Все знают два баховских пассиона – «Страсти по Матфею» и «Страсти по Иоанну», а произведение по Евангелию от Марка вроде бы недоступно, хотя в 1731 году Бах его , как известно, написал.
Эта партитура считается утраченной. Но я не случайно написала «вроде бы». К счастью, значительная часть музыки сохранилась в других произведениях Баха. Музыковеды, в частности, обнаружили ее в «Траурной оде на смерть королевы Христианы Эбергардины» (2 хора и 3 арии) и «Кётенской траурной музыке».
Типичная для эпохи барокко – и для Баха – «пародия», перемещение (с определенной переделкой партитуры и конечно, текста) светской музыки в духовную. Или наоборот.
Есть у нас и текст либретто, написанного Пикандером.
Как тут не попытаться восстановить пассион полностью? Именно этим не раз занимались европейские музыканты последние полвека. Но если музыку (6 арий и 18 хоралов) в принципе можно восстановить без значительных потерь, то речитативы – партия Евангелиста прежде всего – полностью утрачены.
Реконструкторы «Марка» чего только не делали, чтобы решить эту проблему.
Кто заимствовал музыку из прочих сочинений Баха (немилосердно подгоняя ее при этом под размер слов и фраз либретто «Марка»). Кто писал заново, но специально делая это в современном духе. Тем самым подчеркивая контрастную связь времен и свое, дескать, «невмешательство» в баховскую классику. Эффект, конечно, был, но такой же, как от стеклянной пирамиды в Лувре: сопоставление полярностей как повод новых смыслов.
Когда немецкому клавесинисту, композитору и исследователю Йорну Бойзену заказали очередную законченную версию «Страстей по Марку», он выбрал иной путь. Самый, возможно, вызывающий. Бойзен был уверен, что
«барочный композитор ни за что не стал бы переносить речитатив из одного сочинения в другое».
Делать инородные заплатки ему тоже не хотелось. В результате – ради сохранения единства – он написал речитативы сам. Заново. В барочном стиле. Заведомо подставляясь под пули ревнителей «священного наследия». И не только их создал, но и одну не найденную арию – Angenehmes Mordgeschrei («Приятный смертный крик») с гобоем д* амур, и утраченные хоры-turbae, «выражающие злое начало драмы и прямую речь толпы». При том, что бОльшая часть музыкального текста «Страстей по Марку» – первый и последний хор, арии и хоралы – это, конечно же, Бах.
Работа заняла год.
За это время Бойзен по много раз перечитал не только нужные трактаты Маттезона, Штольца и других, но и книги по философии, риторике и эстетике, даже кулинарные книги того времени. Для того, чтобы, как он говорит,
«проникнуть внутрь эпохи, говорить и мыслить как человек барокко, чтобы стать «барочным композитором».
Погрузиться в нужное соотношение сильных и слабых долей, в мир клавесинных «задержаний», в структуру выдержанного генерал-баса и меняющегося такта. В знаменитую баховскую звукоизобразительность, когда на словах «проснитесь, вставайте» мелодия непременно движется вверх.
Труды по философии нужны для понимания ментальности того времени. А почему кулинарные книги? Они, говорит Бойзен, учат точности, и одновременно – «импровизировать и добавлять». То и другое необходимо в барочном музицировании и вокале. Ведь «когда написано «возьмите горсть сахара», ясно, что горсть у всех разная», а хороший повар поймет, что готовить нужно не только по рецепту, но и зная, как именно этот рецепт читать».
И необходимо еще учитывать особенности протестантского сознания, не столь «пышного», как католическое, во всем, в том числе, и прежде всего – в богослужении.
Версию, премьера которой прошла в 2011 году в Нидерландах, теперь привезли в Москву. В Большом зале «Зарядья» ее исполнили оркестр Pratum Integrum и хор Intrada, Бойзен как дирижер и клавесинист. И солисты: Диляра Идрисова (сопрано), Полина Шамаева (меццо-сопрано), Беньямин Глаубиц (тенор) и Юлиан Редлин (бас). Два последних – участники голландской премьеры.
Это исполнение было даже визуально красивым: полукругом расположенные оркестр и хор, желтый орган – позитив, синий клавесин… Привлекательно и то, что на большом экране за сценой транслировался синхронный русский перевод текста.
По мнению автора версии,
«барокко – это аффекты. Ели человек в произведении того времени умирает, он никогда не будет петь красиво».
То есть выразительность – главное. Правильность без нее скучна и неточна. Некорректна, как сказал Бойзен. Ведь возмущались же некоторые современники Баха, что на его пассионах чувствуешь себя, как в театре. Это по Бойзену, ключ к прочтению.
Но театр бывает разным. Сам дирижер доказал это, работая с Бахом и умно, и радостно, без тени нажима и картинности, просто с головой погружаясь в музыку, ювелирно дозируя форте и пиано. Оркестр (струнные, две виолы да гамбы, две флейты, два гобоя (плюс гобои д’амур), континуо – фагот, виолончели, контрабас, орган и клавесин) был творчески послушен. И в общем слаженном «концерте», и в облигатных звучаниях.
Восхитительный хор Intrada спел «Восстань, человек, из греховного сна» или «Ободрись, опечаленное сердце» торжественно. Но не слишком. Патетически, но так, чтобы это касалось каждого. И правда, можно было ободриться. Особенно в унисонной ладности красивейшего скорбного хорала «Господи, я оступился». И в полифонии «толпы», выкрикивающей – под клавесин Бойзена – духовную агрессию.
Если пользоваться этим критерием – «выразительность», то Диляра Идрисова и Беньямин Глаубиц (евангелист) испытание Бахом прошли успешно, их слегка экзальтированная взволнованность (в рамках точно выдержанной вокальной формы) была очень к месту. Юлин Редлин (Иисус) – пел не так страстно, как внимательно и тщательно, точнее, страсть была интеллигентно запрятана вглубь. А Полина Шамаева – безразлично-странно: она словно докладывала обстановку, не более. «Спаситель мой, тебя я не забываю». Хорошее упражнение в вокале, да.
Сам Бойзен не называет свое детище реконструкцией. Скорее дополнением и завершением.
«Если мы действительно считаем Баха богом, мы должны узнавать его снова и снова»,
– говорит он.
Что же в итоге? Метафизика и музыкальная «физика» пассиона была типично баховской. Эпос лирика и драма соотносились между собой вполне органично. «Швов» между старым и новым замечено не было. Расчет и эмоция все время дружили. И далеко не все, даже специалисты, смогли определить, какая из арий принадлежит не Баху. Так что попытку следует считать удавшейся.
Майя Крылова