урюпина честолюбивые планы. Грядущие Крещенские фестивали «будут огромны», а нынешний – просто мониторинг ситуации: куда двигаться? Ответ, кажется, такой: нешлягерная классика, новая музыка, незатасканные имена и названия, эксперименты по подаче материала.
«Золушка» – оммаж классике, и опера Массне, которую нечасто исполняют, слушается как по маслу. Автор музыки многое для этого сделал. Богатая оркестровка, обилие эффектов, яркая палитра эмоций, чудеса фактуры. Теплая доверительность, живое любовное чувство, нелинейная изобразительность, музыкальное остроумие. Тонкие градации звука между прозрачностью и плотностью, чувственность, возвышенность, желание понравиться публике. Тут есть все.
Если станет скучно от красивой благостности (это бывает нечасто у широкой публики, но встречается у продвинутых в постмодернизме индивидов), можно изучать уровень мастерства. Как изобретательно (но не иллюстративно) композитор, к примеру, показывает легкие пляски эльфов в зачарованном лесу и бытовые козни, эфемерность сна и грузную поступь педанта, сельские радости и городскую суету, вопль и шепот. И вообще, в зимней Москве с ковидом эта «сказка фей» как глинтвейн в мороз. Тем более что в элементах театрализации действия фигурировало звездное небо.
Оркестр был внимателен и чуток к нюансам, слышна тщательная работа маэстро с музыкантами, хотя мне не всегда хватало легкости дирижерского темперамента. Певческий состав (главные партии) не поразил, но порадовал, причем не только приглашенная французская солистка, носительница языка и стиля. В этой опере фактически соревнование сопрано, что добавляет интриги неторопливой истории.
Антуанетта Денефельд спела «рыдания любви» принца Шармана с мечтательно-страстной меланхоличностью, данной композитором этой партии (она написана для меццо-сопрано).
Но и свои голоса не подвели: солистка «Новой оперы» Елизавета Соина (Люсетта-Золушка) продемонстрировала, как поется в опере, «породу, манеры, отвагу». Валерия Бушуева (Фея) пела, может быть, чуть напряженно на верхних нотах, но всё правильно, и красивым тембром. Коучи приветствуются.
Конечно, не подвел хор «Новой оперы», слаженно играющий голосами то в слуг, то в придворных, то в сильфов.
Для коллективного пения во многом предназначался и последний вечер фестиваля. Два из трех представленных опусов (кроме концерта для валторны с оркестром Хиндемита) предполагали участие хора. Это Восемь средневековых стихотворений для хора а-капелла Бриттена и российская премьера оратории Кайи Саариахо «Страсти Симоновы». Хиндемитом и Саариахо дирижировал Валентин Урюпин.
Бриттен, в позднем цикле которого («Духовное и мирское») смешались традиции госпела, староанглийской музыки и находок 20-го века, звучал то весело, то печально. Многоголосие извилисто ветвилось, каноны говорили о земных радостях как преддверии неземного счастья, юмор переплетался со скепсисом и страхом (размышления о могиле: «и дом мой будет перед носом, и на весь мир мне будет наплевать!»). Руководитель хора Юлия Сенюкова железной рукой вела подопечных к успеху.
Что касается пятнадцатиминутного Хиндемита, то валторна солиста Хосе Висенте Кастелло, чья мировая карьера, судя по программке, весьма успешна, не прозвучала с надлежащей точностью интонации. Бывает.
А музыка, между тем, занимательная. Уже составом инструментов (деревянные духовые, струнные и литавры), рождающим цепь внутриконцертных миниатюр с постоянным изменением темпов. Вполне рафинированный, до старомодной изысканности, оркестр Хиндемита – и некая «грубость» валторнового звучания, сам тембр. Получается барышня и хулиган, город и деревня, люмпен и умник. А в финале – смычка, общая примиряющая лирическая нота.
Главное внимание публики было сосредоточено на оратории. Ведь случилась российская премьера опуса, о котором газета «New York Times» писала:
«это скорее медитация, чем опера, с музыкой мистической, угловатой, состоящей из эпизодов, бурлящей».
Музыка устроена как поиск истины: нелинейно. И парадокс, подмеченный дирижером: бурная страстность призвана рассказать об аскетизме, а громкость – о тишине.
Саариахо взяла за основу либретто Амина Маалуфа (постоянного соавтора), чтобы – в традиционной форме пассиона – напомнить о короткой жизни Симоны Вайль, философа и религиозного мыслителя, прошедшей мировоззренческий путь от социального левачества и марксизма до лично понятого жертвенного христианства. Вайль умерла в Англии в 1943 году, ей было 34 года, потому что добровольно, в зрак солидарности с узниками нацизма, урезала свой паек до нормы, принятой в концлагерях. Пятнадцать эпизодов-остановок «крестного пути» в оратории соответствуют замыслу: показать, как говорила Саариахо, «судьбу хрупкого человека, погруженного в великие идеи». Тонкости преобразования звуков оркестр Урюпина разделил с сопрано Ириной Боженко и Марией Буйносовой. И конечно, с хором-резонером, подхватывающим детали истории.
Рассказывает ассистент Урюпина, дирижер Азим Каримов:
«Считаю, что это очень важное событие для музыкального мира Москвы. Кайя Саариахо — живой классик. Но при этом, к сожалению, её творчество мало знают не только наши слушатели, но и профессиональные музыканты.
Первое, что меня удивило при знакомстве с партитурой Страстей, что почти все «необычные» исполнительские приемы абсолютно академичны. Удивило, т.к. я познакомился с этой музыкой сначала ушами, а уже потом увидел ноты, и, конечно же, ожидал встретить большое количество не только экстраординарных приемов, но и экзотических инструментов.
Состав исполнителей достаточно классический: парный состав оркестра, арфа, челеста, смешанный хор и солистка. (В версии «Новой оперы» их две). Правда, сразу впечатляют три огромные батареи ударных в дополнение к литаврам и любопытное использование заранее записанного голоса (цитаты из работ Симоны Вайль) и эффектов, которые звучат из шести колонок.
Как я уже сказал, все приёмы и указания автора абсолютно привычные: vibrato и non vibrato, ведение смычка по струне близко к подставке и над грифом, различные флажолеты у струнных и т.д. Этими привычными приемами Саариахо добивается необычной, самобытной сонорики. Да, есть всего несколько четвертитонов и буквально пару передуваний у флейт, но это скорее исключение.
Она мастерски работает с красками оркестра: буквально в каждом такте у почти каждого инструмента параллельно с привычными динамическими «вилками» Piano – Forte есть тембральные «вилки»: плавные переходы от одной краски инструмента к другой, иногда просто на одной ноте. Это сильное произведение и, несмотря на все страх и боль, которые пронизывают музыку, очень красивое. Ароматная красота, напоминающая о французской музыке.
Если можно было бы представить Дебюсси, который лет на 100 заснул в морозилке, недавно проснулся, огляделся, ужаснулся и написал музыку, — думаю, эстетика и атмосфера были бы чем-то очень похожи. Это прекрасный опыт, я очень рад, что принимал участие в подготовке такого события».
Майя Крылова